А уж все вместе, превращенные хитроумным Скегги в хулительное стихотворение - нид, они приобретали силу затрещины.
Видга положил рыбу наземь и по-прежнему не торопясь двинулся назад.
Какое-то время Скегги еще стоял со стиснутыми кулаками, гордо подняв голову. Но у Видги явно была на уме кровь, и Скегги не выдержал - побежал.
Бегать от Видги было бесполезно. Как и сопротивляться. Видга был воином.
Он мгновенно прижал Скегги к земле и выкрутил ему руку.
-А теперь скажи мне что-нибудь более достойное, Скегги Скальд, если хочешь выкупить свою чумазую голову. Да побыстрей, пока я не привязал тебе камня на шею.
Скегги извивался от боли и унижения, но молчал. Из разбитого носа текла кровь. Видгу он не успел даже царапнуть. Видга сказал:
-Пожалуй, я обойдусь и без камня…
Оторопевшая было Звениславка подлетела к мальчишкам и рванула Видгу за плечо:
-Ты ведь бьешь его потому, что он слабее тебя! Видга поднял голову и усмехнулся:
-Этот трусишка никогда не возьмет в руки меча. Если бы он родился в голодный год, его велели бы вынести в лес. Это не воин, а лишний рот за столом!
Скегги рванулся и заплакал.
Звениславка проговорила раздельно, зная, что приобретет врага:
-Я думаю, это хорошо, что Хельги - брат твоего отца, а не твой. Ты уж точно приказал бы отвести его в лес…
Худшую пощечину трудно было придумать. Сперва Видга перестал даже дышать. Что учинить над ней за эти слова, убить?
Но нет. Внук Ворона не стал марать кулаков о такое ничтожество, как гардская девчонка. Он только сказал:
-Немалая неудача для меня в том, что Хельги велел называть тебя гостьей.
Он взял Скегги за шиворот и, подняв с земли, пинком отшвырнул его прочь.
-Что ты ему сказал такого обидного? - спросила Звениславка у Скегги, когда Видга ушел. - Я же ничего не поняла!
Скегги, все еще хлюпавший носом, неожиданно приободрился при этих словах. Они как будто напомнили ему о чем-то способном утешить его в самой лютой тоске. О таком, что он не променял бы даже на место за столом подле вождя!
-Все они здесь называют меня скальдом, - ответил он гордо. - Я попробовал меда!
Было так.
Давным-давно задумал одноглазый Один похитить волшебный мед… Тот мед, что придает вещую силу вдохновенным словам песнотворца, превращая их то в целительное, то в смертоносное зелье. А хранило его могучее племя злых исполинов. Но перехитрил Всеотец молодую великаншу, приставленную стеречь бесценные котлы. Удалось ему не удававшееся никому. Завладел Один медом, обратился орлом и во весь дух помчался домой, в Асгард, в Обитель Богов! Да только и отец великанши превратил себя в когтистую птицу, пустился вдогон.
Долго летел Один то над морем, то над горами. Уходил от погони и не мог схватиться с преследователем, потому что нес мед за щекой.
А когда наконец примчался домой, то первым делом выплюнул мед в подставленный Богами сосуд. И кажется людям, что капелька того меда досталась каждому, кого охотно слушаются слова. Но рассказывают еще, будто часть своей ноши Один все-таки проглотил. И разметал ее по земле вместе с орлиным пометом!
И вот эта-то доля меда досталась всем бездарным поэтам, всякому, кто именует себя скальдом, но никак не может им стать!
Был у двоих Виглафссонов еще и третий брат - Эрлинг.
Его жилище стояло на другом берегу фиорда, как раз между Сэхеймом и двором Рунольва Скальда.
Его жилище стояло на другом берегу фиорда, как раз между Сэхеймом и двором Рунольва Скальда. Люди не дали никакого имени этому дому. Может быть, оттого, что Эрлинг не держал дружины и не ходил в морские походы. Не было у него и боевого корабля. Для рыбной ловли и торговых поездок ему служила крепкая лодья с крутыми боками и вместительным трюмом - кнарр. А еще Эрлинг носил прозвище: Приемыш.
Было так…
Зима, когда родился Хельги, выдалась голодная. Настолько голодная, что многим пришлось вспомнить о страшном обычае выносить из дому новорожденных, которых не надеялись прокормить… В Сэхейме, правда, до этого не дошло. Но кое-кому приходилось совсем туго. Вот и случилось, что однажды вечером, когда Виглаф Ворон ехал к себе домой, его уха коснулся голодный младенческий плач.
Старый воин, должно быть, хорошо понимал, что означал этот крик. Но кто знает, что шевельнулось в его душе! Виглаф свернул с дороги прямо в лес.
Раздвинул еловые лапы, и его конь потянулся к незнакомому, но очень шумному маленькому существу.
-Неплохой день сегодня! - сказал Виглаф. И наклонился поднять малыша. - Думал я, что у меня двое наследников. А удача посылает мне третьего!
Он вырастил мальчишку вместе с Хельги. И никто не говорил, будто отличал его от двоих старших. Братья жили дружно. Когда Эрлингу минуло пятнадцать, настало время ввести его в род согласно закону. Виглафа к тому времени уже не было среди живых. Халльгрим сам скроил для брата священный башмак и поставил пиво для обряда. Хельги, крепко друживший с Эрлингом, больше всех радовался, что приемный брат стал полноправным.
Разлад между ними случился много позднее… Это ведь к Эрлингу чуть не из-за свадебного стола ушла от Хельги красавица невеста, зеленоокая Гуннхильд.
Гордый Хельги так и не простил ни его, ни ее. И в тот же год, когда журавли принесли весну и наступили дни переезда, Эрлинг пожелал жить отдельно. И ушел на другой берег фиорда выгораживать себе кусок одаля - наследственной земли.
Халльгрим тогда подарил ему кнарр. А Хельги даже не пришел посмотреть, как этот кнарр станут грузить…
Ту историю Звениславка услышала от кузнеца, бородатого Иллуги трэля.
-Я сделаю, что тебе нужно, - сказал старый мастер, когда Скегги объяснил ему про писало. - Но только не из бронзы. Я знал человека, у которого была язва на руке из-за бронзового запястья. И Хельги навряд ли подарит мне золотое кольцо, если еще и ты испортишь себе руку!
Иллуги вырезал гладкую палочку и насадил на нее тонкое железное острие.
Скегги помогал ему как умел, а Звениславка смотрела на них, сидя на бревне.
Хельги сперва запрещал ей работать и тем более водиться с рабами. Но потом передумал и разрешил ей делать все, что она пожелает. Он-то знал, много ли радости в безделье.
Кузнец отдал Звениславке писало:
-И не надо мне с тебя никакой платы, Ас-стейнн-ки. Потому что Хельги однажды выручил моего сына, и я этого не позабуду до огня и костра. И неплохо было бы, если бы ты стала поласковей на него смотреть. Или наколдовала своими рунами, чтобы он прозрел!
В середине лета в Сэхейм пришла весть о том, что Гуннхильд в третий раз подарила Эрлингу сына.
-Надо бы проведать их, - сказал Халльгрим хевдинг. - Уж, верно, у тебя, мать, сыщется для Гуннхильд добрый подарок!
Он знал, что говорил: умельцев в его дворе было хоть отбавляй. Плох тот, кто не умеет держать в руках ничего кроме меча. В Сэхейме пряли, ткали, вязали и шили, лепили глиняную посуду, резали деревянные ложки и костяные гребни.