Ваша мать была тут совсем одна. С ней рядом должен постоянно кто‑то находиться.
Доротея подходит к креслу и снова поворачивает его к окну.
– Когда мама еще могла говорить, она больше всего любила вид из этого окна. Она просиживала тут часами в качалке и читала любовные романы. И что‑то напевала.
Слова звучат фальшиво, женщина говорит словно заученными фразами. Как можно наслаждаться видом военного кладбища?
– У вашей матери синдром «запертого внутри», верно?
– Да, правильно.
– Нарушение мозгового кровообращения?
– Несчастный случай.
– С кем я могу связаться, чтобы получить информацию о ней? С медицинским центром в Берк‑сюр‑Мер?
Доротея хмурится:
– А зачем вам информация? Вы думаете, нам тут нужна социальная служба?
– Человек, пытавшийся покончить с собой, вряд ли может заниматься уходом за такой тяжелой больной. По правде говоря, я не понимаю, почему клиника не…
– Моя мать получает отличный уход, за ней наблюдают компетентные специалисты по лечебной физкультуре, физиотерапевты, врачи. Мой отец полностью переоборудовал все в доме, чтобы у мамы были все возможные удобства, разве вы не видите? Вы представить себе не можете, как он о ней заботится. Уже много, много лет все идет прекрасно. А теперь – уезжайте!
Доротея поворачивает инвалидное кресло.
– Посмотрите на маму, вам кажется, что она истощена? Нет? Вы представляете себе, что это такое – уход за больной с синдромом «запертого внутри»? Представляете себе, чем он пожертвовал? Так что нечего приезжать сюда и угрожать нам. Я вам искренне советую – уезжайте, пока отец не вернулся.
– Почему? Он что, склонен к насилию?
Доротея, не мигая, смотрит на нее.
– Что вы пытаетесь узнать? Почему моя сестра никогда и никому о вас не говорила?
Жюли выдерживает ее взгляд.
– По той простой причине, что мы с вашей сестрой еще не знакомы.
– Вот как. Я могу на вас пожаловаться. С чего мне вам верить? Откуда мне знать, что вы не желаете моей сестре зла?
Румянец заливает бледные щеки Доротеи, ее взгляд полон холодной злобы. Жюли решает разрядить обстановку:
– Помимо всего прочего, я работаю в клинике Фрейра, это психиатрическая больница в Лилле. Несколько дней назад мы нашли на автобусной остановке мужчину, совершенно неподвижного, не способного говорить. Такое состояние называется кататонией. Он был голый, только прикрыт одеялом.
– И что?
– На этом одеяле были следы менструальной крови, и анализ показал, что она принадлежит женщине с редчайшей группой крови, так называемой бомбейской.
Доротея выглядит растерянной. Жюли продолжает, она понимает, что действует в правильном направлении.
– Выяснилось, что в этой области живет только одна женщина с такой группой крови, и это – ваша сестра.
Внезапно Доротея испытывает острое желание прислониться к стене.
– Когда? Когда вы нашли этого мужчину?
– Утром во вторник. Вас что‑то тревожит?
Кажется, что Доротея унеслась мыслями куда‑то очень далеко, у нее забегали глаза. Она трясет головой. Вокруг темнеет, тяжелые облака заволакивают небо.
– Конечно, это меня тревожит. То, что вы рассказываете, так… запутанно.
– Но это правда.
Доротея ходит взад и вперед, сжимая и разжимая руки. Все та же напряженная походка, горделивая осанка.
– Ну хорошо, бомбейская кровь. А почему женщина с этой кровью должна обязательно жить в этой области? Разве моя сестра – единственная в мире?
– Результат простых логических рассуждений. Но вы правы, стопроцентной уверенности нет.
Но вы правы, стопроцентной уверенности нет. Однако, если потребуется, мы сделаем анализ ДНК.
– Анализ ДНК моей сестры?
– Да.
Доротея мечется как лев в клетке, в ее поведении чувствуется что‑то взрывное. Жюли неоднократно наблюдала больных маниакально‑депрессивным психозом в маниакальной стадии, и они вели себя точно так же, это были люди с обнаженными нервами.
Внезапно Доротея подскакивает к Жюли, кладет руку ей на спину и направляет в сторону кухни.
– Не нужно, чтобы мама все это слушала, зачем ее напрасно волновать?
– Ох, простите, я…
– Вы не обратили внимания, это естественно. В детстве я вела себя так же.
Доротея открывает шкаф и достает два стакана.
– Садитесь. Воды? Сока?
– Стаканчик воды, спасибо. Такая жара…
– Мой отец все время мерзнет, поэтому у него постоянно включено отопление.
Она идет к холодильнику. Жюли смотрит на нее с завистью. Очаровательная женщина, с изящной фигуркой, идеальными чертами лица. Она могла бы быть стюардессой или манекенщицей.
Доротея наполняет стаканы.
– Думаю, что эта история касается меня в такой же степени, что и Алисы, так что можете мне все рассказать. Мы с ней – гомозиготные близнецы, и у нас одна группа крови.
Жюли чуть не давится.
– Про… простите меня! Я…
– Меня не было в вашем списке?
– Нет.
Светлые глаза Доротеи устремляются куда‑то за спину Жюли.
– Наверное, потому что я практически никогда не ходила к доктору Данби.
Жюли ни на минуту не забывает о своей цели: понять.
– А ваша сестра часто ходила… к врачу?
– В детстве Алиса без конца болела. Ангины, простуды, даже летом. Я не припомню, чтобы у меня хоть раз брали кровь на анализ. Может быть, когда я была совсем маленькой… совсем не помню.
– В любом случае, вы не занесены в регистр.
Жюли залпом допивает воду, ей кажется, что она попала в какую‑то совершенно нереальную ситуацию. Синдром «запертого внутри», бомбейская кровь, теперь еще и близнецы… Она достает из кармана фотографию кататоника.
– Вот мужчина, о котором я говорила, вы его знаете?
Доротея берет снимок, внимательно разглядывает.
– Ни… никогда не видела.
– Вы ответили неуверенно.
Доротея снова склоняется над фотографией, слегка хмурит брови.
– Да, я немного колебалась, потому что у меня вдруг возникло странное ощущение. Но я его точно не видела. И кто это, как вы предполагаете?
– Вот этого‑то мы и не знаем. Я думала, что вы или ваша сестра в курсе.
Доротея качает головой:
– Увы, нет. Что касается сестры, я бы очень удивилась, если бы она оказалась как‑то замешана в эту историю. Она живет в Булонь‑сюр‑Мер и редко выходит из дома.
Жюли слегка кивает, убирая фотографию, потом достает другую.
– А это вы узнаете?
Доротея бросает взгляд, снимок явно поразил ее.
– Нет‑нет… Я… Я никогда не видела этого одеяла.
– Вы уверены?
Доротея медлит с ответом. Она лжет, Жюли готова дать голову на отсечение.
– Вполне.
– Если бы вас попросили сдать кровь на анализ ДНК, вы бы согласились?
Девушка не отвечает.
– Мадемуазель?
Доротея овладевает собой, ее голос снова звучит дерзко:
– А зачем? Вы считаете, что я вру?
– Я этого не говорила.
– Может быть, вам сказать, когда у меня была менструация?
Она упирается, это доказывает, что с фотографией Жюли попала в десятку. Девушка узнала одеяло с голубыми полосками.