Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
— Хагрид, — сказал Дамблдор с облегчением. — Наконец-то. И где же ты взял этот мотоцикл?
— Позаимствовал, профессор Дамблдор, сэр, — ответил гигант, аккуратно слезая с мотоцикла. — Юный Сириус Блэк одолжил мне его. Он у меня, сэр.
— Проблем не возникло?
— Нет, сэр… дом почти разрушен, но я забрал его, прежде чем вокруг начали толпиться магглы. Он уснул, когда мы пролетали над Бристолем.
Дамблдор и профессор МакГонагалл склонились над свёртком. Внутри было едва видно мальчика-младенца, который крепко спал. Под чубчиком совершенно чёрных волос на его лбу виднелся порез любопытной формы: словно вспышка молнии.
— Это то место, куда?.. — прошептала профессор МакГонагалл.
— Да, — сказал Дамблдор. — Этот шрам останется у него навсегда.
— Разве вы не можете с ним ничего сделать, Дамблдор?
— Даже если бы мог, то не стал бы. Шрамы могут быть полезными. У меня самого есть один над левой коленкой в виде превосходной карты лондонского метро. Что ж… дай-ка его, Хагрид… пора заканчивать.
Дамблдор взял Гарри на руки и повернулся к дому Дёрсли.
— Можно мне… попрощаться с ним, сэр? — спросил Хагрид. Он склонил свою огромную лохматую голову над Гарри и наградил его, наверное, весьма колючим поцелуем. Затем неожиданно Хагрид взвыл, словно раненая собака.
— Тихо, — зашипела на него профессор МакГонагалл, — ты разбудишь магглов!
— П-п-простите, — рыдал Хагрид, доставая большой платок в горошек и зарываясь в него лицом. — Но я не могу этого вынести… Лили и Джеймс мертвы… а бедному маленькому Гарри придётся жить с магглами…
— Да, да, это всё очень печально, но возьми себя в руки, Хагрид, иначе нас обнаружат, — прошептала профессор МакГонагалл, осторожно хлопая Хагрида по руке, пока Дамблдор переступал через низкую садовую ограду и подходил к входной двери. Он осторожно опустил Гарри на крыльцо, достал письмо из кармана плаща, положил его в одеяльце Гарри, а затем вернулся к остальным. Целую минуту они стояли втроём и смотрели на маленький свёрток. Плечи Хагрида тряслись, профессор МакГонагалл быстро моргала, а мерцающий огонёк, который обычно сиял в глазах Дамблдора, похоже, погас.
— Что ж, — наконец сказал Дамблдор, — вот и всё. Нам больше незачем здесь оставаться. Мы тоже можем присоединиться к празднованию.
— Да, — сказал Хагрид очень приглушённым голосом, — увезу-ка я лучше этот мотоцикл. Доброй ночи, профессор МакГонагалл… профессор Дамблдор, сэр.
Вытирая слезящиеся глаза рукавом куртки, Хагрид взгромоздился на мотоцикл и завёл мотор. С рёвом он поднялся в воздух и скрылся в ночи.
— Полагаю, мы скоро увидимся, профессор МакГонагалл, — сказал Дамблдор, кивая ей. Профессор МакГонагалл высморкалась в ответ.
Дамблдор развернулся и пошёл обратно вдоль улицы. Он остановился на углу и достал серебряную Выключалку, щёлкнул ей, и двенадцать шариков света поспешили обратно к своим фонарям так быстро, что неожиданно Привит Драйв засияла оранжевым светом, и он мог различить полосатую кошку, которая прошмыгнула за угол на другом конце улицы. А ещё ему был едва виден свёрток на пороге дома номер четыре.
— Удачи, Гарри, — пробормотал он, повернулся на месте и со взмахом плаща исчез.
Лёгкий ветерок взъерошил живые изгороди тихой и аккуратной Привит Драйв, которая была последним местом, где можно было ожидать чего-то необычного. Гарри Поттер перевернулся под одеялом, но не проснулся. Маленькая ручка легла на письмо рядом с ним, и он продолжал спать, не зная, что он особенный, не зная, что он знаменит, не зная, что через несколько часов его разбудит вопль миссис Дёрсли, когда она откроет входную дверь, чтобы выставить бутылки из-под молока, и что следующие несколько недель его будет толкать и щипать его двоюродный брат Дадли… Он не мог знать, что в тот самый момент по всей стране люди, собравшиеся тайно, поднимали бокалы и произносили приглушёнными голосами:
— За Гарри Поттера — Мальчика, который выжил!
