Он преследует его в самых страшных снах.
– Чего… Чего вы хотите?
– Прежде всего, оставьте в покое Алису Дехане. Вы не будете ее лечить. Вы оставите ей ее воспоминания. В следующий раз я не буду так снисходителен.
– Но… При чем тут Алиса? Какое она имеет к этому отношение?
Пистолет со страшной силой обрушивается ему на голову.
– За кого вы меня принимаете?
Люк стонет, с трудом поднимает голову.
– Я ничего не понимаю!
– И не пытайтесь понять, вот и все.
– Я не могу отказаться от пациентки! Никогда в жизни!
Вздох.
– Вообще‑то, несмотря ни на что, Грэхем, я вас уважаю, вам это известно? Мозгоправы знают, как ранить людей, знают лучше других, от них куда больше толку, чем от пыток. Слова имеют такую власть, а в мозгах у людей столько всяких извращений, и все это только и ждет, как бы вырваться наружу и расцвести пышным цветом. Вам, наверное, много чего довелось услышать, а, Грэхем? Сколько женщин рассказывали вам, как их в детстве трахали родные отцы? А вы‑то своего не упустите, а? Вы их тоже имеете? А уж Алиса Дехане вам много порассказала, я думаю?
– Вы ненормальный.
Луч фонаря начинает метаться.
– А красотка Доротея? Как она поживает?
Люк трет висок, потом смотрит на кровь на кончиках пальцев.
– Вы знаете Доротею?
– Конечно. Я все про вас знаю. Про ваших больных, про ваши недостатки, про ваши достоинства… Бедный папа умер на теннисном корте, мама киснет в доме престарелых, и так далее. – Луч фонаря светит то в один глаз, то в другой. – Алиса не поправится. Выкиньте ее, как мусор. Послушайтесь, Грэхем, или вы сдохнете. Если придется, я займусь хорошенькой бабенкой, с которой вы сегодня ужинали в ресторане. Как там ее зовут? Жюли Рокваль?
– Она тут ни при чем, оставьте ее в покое!
– Отлично, мы друг друга поняли. Есть еще кое‑что. Этот тип, которого вы поместили в свою клинику…
Люк подносит руку ко лбу:
– Диск с записями из центра, фотографии, бланк госпитализации. Это были вы.
– Когда вы меня от него избавите?
Люк делает глубокий вдох.
– Господи боже мой, о чем вы?
– Вы прекрасно меня слышали.
– Я… Я не могу сделать ничего такого. Он в больнице, он не скоро выйдет оттуда, и…
– Значит, убейте его в больнице. Судя по всему, она не так уж хорошо охраняется. Даю вам два дня, чтобы найти способ. До послезавтра вечером.
– Вы… Вы больны… То, что вы сделали, переходит все мыслимые границы.
– Может быть. И может быть, если бы в мире было побольше таких, как я, мир стал бы лучше. Ну, так мы договорились по поводу этого человечка?
Люк не отвечает, но его молчание красноречивее слов.
– Великолепно. А теперь… Надо сжечь все материалы по Дехане. Записи, ваши бумаги, все.
– Прошу вас, я…
– Если мне придется повторять вам еще раз, это может плохо кончиться.
Люк встает, совершенно разбитый, и идет в столовую. Там он открывает шкаф и достает оттуда небольшую коробку.
– Все здесь. Кассеты, мои записи, рисунки Алисы.
– Вы уверены, что это все? А в кабинете у себя вы ничего не прячете?
– А что еще я могу там прятать?
– Не валяйте дурака, а пойдите‑ка лучше и принесите мне все кассеты из автомобиля.
– Нет… Не…
– Идите!
Люк в отчаянии подчиняется.
Незнакомец кивает головой:
– Хорошо, хорошо. В огонь…
Люк открывает топку и бросает туда коробку, кассеты.
Один из самых трудных поступков за всю его жизнь. Пляшущие языки пламени жадно пожирают свою добычу. Проходит не больше пяти минут, и все превращается в пепел. Все слова Алисы, самая суть терапии… Люк застывает, глядя, как испаряются результаты его работы. Алиса… Ее изломанная память, ее травмы… Все улетело.
Голос принимается за свое:
– Теперь – жесткий диск из вашего компьютера.
– Там нет ничего, что…
– Значит, вам не жалко будет мне его отдать. Давайте!
Люк послушно идет к кабинету. Открывает корпус системного блока, вырывает провода. Неизвестный сует жесткий диск в карман.
– Ладно, Грэхем, извините, но мне пора. Убейте кататоника, оставьте в покое Алису, и больше вы никогда обо мне не услышите. Ваше прошлое останется позади, и вы счастливо доживете до старости. В противном случае вас ждет ад.
Фонарь гаснет. В темноте Люк чувствует, как что‑то ударяется о его грудь.
– Вот, держите, можете добавить к своей коллекции.
Еще какое‑то движение и хлопок входной двери.
Люк, шатаясь, встает. Опирается ладонями о стену. Весь дом дрожит и, кажется, вот‑вот обрушится вместе с миром, со всем его миром, который уже рухнул.
Он разражается слезами.
Потом с трудом зажигает свет. Напавший на него человек швырнул ему вырезку из газеты с черно‑белым снимком, снятым с той скалы, откуда упала машина его жены.
Глубокая внутренняя рана вновь открылась.
Люк, доведенный до отчаяния, падает и кричит.
Вопль раненого зверя – он никогда не подумал бы, что способен издать такой звук.
Обессилевшая Алиса сидит на пассажирском сиденье, поджав колени к груди, и недоверчиво смотрит на Фреда. Волосы прилипли ко лбу, очки забрызганы грязью. Дождь за окнами фургона понемногу стихает.
– И что это все значит? – спрашивает Фред, отрывая на мгновение взгляд от дороги. – Господи, Алиса, что такое с тобой творится?
Поскольку девушка не отвечает, он старается успокоиться и продолжает уже гораздо мягче:
– Я увидел, что ты никак не возвращаешься, и стал волноваться.
Алиса смотрит на него как‑то странно:
– Из‑за тебя
папуле
– Это доктор Грэхем. Отвези меня, отвези меня.
Фред хмурится:
– Сколько тебе лет?
Алиса отвечает не задумываясь. Она чешет коленку, как будто хочет сковырнуть корку.
– Восемь.
Фред готов поверить, что он обращается к какому‑то другому человеку, с собственными понятиями, с собственной мимикой.
– И как тебя зовут?
– Николя.