Но не беспокойтесь, в следующий раз я буду сообщать о своем визите заблаговременно, и, может быть, тогда Ба не будет...
Оглянувшись, Алан резко замолчал – вьетнамец исчез так же неожиданно, как и появился. Как этот человек умудрялся двигаться совершенно бесшумно?
– Проходите, Алан... – Сильвия пригласила его войти внутрь.
Перешагнув порог, Алан оказался в просторном холле, пол которого был выложен мраморными плитками. На стенах – тут и там – висели картины. С высокого потолка на Алана глядела огромная люстра. Прямо перед его носом начиналась винтовая лестница, ведущая на второй этаж.
– Так что вы говорили Ба?
– Он напугал меня до полусмерти. Зачем он прячется в кустах?
– О, я думаю, его встревожила эта статья в «Таймс», которая как будто специально написана для всякого рода взломщиков и грабителей.
– Что ж, может быть, он и прав. – Алан вспомнил те фотографии в журнале: роскошная квартира, мебель из лучших сортов дерева, столовая с серебряными приборами, оранжерея... Все на этих фотографиях как будто бы кричало: «Д‑Е‑Н‑Ь‑Г‑И!» – Даже если бы ваш дом был хорош лишь наполовину от того, каковым является на самом деле, я думаю, он все равно бы представлял собой немалое искушение для людей определенного склада.
– Спасибо, – сказала Сильвия с печальной улыбкой, – мне приятно слышать это от вас.
– Но у вас наверняка имеется система охраны?
Женщина покачала головой:
– Только одноглазый пес, который лает, но не кусается. Ну и, разумеется, Ба.
– И одного Ба достаточно?
– Пока достаточно...
Ну что ж, возможно, и впрямь одного Ба было достаточно. Алан поежился, вспомнив, как он столкнулся с ним в темноте. Вьетнамец выглядел как ходячий мертвец.
– Спору нет, этой статьей они наделали слишком много шума вокруг вашего имени. Но как получилось, что они ни словом не обмолвились о Джеффи? Они должны были бы сыграть на естественных человеческих чувствах...
– Они не упомянули о Джеффи лишь потому, что ничего не знают о его существовании. Джеффи не манекен для витрины и не игрушка для взрослых детей.
После этих слов Сильвия Нэш еще больше выросла в глазах Алана. Он уже не опасался, что она начнет провоцировать его – сейчас ее больше всего беспокоило состояние мальчика.
– Пойдемте, я провожу вас к нему, – тихо сказала она, – он наверху. Сожалею, что была вынуждена потревожить вас, но бедняжку так рвало, что я просто испугалась...
Алан прекрасно понимал ее. Он последовал за ней через холл и, поднимаясь по лестнице, не без удовольствия разглядывал ее плавно покачивающиеся бедра...
Алан хорошо знал Джеффи и чувствовал по отношению к нему какую‑то особенную теплоту, каковой не чувствовал более ни к одному из своих маленьких пациентов. Джеффи – очаровательное дитя с лицом херувима, светлыми волосами, темно‑синими глазками и... кошмарными проблемами. Алан неоднократно обследовал его, и крохотное тельце восьмилетнего мальчугана было знакомо ему, как свое собственное. Но, что касается разума Джеффи, то он был наглухо отгорожен от внешнего мира.
Когда они вошли в детскую, Алан увидел, что Джеффи мирно спит в своей кроватке.
– Что‑то он не кажется мне уж слишком больным...
Сильвия подошла к кроватке и взглянула на малыша.
– А еще совсем недавно он жутко мучался, все время хватался за животик. Вы же знаете, Алан, что я никогда не беспокою вас по пустякам. Вы уверены, что у него все в порядке?
Алан взглянул в ее встревоженные глаза и почувствовал, как любовь этой женщины к своему ребенку теплой волной распространяется по комнате.
– Давайте осмотрим его и выясним, в чем дело.
