Его жена как раз производила какое угодно впечатление, но только вовсе не покойницы. Но что поделать? Нет на свете справедливости! Кличка оказалась общей, семейной, как фамилия, и отцепиться от нее вскоре не стало никакой возможности.
Покойник посмотрел пустыми глазами и мгновенно испарился куда-то.
Вот Рита…
Опять екнуло сердце у Стекляшкиной при виде этой плотной, крепко сбитой фигуры, отчаянных серых глаз и милого круглого лица. Что они, сговорились, в этой проклятой деревне?!
Впрочем, Рита мгновенно пригвоздила взглядом к месту Хипоню, заблеявшего комплимент, усадила мужчин пить чай, а Ревмиру увела смотреть кровати и постельное белье… Ну, и посплетничать! — сладко догадалась Ревмира. И правильно догадалась.
В обществе, где число взрослых женщин не превышает и сотни, сплетничать не очень просто, и каждый свежий человечек — на вес золота. Ревмира, как уже было сказано, тупостью не отличалась, и через полчаса они с Ритой стали уже лучшими подругами. Рита узнала про то, что Ревмира очень любит ловить рыбу, что Хипоня — лучший друг мужа, и что он положил глаз на Ревмиру, а она не знает, что и делать. Что Стекляшкин — старый импотент, и что она, Ревмира, думала его увезти в горы, на стократ расписанные ей Красные скалы, и там немного расшевелить… и она не виновата, что за ними увязался и Хипоня.
В общем, много, очень много личных и семейных тайн узнала в этот вечер Рита, жена Покойника, и на все эти тайны она щедро отозвалась всей душой. Ревмиру посвятили в тайны настоя трав, от которого «даже мой импотент на кошку готов запрыгнуть»; в тайны медовой диеты и в способы париться с травками, чтобы мужик вдохнул и от запаха вконец обезумел. Рита горячо одобряла идею увести мужа подальше от всего остального человечества, а Хипоню обещала напоить хитрым снадобьем, от которого во-первых — «нестоячка», а во-вторых — «и не охота ничего».
Ревмира с удовольствием послушала про травки и диеты, а с особенным удовольствием отлила в пузырек остро пахнущего снадобья — верного способа для «нестоячки».
А еще Риту приводила в восторг мысль, что всю рассказанную ею чушь будут перетолковывать и перебалтывать по сто раз на дню, во множество истосковавшихся по свежей жвачке ртов, изболтают до полной неузнаваемости и все-таки никто и никогда даже близко не подойдет к причинам их появления в этих непростых местах.
И уж конечно, Ревмира особенно старалась вызнать как можно больше про Динихтиса, про его молодую жену. Что-то подсказывало ей, что знать это ей будет все-таки полезно.
Дамы пошли топить баню, и для себя, и для мужчин. Пока топили, трудно стало отыскать личной и семейной тайны в судьбе человека, заинтересовавшего Ревмиру.
Вообще-то, был Динихтис по профессии геолог и работал всю жизнь в партии, искавшей рудные месторождения. А кроме того, он очень любил пещеры и охотно лазил в них. Сперва из интереса к этим мрачным, неведомо кем населенным провалам в земле. Потом для того, чтобы найти месторождения драгоценных и полудрагоценных камней.
В непрочные годы, в 1990, в 1991, когда разваливалась и агонизировала советская геология, Динихтис стал готов строить Город Солнца в одной отдельно взятой Малой Речке. Тайги было много, а в тайге водились разные звери, и вкусные, и пушные. На стенах пещер сверкали камни-самоцветы, а в горных ручьях, если хорошо знать где, вполне можно было взять и золото. А что в ближайшие годы появится и встанет во весь рост проблема транспорта, что Малая Речка от Карска находится на таком же расстоянии, как и Москва от Петербурга, — об этом в 1990, в 1991 годах догадывался очень мало кто.
Перестройка делала все, что и должна была сделать по замыслам ее организаторов. Город Солнца накрывался… медным тазом.