Глава вторая. Исчезнувшее стекло
Почти десять лет минуло с тех пор, как, проснувшись, Дёрсли обнаружили на своём крыльце собственного племянника, однако улица Привит Драйв практически не изменилась. Солнце вставало всё над теми же аккуратными садиками и ярко отражалось в медной цифре четыре на парадной двери дома Дёрсли. Оно прокралось в их гостиную, которая оставалась почти такой же, какой была в тот вечер, когда мистер Дёрсли увидел тот роковой репортаж о совах. И лишь фотографии на каминной полке позволяли увидеть, сколько времени прошло на самом деле. Десять лет назад здесь было множество снимков кого-то, очень напоминавшего огромный розовый надувной мяч в разноцветных детских чепчиках, но Дадли Дёрсли уже вырос, и теперь на фото был изображён крупный светловолосый мальчик, впервые севший на велосипед, катающийся на ярмарочной карусели, играющий в компьютерную игру с отцом, обнимаемый и целуемый своей матерью. В комнате не было ни единого признака того, что в доме живёт ещё один мальчик.
Несмотря на это, Гарри всё ещё жил здесь и в настоящий момент спал. Впрочем, спать ему оставалось совсем недолго. Тётя Петуния уже проснулась, и её резкий голос стал первым звуком наступающего дня.
— Вставай! Поднимайся! Сейчас же!
Гарри вздрогнул и проснулся. Тётя снова забарабанила в дверь.
— Вставай! — пронзительно крикнула она. Гарри услышал, как она направилась в кухню, а затем как сковородку поставили на плиту. Он перевернулся на спину и попытался вспомнить сон, который только что видел. Это был хороший сон. В нём был летающий мотоцикл. У него было странное чувство, словно ему это когда-то уже снилось.
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
Его тётя снова оказалась у двери.
— Ты уже встал? — настойчиво спросила она.
— Почти, — ответил Гарри.
— Давай живее, я хочу, чтобы ты последил за беконом. И смотри, чтобы он не пригорел. Я хочу, чтобы в день рождения Дадли всё было идеально.
Гарри простонал.
— Что ты сказал? — резко спросила тётя через дверь.
— Ничего, ничего…
День рождения Дадли… как он мог забыть? Гарри медленно поднялся с кровати и принялся искать свои носки. Он нашёл парочку под кроватью и, сняв паука с одного из носков, надел их. Гарри привык к паукам, потому что в чулане под лестницей их было полно, а именно там он спал.
Одевшись, он прошёл по коридору на кухню. Почти весь стол был заставлен подарками для Дадли. Похоже, Дадли подарили новый компьютер, который он хотел, не говоря уже о втором телевизоре и гоночном велосипеде. Зачем же Дадли понадобился гоночный велосипед, для Гарри оставалось загадкой, поскольку Дадли был очень толстым и терпеть не мог физические упражнения… если, конечно, не хотел почесать об кого-нибудь кулаки. Любимой боксёрской грушей Дадли был Гарри, но ему не так часто удавалось того догнать. С виду не скажешь, но Гарри очень быстро бегал.
Возможно, из-за того, что он жил в тёмном чулане, Гарри всегда был очень маленьким и щуплым для своих лет. И он выглядел ещё более маленьким и щуплым, чем был на самом деле, потому что ему приходилось донашивать старую одежду Дадли, а Дадли был раза в четыре больше него. У Гарри было узкое лицо, острые коленки, чёрные волосы и ярко-зелёные глаза. Он носил очки в круглой оправе, половинки которых были скреплены толстым слоем скотча из-за того, что Дадли часто бил его в нос. Единственным, что Гарри нравилось в его внешности, был очень тонкий шрам в виде молнии на лбу. Этот шрам был у него, сколько он себя помнил, и первый вопрос на его памяти, заданный тёте Петунии, был о том, как он получил этот шрам.