– Давайте осмотрим его и выясним, в чем дело.
– Брысь, Месси! – повысила голос Сильвия, и черно‑рыжая кошка, дремавшая, свернувшись клубком, у ног Джеффи, недовольно озираясь на Алана, спрыгнула с кровати.
Алан сел рядом с мальчиком, перевернул его на спинку, затем подтянул кверху его пижамку и приспустил трусики, чтобы обследовать низ живота. Живот был мягким. Алан прощупал его в разных местах, особое внимание обратив на область нижнего правого квадрата в области аппендикса – там ощущалось небольшое напряжение стенки брюшины. К тому же Джеффи вздрогнул во сне, когда он нажал в этом месте. Вынув из своего саквояжа стетоскоп, Алан прослушал живот мальчика, отметив некоторую гиперактивность перистальтики, что указывало на раздражение кишечника. Затем он проверил легкие, сердце, гланды и также не обнаружил никаких отклонений.
– Как он ел вечером?
– По обыкновению – как поросенок.
Сильвия стояла совсем близко – за спиной. Убрав стетоскоп обратно в саквояж, Алан взглянул на нее:
– А что именно он ел?
– Свои любимые кушанья – гамбургер, макароны с сыром, сельдерей, молоко и мороженое.
Убедившись, что ничего серьезного у мальчика нет, Алан поправил на нем пижамку.
– Насколько я могу судить, тревожиться вам не о чем. Либо это начальная стадия гриппа, либо он все‑таки съел что‑то не то. Или съел как‑то не так. Если во время еды человек вместе с пищей заглатывает и воздух, то это может вызвать сильные боли в животе.
– А может быть, это аппендикс...
– Такую возможность не следует игнорировать, однако мне кажется, что это все‑таки не аппендицит. Ведь первый признак аппендицита – потеря аппетита.
– Да, уж на что, на что, а на аппетит мы пожаловаться не можем, – улыбнулась Сильвия и положила руку ему на плечо. – Спасибо, Алан.
Сквозь тонкую ткань куртки Алан почувствовал тепло ее руки. Это было чертовски приятное ощущение... Однако оставаться здесь, в полутьме, наедине с прекрасной Сильвией и чувствовать ее прикосновения... Все это могло завести слишком далеко. Алан понял, что ему пора уходить. Он встал, и рука Сильвии соскользнула с его плеча.
– Если ночью что‑нибудь случится, позвоните мне или привозите его утром в больницу. Я обследую его еще раз.
– В среду?
– Да, в четверг меня не будет в городе, а завтра у меня как раз имеется несколько свободных часов для приема. Но только приезжайте пораньше. Вечером я улетаю на юг.
– На отдых?
– Нет, в Вашингтон. Я собираюсь выступить на заседании подкомитета сенатора Мак‑Криди по поводу законопроекта о «Своде норм медицинского обслуживания».
– Звучит интригующе. Но лететь так далеко лишь для того, чтобы поговорить с политиками... Неужели это так важно для вас?
– У меня давно уже появилось желание высказаться публично на волнующие меня темы, просто до сих пор я не находил подходящей трибуны.
– Ну что ж, езжайте, выговоритесь...
– Не иронизируйте, Сильвия. Речь идет о смысле всей моей профессиональной практики и о моих представлениях о врачебной этике.
– Я ничего не слышала об этом законопроекте.
– Да почти никто о нем ничего и не слышал. Но клянусь вам – это совершенно идиотский законопроект, который, в случае его принятия, так или иначе коснется каждого живущего в нашей стране. Если он будет принят, мне ничего другого не останется, как только подать в отставку. Этот законопроект регламентирует деятельность врача подобно тому, как кулинарная книга регламентирует способы приготовления определенных блюд. Да я лучше буду смолить лодки, нежели лечить людей конвейерным способом!
– И что же вы – бросите вызов и вернетесь домой?
Алан был уязвлен подобным выпадом.