Какое имеет значение, как прошел визит к врачу?
– Виктория!
Вики вздохнула и поправила очки.
– Прости. Ничего не изменилось.
– Значит, не стало и хуже. – Материнский голос содержал признание раскаяния и согласие оставить эту тему в покое. – Удалось ли тебе получить какие‑нибудь заказы на работу?
Она закончила на прошлой неделе дело о мошенничестве со страховкой. С тех пор ничего новенького не подворачивалось. Если бы она умела лгать лучше...
– Пока ничего нет, мам...
– Ну хорошо, а как насчет Майкла Селуччи? Он ведь все еще служит в полиции. Не мог бы он подыскать что‑нибудь для тебя?
– Мама!
– Или тот милый молодой человек, Генри Фицрой. – Однажды Генри поднял трубку, когда она позвонила, и произвел на нее неизгладимое впечатление. – Он ведь нашел для тебя что‑то прошлым летом.
– Мама! Мне вовсе не нужно, чтобы они искали мне работу. Я не нуждаюсь в том, чтобы кто‑то искал мне работу. Я вполне способна найти ее самостоятельно.
– Не показывай зубы, милая. Я знаю, ты прекрасно можешь найти себе работу сама, но... ох, доктор Берк только что вошел, и мне нужно уходить. Помни, ты всегда можешь жить со мной, если тебе это будет необходимо.
Вики удалось повесить трубку, не поддавшись желанию дать выход ярости, но только потому, что от этого пострадал бы телефонный аппарат, а она не смогла бы приобрести новый прямо сейчас. Ее мать часто бывала такой... такой... «Ладно, полагаю, могло быть и хуже. Слава Богу, у матери есть интересное дело и собственная жизнь, а иначе она бы постоянно доставала меня, требуя внуков». Она направилась в ванную, покачивая головой при мысли, что материнство никогда не входило ее планы.
Ей было десять, когда ушел отец, и Вики была достаточно взрослой, чтобы понять, что большинство проблем во взаимоотношениях между ее родителями было вызвано именно материнством. В то время как другие дети разведенных родителей во всем обвиняли себя, она возлагала вину непосредственно на то, что именно, как она чувствовала, вызвало осложнение. Рождение малыша превратило молодую, увлекающуюся женщину, на которой женился ее отец, в постороннего ему человека, у которого не было на него времени, и после того, как он ушел, необходимость обеспечения своего ребенка стала управлять всеми ее поступками. Вики росла так быстро, как только могла, ее независимость гарантировала соответственно независимость матери.
Иногда Вики задавалась вопросом, не предпочла бы ее мать другую дочь, во всем розовом и в кружевах, которая отнюдь не возражала бы против такой опеки. Но ее нисколько это не волновало, притом что ее решительный отказ представлять себя в розовом и в кружевах не возымел никакого эффекта на продолжающиеся заботы матери, не желающей расставаться со своими мечтами. Гордясь профессией дочери, она тревожилась из‑за опасности ее работы, беспокоилась об общественном мнении, о мужчинах в жизни Вики, ее нерегулярном питании, ее зрении и своевременных посещениях офтальмологов.
– Не то чтобы состояние моих глаз не заслуживало ее беспокойства, – признала Вики, взбивая пену на волосах. Деньги подходили к концу, и если вскоре что‑нибудь не подвернется...
– Что‑нибудь должно подвернуться. – Она ополоснулась и выключила воду. – Что‑нибудь всегда подворачивается.
* * *
– Это просто смешно! Я этого не потерплю! – Доктор Ракс с размаху опустился на кресло у своего письменного стола. – Как они смеют не посвящать нас в курс дела!
– Успокойтесь, Бога ради, Илайджа, иначе заработаете себе язву. – Доктор Шейн стояла в дверях кабинета, скрестив на груди руки. – Это только до тех пор, пока не станут известны результаты вскрытия и мы будем уверены, что причиной смерти несчастного парня стал сердечный приступ.
