Мальчишка съехал в кустарник, пытаясь показать пример, но уставший мерин, запнувшись за что-то, оступился и упал.
Рыцарский конь, способный тянуть на себе всадника в полном доспехе, стоит дорого. Примерно столько же, сколько десяток хороших лошадей, на которых обычно и ездят господа рыцари. Опять-таки — животина сильная, но очень уж быстро выдыхается! На турнире это не страшно, а вот в бою… Нет бы, дураку, оставить лишнее железо в лагере и ехать на простой кобыле.
Сидя на безопасном расстоянии, я посмеивался, наблюдая, как юнец неуклюже встает на ноги и, пятясь как рак, выползает на дорогу. Двое ландскнехтов спешились и, отдав поводья третьему, отправились поднимать рыцарского коня. Увы, их попытки были тщетными. Кажется, мерин сломал ногу, и солдаты решили его добить…
Я пожалел, что у меня не было арбалета, — спокойно сумел бы уложить солдат, а мальчишку прихватил бы с собой. Не знаю, сгодился бы он в качестве «языка», но вот выкуп бы получить за него можно… Выкуп… А почему бы не попробовать без арбалета? Вон сколько тут камней валяется…
Юный рыцарь угрюмо наблюдал, как солдаты снимают с его коня налобник и седло с попоной. Растеряв воинственный пыл, снял-таки шлем и расстегивал пропотевший подшлемник.
Обойдя противника по широкой дуге, я вышел на дорогу с противоположной стороны и бросил первый камень, решив начать с коневода. Глухой стук, и солдат свалился под копыта коней… Юнец обернулся и с недоумением захлопал глазами — до него не сразу дошло, почему какой-то мужлан собирается напасть на рыцаря и стоит ли пачкать благородное оружие.
Думал он недолго и даже попытался разрубить меня от плеча до паха, но, получив удар в лицо, сник и лег рядом с первым пострадавшим. Оставшиеся солдаты, увидев неладное, бросили свою работу и кинулись ко мне, на ходу вытаскивая оружие.
Я позаимствовал меч у «павшего» и принял бой. Ландскнехты дрались хорошо, но они были кавалеристами и потому норовили нанести удар сверху, как привыкли, на мгновение открывая беззащитный просвет между кирасой и горлом, будто приглашая нанести укол…
Первый — он так и умер с перерезанным горлом. Второй (тот, что узнал меня!) оказался умнее и догадался бросить меч.
— Рассказывай! — предложил я, выписав чужим клинком «восьмерку» перед его глазами.
— А чего рассказывать-то? — хмыкнул солдат, садясь на корточки. — Спрашивай…
— Да с самого начала и рассказывай, — подсказал я. — Как зовут, откуда меня знаешь. Как в войско герцога Фалькенштайна попал.
— Я — Жвачка, — представился он. Подумав немного, уточнил: — Кличка у меня такая. А зовут Пауль. Тебя знаю, потому что видел, когда ты полком командовал. Сюда по найму попал. Услышал, что герцог народ собирает против вольного города, и пришел. Дело-то прибыльное.
— Сколько войск у герцога?
Пауль Жвачка задумался и мелко зашевелил губами, прикидывая:
— Своя дружина человек двести. Может, триста… Бароны-вассалы с двадцать копий. Мы, человек пятьсот, а то и с тысячу, не считал… А еще слышал, когда герцог узнал, что ты гарнизоном командуешь, он по городам пеших латников решил собрать.
— Катапульты у герцога есть?
— Вроде бы. Сам не видел, но должны быть, — неопределенно отозвался солдат, слегка пожевывая нижнюю губу, словно жвачку. Понятно, откуда взялась кличка…
— Башня осадная есть?
— Есть, — охотно подтвердил Жвачка. — Ее сейчас шкурами сырыми обивают.
— Мать твою! — выругался я вполголоса.
То, что я узнал о башне, — это важнее численности войск. В конце концов, задача любой крепости — выстоять, а не разгромить противника. А с башней…
— Что со мной-то делать будешь? — поинтересовался Пауль. — В плен возьмешь? Только… — вздохнул парень. — Я тебе честно скажу — выкупа за меня не дадут.
— Знаю! — усмехнулся я. — Кто же за «пса войны» выкуп положит? А если и положит, так ты до старости служить будешь за хлеб и воду. За Ульбург воевать пойдешь?
— Не могу, — с сожалением зажевал губами солдат. — Договор у меня с герцогом еще не истек.
— Жаль, — сказал я совершенно искренне. — А не то я бы тебе должностенку подыскал.
Такого парня я с удовольствием взял бы к себе лейтенантом. Но договор — вещь святая! Наемник, что переметнется не дослужив срока, долго не живет…
— Стало быть, в плен ты меня брать не будешь? — констатировал Пауль. — Ладно, что уж теперь… — вздохнул он. — Руку отрубишь? Если руку, то, может, не правую, а левую? — попросил он дрогнувшим голосом.
— Да нет уж, правую давай, как положено, — покачал я головой и приготовился к замаху.
Пауль, закатав рукава, осенил себя крестным знамением и, закрывая глаза, вытянул руку. В следующий миг он, взвыв от боли, упал на колени.
— Ну чего верещишь, как резаный? Цела твоя рука… Ну-ну, не ори, — успокоил я парня, вырубая две короткие прямые ветки.
Подумал и вместо веток задействовал ножны и меч Жвачки. Для меня меч ценности не представлял, а парень будет доволен. Когда соединял сломанные кости, Пауль покрылся крупным потом, но смолчал, превозмогая боль…
— Ну, вот и все! — полюбовался я на творение своих рук.
