Но все оказалось несколько сложнее: Кудрофф, даже оказавшись в Лефортове, помогать следствию отказался наотрез.
— Я требую встречи с британским консулом, — словно заведенный повторял профессор, — и я не скажу вам ни слова без переводчика и адвоката.
Так продолжалось примерно с четырех до пяти часов утра, и Соломин признал, что без радикальных мер не обойтись, — просто потому, что в девять утра объявится консул, затем адвокат и все многократно усложнится.
— Ну что ж, мистер Кудрофф, — на превосходном английском языке произнес он, — к огромному сожалению, вы так и не поняли, во что ввязались… а между тем ваши шансы выйти отсюда — хоть когда-нибудь — тают на глазах…
Кудрофф насторожился, но в полемику ввязываться не стал, и Соломин вызвал конвой.
— Доставьте профессора в комнату для применения спецсредств.
Конвойный бросил в сторону британца исполненный сомнения взгляд и почесал затылок.
— Врача вызывать?
Соломин оценивающе оглядел профессора с головы до ног.
— Пожалуй, да.
Прекрасно понимающий русский язык, но решительно не понимающий, что, собственно, происходит, профессор облизал губы.
— Мне не нужен ваш врач. У меня есть свой. Я не доверяю русской медицине.
Соломин, соглашаясь, кивнул и, пропуская конвойных, отошел к столу.
— Честно говоря, русская медицина к нашей, лефортовской, имеет лишь очень косвенное отношение. У вас там, в академиях, свои требования к врачам, а у нас, в контрразведке, — свои.
Кудрофф заметно заволновался, но его уже взяли под руки и поволокли к выходу.
— Вперед. Вперед, тебе сказали!
С жутким, леденящим кровь лязгом открылась металлическая дверь, и профессор охнул и подался назад. По коридору мимо дверей кабинета за ноги волокли окровавленное безжизненное тело.
— Вашу мать! — заорал на конвойных Соломин. — Вы что, полминуты подождать не могли?! Сколько вас учить?!
— Что, все за гуманизм борешься, Юра? — заглянул в кабинет врач в забрызганном кровью, когда-то, видимо, белом халате и с щипцами в руках. — Без году неделя здесь работаешь, а уже учишь?
Соломин покачал головой и глянул на истерично бьющегося в руках конвоя и все прекрасно понимающего британского профессора.
— Знаешь, я тоже не слишком люблю эту братию, — покачал он головой, — но меру знать все-таки надо.
— Вот поработаешь здесь с наше, Юрик, и ты будешь ее знать, — проронил идущий мимо офицер без кителя и с закатанными по локоть рукавами и заорал на замешкавшихся, склонившихся над окровавленным телом конвойных: — Что вы телитесь! Быстрее дохлятину надо убирать!
— Я скажу! — прохрипел обвисший на руках своих конвойных Кудрофф. — Что вы хотите знать?
Схема
Конечно же, профессор не видел, как отмывается в туалетной комнате испачканная в «крови» с головы до ног «дохлятина», как не видел и ржущего над удачным розыгрышем «врача» в погонах прапорщика и смеющегося рядом офицера с закатанными рукавами. Спектакль удался, и можно было сказать, что полковник Соломин успешно сдал экзамен по Станиславскому, ибо единственный зритель — профессор Кудрофф — поверил и теперь торопливо отвечал на вопросы.
— Вам знакома эта девица? — совал ему под нос фотографию Сони Ковалевской и сыпал вопросами полковник Соломин. — Это она должна была выйти с вами на связь?
— Я не знаю этой девушки, — с готовностью, но некоторым недоумением отвечал британский профессор.
И полковник видел: прокол, гражданку США Ковалевскую этот профессор определенно не знает, иначе веки дрогнули б. И тут же, пока профессор не очухался от «спектакля», задавался следующий вопрос.
— А какая задача у Кантаровича? — совал ему в лицо очередную фотографию Соломин. — Какие именно сведения вы у него получали?
— Алек не есть важная фигура, — с честными глазами отвечал Кудрофф. — Я вообще не понимаю, почему вас интересует этот мелкий торгаш.
И Соломин опять видел: Кудрофф искренен, а вот у него очередной прокол. И вопрос за вопросом — проколов становилось все больше, а профессор тем временем все более и более убеждался, что ничего серьезного у русских на него нет. И лишь одна улика дала ясный, прекрасно читаемый результат.
Схема была найдена в записной книжке профессора: коротко, одними начальными буквами обозначенные московские улицы, развилки, перекрестки, крупные строения и жирные точки в четырех местах с цифрами рядом.
Если бы Соломин никогда не работал в разведке, он бы смысла этой схемы и не понял. Но точно такой схемой он сам на первом курсе «Вышки» обозначал места и время контрольных встреч с агентами — такими же студентами, как он. В случае неявки агента на указанное место в указанное время он считался проваленным.
Уже на третьем курсе будущий разведчик Соломин с легкостью удерживал десятки таких схем в голове, но понятно, что Кудрофф, человек сугубо гражданский, был вынужден пользоваться шпаргалкой.
— Это ведь место контрольной встречи? — сунул он профессору Кудрофф под нос его же записную книжку, и зрачки профессора скакнули.
«Есть!» — понял Соломин.
— С кем вы должны были встретиться в отмеченных вами пунктах?
— Это не то, что вы подумали, — решительно пошел в отказную Кудрофф. — Да, это план Москвы, но он не имеет никакого отношения к деловой части моего визита.
— А почему здесь указано время?
— Это не время, — с самым лживым выражением глаз начал отпираться Кудрофф, — эти цифры имеют для меня чисто символическое значение…
«Уже не скажет», — понял Соломин.