– Конечно, это был сердечный приступ. – Ракс протер усталые глаза. Измученный серией снов о погребении заживо, пугающих своим правдоподобием, он даже обрадовался предрассветному телефонному звонку, избавившему его от этих кошмаров. – Полицейский, с которым я разговаривал, сказал, что невозможно сделать заключение только по его внешнему виду. Предположил, что, вероятно, вид мумии испугал его до смерти. – Он фыркнул, его мнение о ком‑либо, кого мог насмерть испугать такой исторический объект, было очевидно.
Доктор Шейн нахмурилась.
– Мумия?..
– Ох, Бога ради, Рэйчел. Вы не могли забыть маленький сувенир, привезенный мною из Англии.
– Нет, разумеется нет... – Если не считать того, что она на миг действительно забыла о ней.
Доктор Ракс снова протер глаза; казалось, что песчинки попали ему под веки.
– Странная вещь, ведь я множество раз беседовал с Эллисом, когда задерживался на работе. Учитывая все обстоятельства, можно сказать, что он отличался острым умом, но не тем, что я бы назвал богатым воображением, и полагаю, что его вряд ли могло привести в волнение какое‑либо странное явление в лабораторном зале. – Он сам поразился, когда сухо и бездушно рассмеялся. – Он же не мисс Таггарт.
Хотя мисс Таггарт продолжала убирать офисы отдела, она отказывалась входить одна в лабораторный зал с тех пор, как прошлым летом произошел инцидент с мумифицированной головой. Никто не признался, что нахлобучил бейсбольную кепку «Синих Соек» на голову артефакта, но, поскольку доктор Ракс не приложил серьезных усилий к поискам негодяя, остальные сотрудники отдела остались при собственном мнении на сей счет.
– Вы понимаете, что все эти события могут только укрепить ее суеверия? – Доктор Шейн вздохнула. – Возможно, она переведется в отдел геологии или куда‑нибудь еще, где нет никаких костей, и мы потеряем лучшую уборщицу из всех, которые у нас когда‑либо работали. Я снова не отважусь оставлять на своем столе бумаги на ночь.
Сопровождать ее в лабораторный зал во время уборки было малой ценой по сравнению с тем, что мисс Таггарт действительно была единственной уборщицей во всем здании, которая никогда не прикасалась к рабочим материалам.
– Кстати говоря, о бумагах... – Она махнула рукой в направлении перегруженного письменного стола главного хранителя. – Почему бы вам не использовать это время как возможность разобраться с текущими документами?
– Как только мы сможем приступить снова к работе...
– Я дам вам знать.
Рэйчел Шейн закрыла за собой дверь и медленно прошла в свой кабинет. Ее брови сошлись на переносице. Воспоминания о мумии то всплывали в памяти, то исчезали, словно в водовороте, и она не могла представить, как это случилось, что на миг она полностью смогла забыть о ее существовании. «Очевидно, впечатление, вызванное смертью этого молодого человека, было сильнее, чем мне показалось».
* * *
Ка, вернувшаяся к нему ночью, рассказала ему о величайших чудесах, о которых и помыслить не могли в Египте, даже времен величайшего его расцвета. Великие пирамиды были воздвигнуты не во славу могущественным владыкам, но являлись блестящими муравейниками из металла и стекла, построенными для толстозадых преуспевающих молодых профессионалов. «Яппи», вот как их здесь называли. Колесницы сменили «четырехцилиндровые отхожие места на колесах, в которых едва ли способна разместиться дохлая утка». Хотя он не слишком ясно представлял себе многие другие понятия, пиво и бюрократия не претерпели существенных изменений. Он оказался на другой стороне мира, противоположной Матери Нилу, в стране, в которой происходили сражения палками на замерзшей воде. Ее царица находилась в государстве, удаленном на множество лиг, она уже не была воплощением Осириса, хотя он, правивший за нее здесь, казалось, воображал себя неким болтливым божеством из белой жести.