Малая Речка все больше переходила на натуральное хозяйство.
Когда-то Динихтис хотел быть известным геологом. Хотел сделать что-то, что заставит заговорить о нем. Хотел защититься, бряцать учеными степенями.
В российских реалиях девяностых он становился только лишь бывшим геологом, кормившимся от таежных находок и ювелирного дела, со все усиливавшимся идефиксом в виде хозяйства. Вот и все, что давала ему жизнь, в юности манившая столь многим… Дом в деревне, мычание коровы, всходы картошки, рассада капусты и помидоров, а в самом поднебесье, на профессиональной вершине — простенькие ювелирные вещицы, колечки и сережки для карских дамочек не из бедных.
Стоит ли удивляться, что все это… ну скажем так — стоит ли удивляться, что все это не радовало Динихтиса? Ну… огорчало его это… раздражало. И уж конечно, не казалось справедливым.
И раздражало, даже очень сильно, что жена, чтоб ей лопнуть, как раз вовсю реализовывала то, от чего оказался напрочь оторван Динихтис. Юлия Сергеевна работала в школе и написала несколько собственных программ, и часть из них даже опубликовала в научных сборниках. Она спуталась с крупным ученым, старым охальником Михалычем, известным далеко за пределами Карска, и ездила к нему в экспедиции.
В экспедициях Юлия Сергеевна работала по программам другого карского ученого, Вламилевского, и даже собирала материал, чтобы пойти к нему в аспирантуру.
Динихтис орал на жену, требовал не шататься по экспедициям, не тратить время на всякие глупости, а заниматься хозяйством.
— Я тут без тебя помидоры буду высаживать, да?! — визжал Динихтис, швыряя об пол кастрюли, миски и ложки. — Я тут без тебя буду корячиться, картошку копать?!
Жена уезжала, высадив помидоры и даже первый раз прополов, и возвращалась задолго до того, как надо было копать картошку. Но как раз в это время Динихтис уходил в горы, а возвращался в пустой дом, а хотел вернуться туда, где ему варят борщи и каши. Ну, и не только в кашах дело…
— Я тут онанизмом заниматься должен, да?! — орал и визжал, плевался, разбрызгивая слюну, Сергей Динихтис. — И вообще, ты с кем там путаешься, а?!
Приписать жене Вламилевского Динихтису не хватало совести, потому что Вламилевскому пошел уже восьмой десяток. Приписать ей Михалыча тоже было непросто, потому что в экспедиции Михалыч ездил с женой, красавицей на 13 лет его младше.
Для истязания жены годились, конечно, и Хрипотков, и Хлынов, и другие обормоты, строившие, строившие, да так и недостроившие свой Город Солнца в Малой Речке. Но как бы не выясняли отношения Динихтисы, какие бы вопли не оглашали деревню из их дома, супруги прекрасно знали — все это несерьезно. Не стала бы спать Юлия Сергеевна с неудачниками, — для этого она себя достаточно уважала.
И Динихтис считал все более насущным — найти, наконец, настоящего любовника жены. Того, что ему гадит, сманивая ее из семьи и вселяя всякие дурацкие, ненужные его жене надежды. А главное — добиться, чтобы она не смела осуществлять то, что сам он не смог осуществить, и свела бы всю оставшуюся жизнь к пищевому и сексуальному ублаготворению Динихтиса.
Совсем плохо стало, когда подрос маленький Васюша. Юлия Сергеевна полагала, что ребенку надо получить хорошее образование. Самое хорошее, какое только возможно. С разрушением школы в Малой Речке годилось только образование в Карске, никак не ближе.
Динихтис полагал, что образование не нужно вообще, и что всему, что надо, он сына и так обучит. Так сказать, не отвлекаясь от вскапывания грядок, выращивания свиней и починки забора.
Сама мысль о том, что его сын получит приличное образование и, не дай бог, чего-то достигнет в жизни, вызывала у Динихтиса неистовство.