Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Проход через рифы был в трех румбах от ветра, и, как ни пытайся, Блэксорн не мог бы пройти. Он с отчаянием искал другой проход, но знал, что его там нет, поэтому дал судну уйти от ветра, чтобы набрать скорость, потом резко отвернул его от ветра. Удалось немного выиграть в расстоянии и удержать курс.
Затем раздалось воющее, мучительное содрогание судна, когда киль скреб по острым выступам рифа под ними, и все на борту представили, как они видят расходящиеся дубовые шпангоуты, и море врывается в трюм. Корабль наклонился вперед, выходя из-под контроля.
Блэксорн закричал, взывая о помощи, но никто не услышал его, поэтому он один боролся со штурвалом, один против волны. Он был отброшен в сторону, но ощупью вернулся обратно, удивляясь смутно, как может так долго удерживать руль.
В самом узком месте прохода море превратилось в сплошной водоворот, окруженный скалами. Громадные волны разбивались о риф, откатывались обратно, ударялись о вновь набегавшие и сталкивались в бешеном вихре. Неуправляемый корабль был втянут боком в этот водоворот.
— Плевать на тебя, шторм! — проревел Блэксорн. — Убери свои говноедские руки от моего корабля!
Колесо закрутилось снова и отбросило его, палуба угрожающе наклонилась. Бушприт ударился о скалу и оторвался вместе с частью такелажа, после чего судно выпрямилось. Передняя мачта изогнулась как лук и сломалась. Люди на палубе бросились на такелаж с топорами, чтобы рубить его, когда судно проскочило в бушующий пролив. Они отрубили мачту, которая ушла за борт, увлекая запутавшегося в такелаже моряка. Человек закричал, попав в ловушку, но никто ничего не мог сделать. Все только следили, как он и мачта появились и исчезли у борта и больше уже не появлялись.
Винк с остальными моряками, которые были на левой стороне судна, оглянувшись, увидели, что на юте Блэксорн как сумасшедший борется с бурей. Они перекрестились и удвоили свои молитвы, некоторые плакали от страха.
Проход на мгновение расширился, и корабль замедлил ход, но впереди он опять угрожающе сужался, и скалы, казалось, выросли, возвышаясь над судном.
Течение отбойной волной било в борт судна, увлекая его за собой, сбивая с курса и бросая на волю судьбы.
Блэксорн перестал проклинать шторм и пытался повернуть штурвал влево, повиснув на нем, — его мускулы свело от напряжения. Но корабль не слушался ни руля, ни волн.
— Поверни, ты, старая шлюха из ада! — Он задыхался, его силы быстро убывали. — Помоги мне!
Напор волн усилился, и он почувствовал, что его сердце разрывается, но все еще противостоял давлению воды на руль. Он изо всех сил напрягал зрение, но то, что он видел, качалось, краски расплывались. Корабль был в самом центре пролива и не двигался, но как раз в это время киль царапнул по глинистой отмели. Удар вернул его к жизни. Обломок руля упал в море. И тут ветер и море объединились, вместе они повернули корабль по ветру, и тот прошел через горловину в укрытие. В бухту, находившуюся впереди.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава Первая
Блэксорн проснулся неожиданно. Какое-то мгновение он думал, что видит сон: он на берегу, и комната такая… невероятная: маленькая, очень чистая и устлана мягкими матами. Он лежал на толстом стеганом тюфяке, другой брошен на него. Потолок сделан из полированного кедра, а стены — из кедровых реек в виде квадратов, покрытых непрозрачной бумагой, что приятно приглушало свет.
Сбоку от него маленький поднос ярко-красного цвета с небольшими мисочками. В одной были холодные вареные овощи, и он проглотил их, едва заметив пикантный вкус. В другой — рыбный суп, и он выпил его. Еще в одной — густая каша из пшеницы или ячменя, он быстро съел и ее, помогая себе пальцами. Вода в странной формы бутылке из тыквы была теплой и необычной на вкус — горьковатая с чабером. Тут он заметил распятие в нише.
