– Взгляд его упал на брошку – четырехлиственный клевер, – по-прежнему приколотую к платью Эмми. – Я не должен был дарить тебе эту брошку. – Дуг протянул руку, чтобы отстегнуть ее.
Эмми рассмеялась:
– Ты хочешь ее забрать?
Дуг продолжал возиться с брошью:
– Я не отказываюсь ни от единого своего слова, Эмми. Но... как бы это сказать...
– Я сама скажу. Тебе было одиноко, и потому тебя потянуло ко мне. Ты был потрясен всем, что случилось... Давай забудем об этом!
Он все еще неуклюже пытался отстегнуть брошку, бормоча:
– У тебя столько драгоценностей... а я с этой дурацкой побрякушкой...
Голос его звучал так жалко и потерянно, что Эмми крикнула:
– Но она мне нравится! И я не собираюсь возвращать ее тебе!
Она рассмеялась, оттолкнула его руки и, чтобы сменить тему, добавила:
– Я, правда, думаю, что у Дианы есть шанс.
– Может быть. – Дуг закрыл лицо ладонями и глухо произнес: – Я хотел поговорить с тобой, Эмми.
– Я понимаю. Вы с Дианой действительно любите друг друга. Тебя потянуло ко мне, но это не любовь.
Несносная Медора опять оказалась права! Даже Дуг признал это. Волшебная завеса, окружившая Эмми в тот вечер, в горах над Ниццей, рухнула в одно мгновение. Даже романтическое чувство к Дугу, которое Эмми испытывала до его женитьбы на Диане, сейчас казалось ей призрачным.
– Ты не должен был говорить с Сэнди о разводе, – резко сказала она.
Дуг сгорбился:
– Да. Но... пойми... как тебе объяснить...
Видя его неподдельную печаль, Эмми смягчилась:
– Не нужно ничего объяснять. Пусть моя брошка будет нашей тайной. А когда Диану освободят, мы все вместе посмеемся над этим!.. Сэнди говорил тебе, что Коррина и Гил были женаты?
– Да. Теперь понятно, почему она живет на широкую ногу. Сэнди сказал, она куда-то уехала. Наверное, на отдых.
Эмми силилась придумать безопасную тему, чтобы сбить пафос и отвлечь Дуга:
– Какая жалость, что спектакль так быстро закрыли...
Она попала в точку. Дуг засунул руки в карманы и уставился в пространство:
– Мы продержались, сколько смогли.
– Вам удалось рассчитаться с теми, кто вас финансировал? И заплатить актерам?
– Актерам пришлось заплатить, – сказал Дуг. – А финансирование – что ж, это всегда риск. Эти люди знают, на что идут.
– А кто они?
– Всегда находятся люди, готовые субсидировать постановку. А если спектакль проваливается, они платят меньше налогов.
– Диана вкладывала деньги в пьесу?
– Я думал, ты лучше знаешь Диану! Нет, она считала, что нельзя вкладывать деньги в сценарий, если его автор – член твоей семьи. Кажется, она оказалась права.
– В следующий раз все будет иначе, Дуг. У каждого сценариста бывают неудачи.
Эмми хотелось его утешить, и Дуг это понял:
– Вот теперь я слышу прежнюю Эмми. Ладно, мне пора. Спасибо за... за все.
Он встал, наклонился, поцеловал ее и вышел.
Значит, вот как все обернулось, насмешливо думала Эмми: призрачные чувства, впустую потраченные эмоции... Она хорошо сделала, сказав Дугу, что ей нравится брошка; он стыдился своего подарка – Дуг, у которого никогда не было денег на богатые дары. Эмми отколола брошку и положила на туалетный столик.
На следующий день к Эмми пришла племянница Агнес – забрать ее одежду и другие вещи.
– Я хотела бы увидеть ее комнату, – решительно заявила она.
– Конечно, – сказала Эмми и проводила ее.
Племянница была молода, сухопара, с жесткими чертами лица. Когда она переступила порог комнаты Агнес, глаза ее расширились от изумления:
– Господи! – Она обернулась к Эмми. – Да она жила, как королева! Конечно, не все эти вещи принадлежали ей?
Эмми стало не по себе:
– Ну да... не все. Но мы хотели, чтобы ей было уютно.
