Джин дорожил дружбой с голубоглазым высоким блондином нордического типа, настоящим Лоэнгрином.Этот сильный и неразговорчивый немец, всесторонне развитый спортсмен, отличался безукоризненными манерами, редким мужским обаянием, какой-то даже притягательной силой. По американскому выражению, это был "крутосваренный" парень, с настоящим гемоглобином, а не сиропом в крови. Импонировало Джину даже боевое прошлое друга: в годы второй мировой Лот был командиром "химмельфартскоммандо" - "команды вознесения на небо". Это были диверсионные группы лихачей-смертников, выполнявших самые рискованные задания в тылу врага: вермахтовский вариант рэйнджеров и "зеленых беретов".- Годдэм ит ту хелл! - ругался Лот как-то за бутылкой смирновской с тоником. - Я думал, что я достиг всего, когда заработал на Восточном фронте два "Айзенкройца" - первой и второй степени. Меня представили к Рыцарскому кресту. И все полетело к черту из-за спятившего с ума Гитлера и того, что русских оказалось вдвое больше нас. Теперь-то, конечно, мне на все это наплевать!.. Жениться бы на миллионерше!Но Джин знал: в его друге жило неутоленное честолюбие, жила нестареющая жажда борьбы и просто драки, флирта с опасностью, игры в кости со смертью. Риск был солью его жизни. Джину ни разу не удавалось обогнать мощный "даймлер-бенц" Лота. Он и после десятка "хайболлов" вел свой ДБ стальной рукой.В отличие от "клубменов" викторианской эпохи Лот и мифический Бонд, эти "клубмены" эпохи Георга V и Елизаветы II, оставили все свои предрассудки и иллюзии на обломках довоенной Европы, расстались с их последними остатками в горниле "холодной войны".Лот был откровенным циником и эгоцентриком, презиравшим ханжество и безнадежно устарелые разговоры о "честной игре". По его убеждению, человечество еще в тридцать девятом, если не раньше, затеяло грандиозный "кетч", в котором дозволены любые приемы. Он не верил в демагогию политиканов, народ называл "коммон херд" - "стадом простолюдинов". Джин искренне считал, что Лот заслужил право на цинизм.В Англии у Лота и Джина было много девушек. Потом Джин чуть не женился на Китти. Эту лондонскую девушку, похожую на цветочницу Элайзу Дулиттл, Джин в шутку называл Кисси - в честь одной из героинь Флеминга. В ее лексиконе было много слов, почерпнутых из языка кокни в лондонском Ист-Сайде. Но "моя прекрасная леди" была очень мила, добра и простодушна, не то что жадные и расчетливые хищницы из зверинца Лота.Пожалуй, это было первое по-настоящему сильное и Незабываемое переживание в жизни Джина, его первая боль и потеря. По дороге в Борнмут-Вест он свернул темной летней ночью на плохо освещенную незнакомую дорогу и со скоростью пятидесяти миль в час налетел на пересекавший дорогу бульдозер. В последнюю страшную секунду, пытаясь затормозить, он закричал, предупреждая Кисси:- Уатч аут! Берегись!..Сам он весь напрягся перед ударом, и это спасло его. А Кисси разбила головой ветровое стекло "бентли". смертельно поранила грудь.Пока бульдозерист бегал за помощью, прошло два часа. Кисси умерла у Джина на руках.Старик врач - он бегло осмотрел Кисси и сразу констатировал смерть вздохнул и заметил ворчливо:- Девушку можно было спасти, если бы меня позвали раньше. - Он помолчал, перевязывая голову Джину. - Или если бы вы сами были врачом, - добавил он.В ту ночь Джин решил стать врачом.Через две недели он вылетел из Лондона в Нью-Йорк и в ту же осень поступил в медицинский колледж Нью-йоркского университета.Примерно через год в "столице мира" появился и Лот. Старая дружба не была забыта. Лот стал часто бывать в семье у Гриневых.Джин Грин, он же Евгений Гринев, сын русского эмигранта Павла Николаевича Гринева, уже кончал учебу в колледже, когда Лот обручился с восемнадцатилетней сестрой Джина - Наташей (или Натали) Гриневой.