«Этот дом испанский или португальский, — подумал он в ужасе. — Это Япония? Или Китай?»
Стенная панель отодвинулась в сторону. Среднего возраста полная круглолицая женщина стояла за дверью на коленях, кланялась и улыбалась. Ее кожа была золотистого цвета, глаза черные и узкие, а длинные черные волосы плотно уложены на голове. На ней было серое шелковое платье, белые носки, обувь на толстой подошве, широкая красная лента была повязана вокруг груди.
— Гошуджинсама, дгокибун ва икага десу ка? — сказала она. Она ждала, он смотрел на нее непонимающе, потом повторила сказанное.
— Это Японские острова? — спросил он. — Япония? Или Китай?
Теперь она смотрела на него не понимая и сказала что-то еще. Блэксорн догадался, что он был голый. Одежды его нигде не было видно. Жестами он объяснил ей, что хочет одеться. Потом показал на чашки для еды, и она поняла, что он все еще голоден.
Она улыбнулась, поклонилась и задвинула дверь.
Он лежал на спине обессиленный, несчастный, с болью в спине и голове. С усилием он попытался собраться с мыслями. «Я помню, как отдавал якорь, — подумал он. — С Винком, я думаю, это был Винк. Мы были в бухте, и корабль уткнулся носом в отмель и остановился. Мы могли слышать шум волн, разбивающихся о берег, но все мы были в безопасности. На берегу были огни, потом я оказался в каюте в темноте. Я ничего не помню. Потом там в темноте появились огни и незнакомые голоса. Я говорил по-английски, потом по-португальски. Один из местных жителей говорил немного по-португальски. Или он был португалец? Нет, я думаю, он был туземец. Я спрашивал его, где мы находимся? Не помню. Потом мы были опять на рифе, пришла еще одна большая волна, меня вынесло в море, и я тонул — и замерзал — нет, море было теплым, как шелковая постель в морскую сажень толщиной. Они, видимо, вынесли меня на берег и положили здесь».
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
— Я не согласен, — сказал Блэксорн.
— Ты не согласен со всем, что мы говорим? — сказал Жан Ропер. — Он враг. Он варвар, враг, и он чуть не убил тебя.
— Ты чуть не убил меня. Полдюжины раз. Если бы твой мушкет выстрелил тогда в Санта-Магдалене, ты разнес бы мне всю голову.
— Я в тебя не целился. Я целился в этих проклятых прихвостней Сатаны.
— Это были безоружные священники. И времени было достаточно.
— Я в тебя не целился.
— Ты чуть не убил меня дюжину раз, с твоей чертовой вспыльчивостью, с твоим проклятым фанатизмом и Богом проклятой глупостью.
— Богохульство — смертный грех. Поминание имени Господа Бога — грех. Мы в Его руках, не в твоих. Ты не король, и здесь не корабль. Ты не наш командир…
— Но ты будешь делать то, что я скажу!
Жан Ропер огляделся, напрасно ища поддержки среди сидящих в подвале.
— Делай, что хочешь, — сказал он уныло.
— И буду.
Самурай так же хотел пить, как и они, но он замотал головой, когда ему предложили чашку. Блэксорн заколебался, приложил чашку х распухшим губам самурая, но человек оттолкнул чашку, разлив воду, и что-то хрипло произнес. Блэксорн приготовился парировать новый удар. Но он не последовал. Он не делал больше ни одного движения, глядя в пространство.
— Он сумасшедший. Они все сумасшедшие, — сказал Спилберген.
— Тем больше воды останется для нас. Хорошо, — сказал Жан Ропер. — Пусть катится ко всем чертям, как он того заслуживает!
— Как твое имя? Наму? — спросил Блэксорн. Он произнес это еще несколько раз на разные лады, но самурай, казалось, не слышал.
Они оставили его в покое. Но следили за ним, как если бы это был скорпион. Он не смотрел ни на кого. Блэксорну показалось, что он пытается что-то решить для себя, но не мог и представить, что бы это могло быть.
