Я отложила книгу и открыла дверь.
Светловолосый молодой человек с непримечательным лицом держал поднос с двумя завернутыми в полиэтилен сэндвичами и парой пластиковых чашек с горячим шоколадом, а также темно‑синюю зимнюю куртку. «Может, это и еда, – подумала я, – но если Бран решил выглядеть как стандартный доставщик, то, вероятно, не без причины. Он любит быть незаметным».
Он слегка улыбнулся, когда я не уступила ему дорогу.
– Чарльз рассказал мне, что с Адамом все будет нормально, а Сэмюэль свалял дурака.
– Сэмюэль извинился, – заметила я, впуская его в номер.
На крошечной кухоньке – плита на две горелки, небольшой холодильник и крытый пластиком стол с двумя стульями. Бросив куртку на кровать, Бран поставил поднос на стол и разложил его содержимое так, что с каждой стороны оказались сэндвич и чашка.
– Чарльз сообщил мне, что у тебя нет пальто, поэтому я принес это. И решил, что ты не прочь что‑нибудь съесть. Потом можем обсудить, что делать с твоим Альфой и его исчезнувшей дочерью.
Он сел на стул и жестом пригласил меня сесть на другой. Я села и поняла, что целый день ничего не ела – не была голодна. И сейчас не хотела.
Верный своему слову, Бран молчал, пока ел, а я клевала по чуть‑чуть. У сэндвичей был привкус холодильника, но какао оказалось горячим, с ароматом зефира и ванили.
Бран ел быстрее меня, но терпеливо ждал, пока я закончу. Сэндвичи относились к категории тех огромных «сабвеев», после которых вы остаетесь сытыми целую неделю. [13]Я съела часть, а остальное завернула в полиэтилен. Бран съел все: вервольфам нужно много пищи.
Моя приемная мать говаривала: «Никогда не держи вервольфа голодным, иначе он присоединит тебя к своему ленчу». И после этого всегда трепала мужа по голове, даже если он был в форме человека.
Не знаю, почему я тогда об этом подумала и почему от этой мысли у меня на глаза навернулись слезы. Мои приемные родители уже почти семнадцать лет как мертвы. Мать умерла, пытаясь стать вервольфом. Как‑то раз она сказала, что стареет с каждым годом, а он – нет. Женщин, призванных луной, очень мало, потому что они обычно не переживают перемену. Месяц спустя мой приемный отец умер от тоски по матери. Мне тогда было четырнадцать.
Я отпила какао и ждала, когда Бран заговорит.
Он тяжело вздохнул и откинулся на стуле, держа его в равновесии на двух ножках; его собственные ноги повисли в воздухе.
– Люди так не делают, – заметила я. Он приподнял бровь.
– Что не делают?
– Не балансируют так. Только подростки, выделываясь перед девочками.
Он резко поставил стул на все четыре ножки.
– Спасибо.
Бран старается казаться как можно более похожим на человек, но все равно его благодарность прозвучала чуть резковато. Я торопливо глотнула какао, чтобы он не заметил моей улыбки.
Он оперся локтями о стол и сложил руки.
– Что собираешься делать, Мерси?
– О чем ты?
– Адам – в безопасности и выздоравливает. Мы узнаем, кто убил твоего друга. А каковы твои действия?
Бран может испугать. Он психический – по крайней мере он сам так это называет, если его спросить. А значит это, что он с любым вервольфом может общаться мысленно, мозг с мозгом. Именно поэтому Чарльз мог в лесу говорить за него. Бран использует это свое качество наряду с другими, чтобы держать под контролем североамериканские стаи. Он утверждает, что может заставить других слышать свои мысли, но в обратную сторону это не действует.
В стае шепчутся, что у него есть и другие способности, но какие именно, никто не представляет. Чаще всего утверждают, что он действительно умеет читать мысли. Он всегда точно знает, кто повинен в той или иной неприятности, случающейся в его городе.
Он всегда точно знает, кто повинен в той или иной неприятности, случающейся в его городе.
Моя приемная мать, обычно смеясь, заявляла, что именно эта репутация делает его непогрешимым: ему стоит только войти в комнату и определить, кто смотрит на него самыми виноватыми глазами. Может, она и права, но когда как‑то раз я попыталась выглядеть невинной, это не сработало.
– Уеду завтра утром.
«Очень рано, – подумала я. – Чтобы снова не разговаривать с Сэмюэлем – и начать и искать Джесси». Бран покачал головой и нахмурился.
– Днем.
Я почувствовала, как от удивления поднялись мои брови.
– Что ж, – осторожно произнесла я, – если ты знаешь, что я собираюсь делать, почему бы прямо мне не сказать об этом, а не спрашивать?
Он слегка улыбнулся.
– Если подождешь до середины дня, Адам будет способен ехать с тобой, а Сэмюэль что‑нибудь разузнает о том, как твой молодой человек… Алан Маккензи умер. Сэм сегодня всю ночь проведет в лаборатории за вскрытием и изучением шприца. – Бран наклонился ко мне. – Это не твоя вина, Мерси.
Я пролила какао на футболку.
– Дерь… – Я прикусила язык. (Бран не одобряет бранные слова.) – Ты можешь читать мысли.
– Я знаю, как работает твой ум, – ответил Бран с легкой улыбкой, которая совсем не была самоуверенной. Сразу взяв бумажное полотенце, он смочил его над раковиной и протянул мне, а я тем временем отлепила футболку от тела: какао все еще горячее, хотя и не обжигающее.
И пока я промокала футболку и кожу у раковины, он продолжал:
– Если только ты не слишком изменилась – а это вряд ли возможно, – когда кому‑нибудь больно, ты считаешь это своей виной. Мне Адам рассказал все, что знает, и никакого отношения к тебе это не имеет.
– Ха… ты точно телепат. Он в волчьей форме и говорить не может. – С футболкой я сделала все возможное, но пожалела, что у меня нет смены.
Бран усмехнулся.
– Уже может. Иногда перемена помогает нам быстрее выздоравливать. Обычно мы из человека становимся волком, но перемена в противоположную сторону тоже действует. Сэмюэль ему не очень понравился. – Улыбка Брана стала шире. – Прежде всего Адам выругался. Заявил, что Сэм любитель, а не профессионал. Что Альфа не имеет дел с теми, кто не умеет обращаться с ранами. И добавил, что у тебя иногда больше мужества, чем ума. – Бран указал чашкой на меня. – Кстати, я с ним согласен – именно поэтому я попросил Адама присмотреть за тобой, когда ты оказалась на его территории.
«Вот как, – подумала я, стараясь не выглядеть слишком ошеломленной. – Значит, Адаму было приказано опекать меня? Мне казалось, что наши странные взаимоотношения основаны на чем‑то другом». Знание того, что Бран велел следить за мной, меняло окраску всех наших разговоров.
– Не люблю лгать, – сказал Бран, и я поняла, что не сумела скрыть реакцию на его откровения, – даже умолчанием. С самой жестокой правдой можно иметь дело, можно победить ее, но ложь уничтожает душу. – Он выглядел так, словно говорит на основании личного опыта. – Эта нелюбовь заставляет меня вмешиваться, когда следовало бы отойти в сторону. – Бран помолчал, как будто ждал ответа, но я понятия не имела, к чему он ведет. Он сел и сделал глоток какао. – Были такие, кто считал, что от тебя нужно скрыть правду о смерти Брайана.
Брайан – это мой приемный отец.
Я вспомнила, как проснулась однажды после Рождества, услышав на кухне низкий голос Брана. Когда я вышла из своей комнаты, Бран сообщил мне, что полиция нашла тело Брайана в реке Кутеней.