– Боже правый. Диван, телевизор, большие кресла... а ковер-то, ковер!
– Агнес служила у нас долгие годы...
– Да, знаю. Я всегда говорила ей: выходи на пенсию и живи с нами.
Но она отказывалась.
Племянница просмотрела одежду Агнес, выхватывая то, что приходилось ей по нраву. Таких вещей оказалось не много. Потом она взялась за письменный стол. Там нашлись банковские книжки Агнес, и лицо молодой особы просветлело:
– Она оставила мне завещание. Я его читала. Все это переходит ко мне.
Племянница принялась судорожно рыться в карманах Агнес. Обнаружив какой-то листок, она внимательно вгляделась в него:
– Кажется, это начало письма. Ничего не понимаю... Ах!
Она явно собралась порвать листок, но Эмми проворно выхватила его и прочла, затем еще раз. Племянница напряженно наблюдала за ней, потом сказала:
– Но ведь это не имеет законной силы?
– Нет. Оно не подписано. К тому же, моя сестра сама способна оплатить судебные издержки.
Эмми снова и снова перечитывала недописанное письмо. Оно могло ничего не значить – но могло значить очень много:
"Уважаемый мистер Бигэм! Я хочу изменить свое завещание, которое вы составили для меня несколько лет назад. Боюсь, что я очень сильно навредила мисс Диане. Сначала я не знала об этом; свидетельства против нее были столь вескими, что я поверила. Может быть, все это и правда. Но в день убийства я видела то, что видела, и никуда от этого не деться. Я не знала, как это понимать, до тех пор, пока не пошла в театр, чтобы посмотреть пьесу мистера Дуга, увидеться с ним и поговорить об этом. Я поднялась за кулисы; его там не было, но я увидела нечто такое (дальше строка была зачеркнута, но Эмми удалось разобрать), что помогло мне понять... Я не рассказала об этом на суде, и сейчас схожу с ума от беспокойства. (Далее снова шла зачеркнутая строка; Эмми прочла и ее). Должна также сказать, что я не хотела рисковать всеми этими деньгами.
Какими деньгами? Эмми совсем растерялась.
Но я не сделала то, что должна была сделать. Поэтому, если мне суждено умереть, я хочу завещать все мои сбережения Диане Уорд на случай, если ей придется заплатить за пересмотр дела и новый суд. Не знаю, что подумают в полиции, и не хочу туда обращаться, но все же я должна сказать им, что...
На этом письмо обрывалось. Племянница Агнес, которая по-прежнему рылась в ее вещах, воскликнула: "Еще одно!"
Следующее послание оказалось гораздо короче. Оно гласило: "Уважаемый мистер Бигэм, я хочу изменить свое завещание и готова прийти к вам в контору в любое назначенное вами время".
Но и это письмо не удовлетворило Агнес. Во всяком случае, его она тоже не подписала и не отправила.
– Посмотрите сюда! – сказала племянница и протянула Эмми чековую книжку Агнес, тыча пальцем в одну из строк. В феврале Агнес сняла со своего счета десять тысяч долларов наличными. Остаток составлял примерно двадцать пять тысяч.
– Куда ушли эти деньги? – племянница сверлила Эмми требовательным взглядом. – Десять тысяч! Что она с ними сделала? Мисс Ван Сейдем, вы не представляете, как они нужны мне – все!
16
Итак, Агнес действительно знала что-то об убийстве – и скрывала это. Во время суда она, как и Эмми, уверилась в виновности Дианы, но потом ее начала мучить совесть. Она отправилась в театр, увидела нечто, укрепившее ее в мысли... в какой мысли, мучительно думала Эмми, – и решение созрело. То, что увидела Агнес в театре, окончательно убедило ее в невиновности Дианы и, следовательно, в том, что убийца Гила – тот человек, кого она подозревала. Тогда, чтобы искупить свою вину перед Дианой, она решила изменить завещание в пользу Ди, чтобы в случае смерти Агнес та могла заплатить за судебные издержки, доказывая свою невиновность. Это трагично, это трогательно – и это так похоже на Агнес...
Но вот что оставалось для Эмми полной загадкой – так это десять тысяч долларов наличными.