«Что у него на уме? — спросил себя Блэксорн. — Почему он отказался от воды? Почему он остался здесь? Это ошибка Оми? Непохоже. План? Непохоже. Можно ли нам использовать его, чтобы выбраться отсюда? Весь этот мир непонятен, за исключением того, что мы, может быть, останемся здесь, пока они не позволят нам выйти отсюда… если они когда-нибудь позволят. А если они позволят нам выйти, что дальше? Что случилось с Пьетерсуном?»
По мере того как становилось теплее, появлялись новые рои мух.
«О, Боже, я хочу, чтобы я мог лечь, хочу, чтобы я мог опять попасть в ту ванну — теперь бы им не пришлось нести меня туда. Я никогда не понимал, как важна ванна. Этот старый слепой с его стальными пальцами! Я мог бы час или два принимать его массаж. Что за глупость! Все наши корабли и люди, и все усилия — и для этого. Кругом неудача. Ну, почти. Некоторые из нас пока еще живы».
— Кормчий! — Ван-Некк тряс его. — Ты спишь. Вот он — он уже минуту или больше кланяется перед тобой.
Блэксорн потер глаза, прогоняя усталость. Он сделал усилие над собой и поклонился в ответ.
— Хай? — спросил он коротко, вспомнив японское слово, означающее «да».
Самурай держал пояс от своего изорванного кимоно, обмотав его вокруг шеи. Все еще стоя на коленях, он дал один конец Блэксорну, другой Сонку, наклонил голову и показал им, что надо сильно тянуть.
— Он боится, что мы задушим его, — сказал Сонк.
— Боже мой, я думаю, что он хочет, чтобы мы сделали это, — Блэксорн отбросил пояс и покачал головой. — Киндзиру, — сказал он, думая, как полезно оказалось это слово. Как сказать человеку, который не говорит на твоем языке, что это против твоих правил — совершать убийство, убивать безоружного человека, что ты не палач, что убийство — это преступление перед Богом?
Самурай заговорил снова, явно прося его, но Блэксорн снова покачал головой: «Киндзиру». Мужчина оглянулся вокруг с диким видом. Вдруг он встал на ноги и затолкнул голову глубоко в парашу, пытаясь в ней утопиться. Жан Ропер и Сонк тут же оттащили его, толкая и борясь с ним.
— Пустите его, — приказал Блэксорн. Они послушались. Он указал на парашу. — Самурай, если ты хочешь этого, тогда давай!
Мужчину тошнило, но он понял. Он поглядел на полную бадью: нет, у него не хватит сил держать там голову достаточно долго. Ужасно несчастный, самурай вернулся на свое место у стены.
— Боже, — пробормотал кто-то.
Блэксорн зачерпнул полчашки воды из бочки, встал — его суставы плохо сгибались, — подошел к японцу и предложил ему. Самурай глядел мимо чашки.
— Хотел бы я знать, сколько он сможет выдержать, — сказал Блэксорн.
— Вечность, — сказал Жан Ропер. — Они животные. Они не люди.
— Боже мой, сколько они продержат нас здесь? — спросил Джинсель.
— Столько, сколько захотят.
— Нам следует делать все, что они захотят, — сказал Ван-Некк. — Мы должны, если мы хотим остаться в живых и выйти из этой адовой дыры. Разве не так, кормчий?
— Да, — Блэксорн с радостью мерил тень от солнца. — Самый полдень, часовые сменяются.
Спилберген, Маетсуккер и Сонк начали жаловаться, но он обругал их, заставил подняться на ноги, и, когда все заняли новые места, он с удовольствием улегся. Пол был грязный, мухи — хуже, чем когда-либо, но радость от возможности выпрямиться во весь рост была огромная.
«Что они сделали с Пьетерсуном? — спросил он себя, так как чувствовал смутную тревогу. — О, Боже, помоги нам выбраться отсюда. Я так беспокоюсь».
Наверху раздались шаги. Открылась крышка люка. Около него стоял священник, сбоку от него — самурай.
— Кормчий! Ты должен подняться. Ты должен идти один, — сказал он.
Глава Шестая
Взоры всех, кто был в яме, устремились на Блэксорна.