Я читал это все. Даже мой начальник, наверное, все это читал.
– Так что кончается это тем, – говорит механик, – что ты всю жизнь ищешь отца и Бога.
– Необходимо смириться с тем, – продолжает он, – что Бог, возможно, тебя не любит. Возможно, он тебя просто ненавидит. Это не самое худшее, что может случиться в жизни.
По мнению Тайлера, если Бог обращает на тебя внимание, потому что ты ведешь себя плохо, то это все же лучше, чем если ему вообще на тебя наплевать. Возможно, потому что Божья ненависть все же лучше Божьего безразличия.
Если у тебя есть выбор – стать врагом Бога или стать ничтожеством, – что выберешь ты?
По мнению Тайлера Дердена мы – нежеланные дети Божьи. Для нас в истории не оставлено места.
Если мы не привлечем к себе внимания Бога, то у нас нет надежды ни на вечное проклятие, ни на искупление грехов.
Что хуже: ад или ничто?
Мы можем обрести спасение, только если нас поймают и накажут.
– Сожги Лувр, – повторяет механик, – и подотрись «Моной Лизой». Так, по крайней мере, Бог будет знать твое имя.
Чем ниже падешь, тем выше взлетишь. Чем дальше уйдешь от Бога, тем больше он будет желать, чтобы ты вернулся.
– Если бы блудный сын никогда не вернулся в отчий дом, – говорит автомеханик, – тучный телец был бы все еще жив.
Того, что ты исчислен вместе со звездами небесными и песком на берегу моря, еще мало.
Механик направляет «корниш» на старую объездную автостраду без разделительного барьера и снижает скорость до разрешенной. Салон «корниша» наполняется светом фар едущих за нами следом грузовиков, а мы продолжаем беседовать и наши лица отражаются в лобовом стекле. Мы едем, не превышая скорости. Соблюдая закон.
Закон есть закон, сказал бы Тайлер. Ехать с превышением скорости – то же самое, что устроить поджог. Устроить поджог – то же самое, что подложить бомбу. Подложить бомбу – то же самое, что убить человека.
Преступник всегда преступник.
– На прошлой неделе мы открыли еще четыре отделения бойцовского клуба, – говорит автомеханик. – Может быть, следующим отделением мы поставим руководить Большого Боба, как только найдем подходящий подвал?
На следующей неделе он повторит правила с Большим Бобом и поставит его руководить отделением.
Отныне, когда руководитель начинает встречу бойцовского клуба, все становятся вокруг лампочки в центре помещения, а руководитель обходит собрание по периметру в темноте.
Я спрашиваю, кто придумал это новое правило? Тайлер Дерден?
Механик улыбается и говорит:
– Вы же знаете, кто придумывает правила.
Суть нового правила в том, что никто не должен быть центром бойцовского клуба, объясняет он. Никто, кроме двух бойцов. Руководитель будет объявлять правила из темноты, обходя собравшихся по кругу. Люди в толпе будут смотреть на других людей через пустой центр помещения.
Так отныне будет во всех бойцовских клубах.
Найти бар или гараж, в котором разрешат проводить собрания клуба, не так уж и сложно. В баре, где до сих пор базируется один из первых клубов, они собрали арендную плату за месяц в один вечер.
Другое новое правило, говорит механик, заключается в том, что отныне все бойцовские клубы будут бесплатными. Вход не будет стоить ничего.
Механик выкрикивает в открытое окно встречным машинам, и поток воздуха, шуршащий по обшивке, заглушает его слова:
– Нам нужны вы, а не ваши деньги. Механик выкрикивает в открытое окно:
– Пока ты в бойцовском клубе, не имеет значения, сколько денег у тебя на счету в банке. Где ты работаешь – не имеет значения. Есть ли у тебя семья – не имеет значения. Кто ты такой – не имеет значения.
Механик выкрикивает в открытое окно:
– Твое имя не имеет значения.
Обезьянка‑астронавт на заднем сиденье подхватывает:
– Твои проблемы не имеют значения.
Механик выкрикивает:
– Твои проблемы не имеют значения.
Обезьянка‑астронавт восклицает:
– Твой возраст не имеет значения.
Механик выкрикивает:
– Твой возраст не имеет значения.
И тут механик направляет машину на встречную полосу, и огни встречных машин наполняют салон, холодные, словно штыковые удары. Сначала одна машина, а затем другая, мчатся на нас лоб в лоб, вереща клаксонами, но механик успевает уклониться в сторону и избежать столкновения.
Фары надвигаются на нас, огромные, гигантские, завывают клаксоны, но механик устремляется в самую гущу света, звука и шума.
– Твои ожиданья не имеют значения.
Никто не подхватывает эту заповедь.
На этот раз уклоняться приходится уже встречной машине.
Еще одна машина надвигается, мигая дальним светом, водитель жмет на сигнал, а механик выкрикивает:
– Спасенья нет.
И на этот раз механик не уклоняется от столкновения, позволяя это сделать встречной машине.
Еще одна машина, и вновь механик выкрикивает:
– Рано или поздно ты умрешь.
На этот раз, как только встречная машина сворачивает, механик кидает рулевое колесо в ту же сторону. Машина снова пытается уклониться, но механик опять идет ей наперерез.
В такие мгновения все у тебя внутри тает и растворяется. В такое мгновение ничего не имеет значения. Посмотри на звезды – и ты пропал. Твое имущество не имеет значения. Ничего не имеет значения. То, что у тебя дурно пахнет изо рта, не имеет значения. Снаружи темно, и гудят встречные машины. Тебе мигают в лицо дальним светом, и, возможно, тебе уже никогда не придется ходить на работу.
Тебе уже не придется ходить в парикмахерскую.
– Быстрее, – говорит механик.
Встречная машина сворачивает в сторону, и мы вновь пытаемся ее перехватить.
– Что бы ты хотел сделать, – спрашивает механик, – перед смертью?
На нас вновь надвигается, завывая, встречная машина, но механик даже не смотрит вперед, он смотрит на меня и говорит:
– Десять секунд до столкновения.
– Девять.
– Восемь.
– Семь.
– Шесть.
Работа, говорю я. Я хочу уволиться с работы.
Машина сворачивает в сторону, но механик на этот раз не пытается ее перехватить.
Впереди возникают новые и новые огни. Механик поворачивается к трем обезьянкам на заднем сидении.
Он говорит им:
– Эй, обезьянки‑астронавты, вы видели, как играют в эту игру. Решайся сразу, а то так и умрешь.
Справа нас обгоняет машина со стикером на бампере, на котором написано: «Я вожу лучше, когда пьян». В газетах писали, что одним прекрасным утром на тысячах машин появились эти стикеры. На других стикерах написаны такие лозунги как: «Пьяные водители против материнства» или «Все животные подлежат вторичной переработке».
Я читаю газеты и понимаю, что это сделал либо «Комитет Неповиновения», либо «Комитет Дезинформации».
Сидящий рядом, со мной механик подтверждает: да, все это часть «Проекта Разгром».
Три обезьянки‑астронавта молчат у нас за спиной.
«Комитет Неповиновения» печатает карточки с правилами безопасности, которые вкладываются на самолетах в карманы на спинках кресел, на которых изображены пассажиры, дерущиеся за кислородные маски, в то время как реактивный лайнер падает на скалы со скоростью тысяча миль в час.
Комитеты неповиновения и дезинформации соревнуются, кто из них первыми разработает вирус, который заставит банкоматы изрыгнуть из себя поток десяти и двадцатидолларовых бумажек.