Если люди на «Шангри‑Ла» действительно бандиты, которых мы разыскиваем, было бы полезно взглянуть, как они отреагируют на такой вопрос. Тем более что он прозвучит из уст человека, которого они считают мертвым. Вы согласны? Кроме того, я не хочу лишать себя удовольствия видеть их физиономии, когда истечет срок возвращения двоих посланников.
– Конечно, конечно, Кэлверт, если они действительно преступники…
– Мы будем знать об этом раньше, чем покинем «Шангри‑Ла».
– Ну хорошо, у нас есть повод для визита – Дэвис. Но каким образом, – тут он победно посмотрел на меня сквозь монокль, – мы объясним факт нашего знакомства?
– Если они невиновны, никаких объяснений не потребуется. В противном случае они все равно не поверят нашим рассказам.
Я взял из рулевой рубки моток веревки, отвел нашего пленного к каюте на корме и попросил его сесть спиной к генератору напряжения. К счастью (естественно, для него), он не пытался сопротивляться. Я привязал его к генератору, получилось что‑то вроде не плотного, но достаточно прочного кокона. Его руки я оставил свободными, чтобы он мог на досуге обработать свои раны с помощью полотенца и холодной пресной воды, которые я милостиво оставил в его распоряжении. Напоследок я проверил, нет ли вокруг него каких‑либо острых предметов, с помощью которых он мог бы освободиться или покончить с собой. Хотя, честно говоря, эта вторая возможность в сложившихся обстоятельствах волновала меня лишь постольку, поскольку они не привезли с собой второго мотора.
Теперь я мог поднять якорь, зажечь навигационные огни и поплыть в направлении «Шангри‑Ла». Странно, но в этот момент я совсем не чувствовал усталости.
Среда, 20.40–22.40
На расстоянии примерно двухсот метров от «Шангри‑Ла» я опустил якорь «Огненного креста» на тридцатиметровую глубину, погасил навигационные огни, включил позиционные, после чего сошел в каюту и закрыл за собой дверь.
– Как долго мы будем ждать? – спросил дед Артур.
Очевидно, я слишком напугал его. Теперь он, наверное, считал, что пираты согласовывают со мной каждое свое движение.
– Недолго. Наденьте непромокаемый плащ. Сейчас начнется ливень, и мы пойдем.
– Вы думаете, они следили за нами в бинокль?
– Несомненно. И сейчас следят, недоумевая, почему «Огненный крест», вместо того чтобы уйти к месту казни, прибыл к ним в гости и что случилось с их посланцами. Ну, естественно, если Ставракис и компания – преступники.
– Значит, они сами прибудут, чтобы прояснить ситуацию.
– Но не раньше, чем через час или два. Они еще надеются на возвращение своих эмиссаров. Они могут думать, что те прибыли на место уже после нашего отплытия или у них что‑то случилось с лодкой.
Дождь снова начал стучать по крыше.
– Пойдемте, – сказал я.
Мы вышли через дверь камбуза, на ощупь добрались до кормы, опустили лодку на воду и по лестнице сошли на нее. Я отбросил канат.
Ветер и течение сразу же начали сносить нас в сторону порта. Мы проскочили метров на сто мимо цели. На полпути между «Шангри‑Ла» и берегом я включил мотор, и мы поплыли обратно, в направлении яхты Ставракиса.
Большая моторная лодка висела на шлюп‑балке, торчащей на три метра перед мостиком «Шангри‑Ла». Корма моторки находилась в пяти метрах от освещенной лестницы. Я причалил к яхте. Когда мы приблизились, матрос в дождевике и бескозырке опустил трап и подхватил наш канат.
– Добрый вечер, мой мальчик, – обратился к нему дед Артур тем игривым тоном, которым он разговаривал с большинством окружающих. – А что, сэр Антони на борту?
– Да.
– И как, по‑вашему, мог бы я его увидеть?
– Если вы подождете, пока я… Но простите, ведь это вы, адмирал?