Свадьба была намечена на следующий июль, сразу после празднования Дня независимости и окончания Натали колледжа искусств Нью-йоркского университета.- Как говорили встарь вульгарные материалисты, - заметил, отужинав, Лот, "человек есть что он ест".- Однако, - возразил Джин, - боюсь, что бондовское меню, увы, не сделает меня Бондом Надоело, осточертело все - работа в больнице, жизнь в общежитии интернов, домашние уикенды. И будущее, карьера врача, не сулит мне ничего интересного А душа рвется на простор.- Не хандри, мой друг. Надо только захотеть, очень сильно захотеть, напрячь мускулы, разорвать путы повседневности...- Тебе легко говорить...- Ты забываешь, что мы живем в стране равных возможностей.Как всегда, Джин и Лот мало говорили в тот вечер. Искусство "тэйблток" застольной беседы - утерянное искусство. Но друзьям не надо много говорить, чтобы понимать друг друга.Лот кивнул какому-то седому джентльмену, проходившему мимо карточного стола.- Когда-нибудь я познакомлю тебя с этим человеком, - сказал Лот Джину. Интереснейший человек; Полковник Шнабель. Он был моим командиром в Корее. Мы участвовали в воздушном десанте девятнадцатого октября 1950 года. Наш сто восемьдесят седьмой парашютно-десантный полк выбросили в районе Сюкусен-Дзюнсен, в сорока километрах за линией фронта. Мы захватили узел дорог, чтобы отрезать отход частей северокорейской армии к северу от Пхеньяна. Дрались отчаянно, но задачу свою не выполнили: "гуки" прорвали наш заслон. Я отделался тогда легким ранением в голову, но сумел вынести контуженного Шнабеля - он был тогда капитаном - из огня.Рассказ как будто мало чем примечательный, но Джин слушал его затаив дыхание, дописывая батальную картину щедрой кистью своего воображения.- Может быть, сыграем в бридж или бакгаммон? - спросил Лот, стряхивая пепел с сигареты. Джин допил коньяк, потушил сигарету и встал.- Пожалуй, попробую еще позвонить домой, - сказал он, бросив взгляд на часы. - Наверное, отец смотрит "Лейтшоу".Лот кивнул и, взяв с журнального столика свежий номер журнала "Плэйбой", сквозь табачный дым проводил взглядом высокую, статную фигуру Джина Грина широкоплечий, узкобедрый, шесть футов и два дюйма - ростом с Линкольна... Из Джина, пожалуй, получился бы неплохой солдат Если бы он, конечно, попал в верные руки.
Через несколько минут Джин вернулся. Еще издали по его изменившейся походке можно было понять, что он чем-то чрезвычайно расстроен.- Лот! - озабоченно выпалил Джин, подходя к столику. - Натали говорит, что случилось нечто ужасное, что отец очень плох.- Я подвезу тебя, - отозвался Лот, быстро вставая и кладя в сторону журнал с большегрудыми красотками - Не надо. Ведь ты через полчаса летишь в Вашингтон. Уверен, что Наташа напрасно бьет тревогу. Я позвоню тебе. Ты где остановишься?- В "Уилларде".- Увидимся. Пока! И спасибо за прекрасный ужин. Почти выбежав на улицу, Джин глубоко вдохнул свежий воздух. Южный ветер развеял пелену смога над городом.Не менее получаса добирался Джин Грин на своем светло-голубом "де-сото" выпуска 1960 года из центра Манхэттена, из фешенебельного района семидесятых улиц в Гринич-Виллэдж: мешал особенно густой в этот час поток машин по Пятой авеню. До Сентрал-парка и круга Колумба он проскочил сравнительно быстро. Трудней всего было проехать, заняв место в нескончаемой веренице машин, через забитый транспортом Бродвей сверкающий миллионами огней "великий белый путь" - и через тесную Таймс-сквер - "перекресток вселенной". На Седьмой авеню, мчась мимо универмага Мейси и отеля "Говернор Клинтон" от закопченно-мрачного Пенсильванского вокзала, он дважды нарушил правила уличного движения...