— В автомобильной катастрофе, в которой погибли твои родители, — ответила она. — И не задавай вопросов.
Не задавать вопросов — это было первое правило, обеспечивающее спокойную жизнь вместе с семьёй Дёрсли.
Дядя Вернон вошёл в кухню в тот момент, когда Гарри переворачивал бекон.
— Причешись! — рявкнул он в качестве утреннего приветствия.
Приблизительно раз в неделю дядя Вернон, глянув поверх своей газеты на Гарри, кричал, что тому нужно подстричься. Гарри, должно быть, стригся чаще, чем остальные мальчики в его классе вместе взятые, но от этого было мало толку, так уж росли его волосы — во все стороны.
Гарри уже готовил яичницу, когда на кухню вместе с матерью вошёл Дадли. Он чрезвычайно походил на дядю Вернона. У него было большое розовое лицо, почти отсутствовала шея, были маленькие бледно-голубые глазки и густые светлые волосы, прилизанные к тупой жирной голове. Тётя Петуния часто повторяла, что Дадли похож на маленького ангелочка. Гарри часто повторял, что Дадли похож на бекон с шиньоном.
Гарри расставил тарелки с яичницей и беконом на столе, что было довольно сложно, поскольку на нём почти не было места. Тем временем Дадли пересчитывал подарки. Его лицо вытянулось.
— Тридцать шесть, — сказал он, посмотрев на отца и мать. — На два меньше, чем в прошлом году.
— Дорогой, ты не посчитал подарок тётушки Мардж. Посмотри, он под этой большой коробкой от мамули и папули.
— Ну ладно, тридцать семь, — сказал Дадли, багровея. Гарри, понимая, что у Дадли вот-вот начнётся истерика, принялся со всей скоростью, на которую был способен, уплетать бекон на случай, если Дадли перевернёт стол.
Тётя Петуния, очевидно, тоже почуяв опасность, быстро сказала:
— И мы купим тебе ещё два подарка, когда пойдём сегодня на прогулку. Как тебе такое, маленький? Ещё два подарка. Хорошо?
Дадли задумался. С виду это давалось ему с большим трудом. Наконец, он медленно произнёс:
— Это тогда будет тридцать… тридцать…
— Тридцать девять, сладенький, — сказала тётя Петуния.
— А, — сказал Дадли. Он тяжело плюхнулся на стул и взял ближайший свёрток. — Тогда ладно.
Дядя Вернон усмехнулся:
— Шалунишка знает себе цену — весь в отца. Молодчина, Дадли! — он взъерошил Дадли волосы.
В этот момент зазвонил телефон, и тётя Петуния пошла ответить, а Гарри и дядя Вернон, тем временем, наблюдали за тем, как Дадли разворачивает свой гоночный велосипед, видеокамеру, радиоуправляемый самолёт, шестнадцать новых компьютерных игр и видеомагнитофон. Он сдирал упаковку с золотых наручных часов, когда после телефонного разговора вернулась тётя Петуния, которая выглядела одновременно сердитой и обеспокоенной.
— Плохие новости, Вернон, — сказала она. — Миссис Фигг сломала ногу и не сможет посидеть с ним, — она кивнула в сторону Гарри.
Дадли в ужасе открыл рот, но у Гарри ёкнуло сердце. Каждый год в день рождения Дадли родители вместе с ним и с кем-нибудь из его друзей на весь день отправлялись в парк развлечений, поесть гамбургеров или сходить в кино. И каждый раз Гарри оставляли под присмотром миссис Фигг, ненормальной старухи, жившей через две улицы от дома Дёрсли. Гарри ненавидел бывать у неё. Весь дом пропах капустой, а миссис Фигг заставляла его рассматривать фотографии всех кошек, которые когда-либо у неё жили.
— Ну и что теперь? — спросила тётя Петуния, гневно глядя на Гарри, будто это были его происки. Гарри знал, что должен сочувствовать по поводу сломанной ноги миссис Фигг, но это было непросто, когда он подумал, что встреча с Тибблсом, Снежком, мистером Лапкой и Хохолком откладывается аж на целый год.