– Именно так. Адмирал Арнфорд‑Джейсон собственной персоной. И я вас узнаю, дружище. Вы отвозили меня после обеда на берег.
– Так точно, адмирал. Прошу пройти со мной.
– Надеюсь, моя лодка может подождать тут? – спросил дед Артур, давая таким образом понять, что я выступаю в роли его рулевого.
– Да, конечно!
Они вошли на борт и исчезли на корме. Несколько секунд я рассматривал тонкую проволоку, подводящую ток к корабельному фонарю. Ее было легко сорвать. Потом я двинулся за ними и спрятался от возвращающегося матроса за вентиляционной трубой. Я был уверен, что уже через двадцать секунд он поднимет тревогу, заметив, что рулевого моторки нет на месте. Но меня не интересовала столь отдаленная перспектива. Я знал: за двадцать секунд в такой теплой компании могли произойти самые непредсказуемые и интересные события. Я остановился перед открытой дверью салона.
– О, что вы, что вы, – говорил дед. – Мне очень жаль, что пришлось вас потревожить… О, спасибо… Чуть‑чуть. И совсем немного содовой. Вот так, спасибо.
Я подумал, что, если этой ночью командир устроит пьяный дебош, ответственность целиком ляжет на мои слабые плечи.
– За вашу красоту, мадам. Господа, за ваше здоровье. Я не хочу задерживать вас понапрасну. Дело в том, что мой приятель и я, мы очень обеспокоены. Сейчас, сейчас… Собственно говоря, где он? Мне казалось, он шел за нами.
В эту секунду я вошел в салон, опуская воротник штормовки, закрывавшей нижнюю часть моего лица, и одновременно снимая зюйдвестку и открывая лоб и голову.
– Добрый вечер, мадам, – вежливо сказал я. – Добрый вечер, господа. Извините за вторжение.
Шестеро находящихся в салоне людей сгруппировались у камина: сэр Антони стоял, опершись о стену, а остальные: Шарлотта Ставракис, Долльманн, Лаворский, лорд Чарнли и какой‑то незнакомец сидели.
Меня интересовала их реакция. На лице Ставракиса я увидел удивление или беспокойство, смешанное с неудовольствием. Шарлотта улыбнулась мне усталой улыбкой. Попутно я отметил, что дед Артур все же недооценил синяк на ее виске. Незнакомец вообще никак не отреагировал. Лаворский и Долльманн остались холодны и безразличны. Зато лицо лорда Чарнли в первые секунды выразило неподдельный ужас, как если бы во время полуночной прогулки по сельскому кладбищу кто‑то с жутким криком схватил его за плечо. Мою оценку подтвердил сухой удар рюмки, выскользнувшей из задрожавшей руки лорда Чарнли на ковер. Итак, в этой викторианской мелодраме наш аристократичный биржевой маклер имел амплуа человека с нечистой совестью. Я не думаю, чтобы совесть остальных была так уж кристально чиста, но они лучше владели своими чувствами.
– Господи, Петерсен! – В голосе Ставракиса звучало удивление, но все же не такое, как если бы он встретил воскресшего покойника. – Я не знал, что вы знакомы с адмиралом.
– Да, мы знакомы много лет. Сотрудничаем по линии ЮНЕСКО, Тони. – Иногда к числу прочих своих действительных и фальшивых титулов и должностей дед Артур добавлял себе титул британского представителя в ЮНЕСКО. С той же невозмутимостью он мог бы отрекомендоваться папским нунцием. – Это только на первый взгляд, господа, морская биология не связана с культурой. Это наука! Говоря без лести, Петерсен – лучший из лучших моих сотрудников. Это прекрасный оратор, умеющий захватывать аудиторию. Он выполнял мои поручения в Европе, Азии, Африке и Южной Америке. – Самое смешное, что каждое его слово было правдой. Особенно мне понравилось насчет лучшего из лучших. – Люди из гостиницы проинформировали меня, что господин Петерсен здесь, и вот мы вместе… Но мы хотели говорить не о себе, а о Дэвисе – коллеге господина Петерсена.