Профессор и впрямь оправился от шока, а главное, часы упорно бежали вперед, и до того мгновения, как здесь появится консул Британии, времени оставалось — всего ничего. Уж это для профессора было ясно.
В принципе Соломин мог обсудить с Кудрофф детали договора, заключенного между Институтом кибернетической физики и британцами, но здесь начиналась очень зыбкая территория, наполненная самыми разными юридическими тонкостями, — нахрапом не взять.
Титаник
Вернувшийся от Лены Черкасовой Артем вошел в свою квартиру около пяти утра. Катерины уже не было, а Соня, напротив, проснулась и уже, что называется, сидела на упакованных чемоданах.
— Я возвращаюсь домой, Артем, — тихо сказала она.
— Ты же говорила, что твой дом здесь, — осторожно напомнил Артем.
Соня покачала головой.
— Дома должно быть спокойно и безопасно — как в детстве, когда утыкаешься маме лицом в живот.
Артем снял и повесил плащ.
— А здесь?
Соня опустила голову.
— Здесь я себя чувствую затерянной посреди ледяного моря.
Артем присел рядом, обнял ее за плечи и притянул к себе.
— Как «Челюскин»?
Соня шмыгнула носом.
— Челюскин — это капитан «Титаника»? Тот, что и людей утопил, и сам утонул?
Артем покачал головой. Если и впрямь считать, что принадлежность народу определяется бессознательными коллективными образами, то они с Сонечкой принадлежали к разным народам.
Ибо там, где у него был образ оказавшихся на льдине посреди Ледовитого океана, казалось, обреченных, но все-таки спасающих друг друга людей, у нее было нечто иное: гибнущие пассажиры «Титаника» и десятки судов, спешащих мимо, потому что спасение пострадавшего не входит в их бизнес-план.
И вот с этим различием он поделать не мог ничего.
Консул
Андрею Андреевичу Павлову позвонили около шести утра.
— Этой ночью нашими доблестными чекистами арестован лауреат Королевской премии 1986, 1992 и 1998 годов, вице-президент столичного Королевского университета профессор Дэвид Кудрофф. Предварительное обвинение — шпионаж.
Павлов-старший поморщился. Он лучше многих представлял, к каким долговременным перекосам в отношениях стран приводят подобные аресты.
— А кто руководитель следственной бригады? — поинтересовался он. — Уж не Соломин ли?
— Точно. Юрий Максимович. Причем он арестовал не только Кудрофф, но и его коллег — уже с менее тяжкими обвинениями. И, само собой, есть один наш. Ну, этого за разглашение закатают даже без вопросов.
Андрей Андреевич задумался. После ничем не мотивированного задержания Сони Ковалевской он относился к деятельности Соломина довольно критически, но понимал, что у любого следствия есть свои резоны, и у Соломина они тоже могут быть. Оставалось два вопроса: вопрос к адвокату — соблюдение закона, и вопрос к МИДу — соблюдение международных приличий.
— Британский консул уже знает?
— Они нам и сообщили. Причем консул уже выехал в Лефортово и намерен там камня на камне не оставить.
Павлов тяжело вздохнул. «Камня на камне не оставить» — это было слишком громко сказано, но, учитывая профессорские регалии, неприятности у российской стороны будут в любом случае.
— Спасибо, — поблагодарил он и глянул на часы — 06.05, — я немедленно выезжаю в Лефортово.
Бомж
Без четверти семь утра Соломин узнал, что в Лефортово прибыл консул Великобритании, и это само по себе обещало много-много «веселых» событий. Так что когда без пяти минут семь сюда же прибыл Андрей Андреевич Павлов, Соломин почти не удивился и, проведя его в свой кабинет, рассказал старому опытному мидовскому работнику все как есть.
— Я вам гарантирую, Андрей Андреевич, это именно шпионаж.
Павлов-старший нахмурился.
— Откуда такая уверенность?
— У профессора найдена схема встреч с агентурой. Он, разумеется, в отказ пошел, но я же не первый год в разведке!
— А если вы ошиблись?
Соломин затряс головой.
— Это точно схема. Первая встреча буквально с минуты на минуту, ровно в семь, у газетного киоска на станции метро «Арбатская».
— А если никто не появится?
Соломин торжествующе потряс ксерокопией странички из записной книжки профессора.
— Здесь еще три места: в восемь утра, в девять и в десять ноль-ноль… Кто-нибудь да придет!
— Стоп, Юра! — поднял обе руки Андрей Андреевич. — Никаких «восемь», «девять» и тем более «десять» утра не будет. Или ты прямо сейчас предъявляешь доказательства, или ты отпускаешь профессора.
— Как так? — не поверил Соломин. — Я имею право до десяти суток его…
— Что? — окатил его ледяным взглядом мидовец. — Это не та публика, Юра. Это нелегала ты можешь хоть на электрический стул сажать, хоть на кол — все десять суток подряд, а профессор Кудрофф относится к сливкам британского общества, он — гордость своей страны!
— Он шпион, — бросил Соломин.
Павлов-старший протянул руку ладонью вверх.
— Доказательства.
Соломин поджал губы; ему нечего было положить на эту протянутую ладонь. И Андрей Андреевич это видел.
— Я знаю, чего ты хочешь, Юра. Ты хочешь иметь право десять суток подряд хлестать его по щекам — без единого на то веского аргумента, а затем просто сломать его через колено и заставить взять на себя то, чего он и в мыслях не держал.
Соломин опустил голову.
— Но ты должен понимать, — покачал головой мидовец, — Кудрофф — не беззащитная девчонка с русскими корнями, и, когда здесь появятся его адвокаты, ты, Юра, будешь выглядеть о-очень бледно.