Ни один из нас не погрешил против правил: Пауль не нарушил договор, а я, отпуская врага живым и почти невредимым, лишал герцога хорошего солдата не меньше чем на месяц! А на войне иной раз врага важнее ранить, нежели убить.
Между тем очнулся мальчишка. Он сидел, обхватив голову руками, и громко рыдал, размазывая по лицу кровь и слезы. Вот рыцарь-то мне пригодится! Связав парню руки, я решил покопаться в карманах у солдат — я не благородный, считающий ниже своего достоинства рыться в карманах убитых. Да и благородные, помнится, этим не гнушались.
Убитым оказался только один. Тот, что получил камнем по каске, дышал. Я помог собрату-наемнику уложить живого поперек седла, а Жвачка, хотя и был с одной рукой, но взобрался в седло сам.
— С этим-то что будешь делать? — спросил он, кивая на рыцаря.
— Посмотрим… — уклончиво сказал я. — Может, отпущу, а может — в плен возьму. Ты что рассказывать будешь?
— Ну про тебя-то уж точно ни гугу, — усмехнулся Пауль сквозь силу. — Скажу — напали из кустов, Петера сразу убили, мальчишка навстречу рванул — не знаю куда делся. Ну а мы — вот они. Один — без сознания, второй — с рукой сломанной. Конь рыцарский — вон лежит. А кто да что — пусть гадают…
Проводив наемников, я занялся пленным — загрузил его доспехами, снятыми с коня, и оружием ландскнехтов. Ну а свои собственные (теперь мои!) латы юнец понесет на себе сам. Жаль, денег оказалось маловато. «Надо было узнать, что за мальчишка и сколько за него просить!» — подумал я с запозданием.
— Пошли, — приказал юнцу, указывая на кустарник.
— Не пойду! — гордо заявил мальчишка, пытаясь сохранять достоинство под ношей железа. — Я — опоясанный рыцарь! Меня может взять в плен только тот, кто равен мне по знатности! Ты можешь меня убить, но сдаваться тебе в плен я не буду!
— А мне по хрен, кто ты есть! — сообщил я, отвешивая парню подзатыльник: — Я тебе сдаваться не предлагал… Я тебя, барашка, уже и так взял. И если ты будешь кочевряжиться, то я буду пинать твою благородную задницу своими грязными сапогами. Понял? Если да, то — вперед!
Парень грозно сверкнул на меня одним глазом (второй уже успел оплыть) и помотал головой:
— Не дождешься, сволочь!
— Ладненько, — улыбнулся я юному рыцарю, развернул его спиной к себе и пихнул упрямца ногой под задницу так, что парень был вынужден пробежать несколько шагов, чтобы не упасть: — Видишь, уже идешь! Сейчас еще разок поддам…
Рыцарь не стал дожидаться нового унижения и бодро, насколько позволяла ноша, затрусил вперед. Далеко с таким грузом он не уйдет, но до оврага — как-нибудь доковыляет.
Мы пробивались сквозь заросли часа два. Парень, сгибавшийся под тяжестью железа, стал уставать. Замедлил ход, зашатался и упал:
— Дальше не могу!
Я наклонился к мальчишке, сунул ему под ребро кинжал и проникновенно прошептал ему на ухо:
— Можешь… Ты не представляешь, на что способен человек, когда он хочет жить.
Забыв об усталости, юнец вскочил и помчался вперед как древний атлет, а не рыцарь, навьюченный металлоломом.
Когда показался куст, прикрывавший вход, парень совсем выдохся. Он был почти без сознания, когда я снял с него груз. Ну а раз оруженосца не было, то мне пришлось самому расстегивать ремешки и развязывать шнурки. Обычно, чтобы не тратить время, мы просто срезали доспехи у мертвых и раненых.
Вытряхивая рыцаря из поддоспешника, я присвистнул — войлок и кожа были насквозь мокрыми. Суши их теперь…
— Не рановато тебя в рыцари посвятили? — поинтересовался я, заметив, что парень пришел в себя.
— Его высочеству, герцогу Фалькенштайну, виднее — кого посвящать в рыцари, — просипел парень.
Вон оно как! Герцог еще и высочество? Точно, в короли метит.
— А родители твои кто? — поинтересовался я.
— Родители? — удивился парень. — При чем тут родители? Ну, если угодно, то мой отец Иоганн Лепте был вассалом его высочества.
— Отец был фон Лепте или просто — Лепте? — уточнил я.
— Просто Лепте, — покраснел парень. — Он был вассалом господина герцога и умер незадолго до моего рождения, не успев получить пояс и шпоры. Зато я и мои потомки будут носить имя фон Лепте! — гордо вскинул голову юнец.
Я бы не удивился, узнав, что отец умер года за два до рождения Лепте-младшего, ставшего фон Лепте. И скорее всего, «просто Лепте» был не вассалом герцога, а крестьянином-арендатором. Однако, если каждого бастарда посвящать в рыцари, то никаких герцогств не хватит. Может, из-за этого Фалькенштайн и расширяет владения?
Среди припасов имелся небольшой бочонок с водой. Набулькав кружечку и сделав глоток, я спросил:
— Сколько войск у герцога?
— Я не намерен разговаривать с быдлом! — горделиво отозвался парень и сжался, будто в ожидании удара.
— Бр-рр-ль, — прополоскал я горло, а потом, выплюнув воду на землю, заметил: — Насчет быдла — это ты правильно сказал.
— Дай воды! — не выдержал парень.
— Дам, если ты мне все расскажешь, — пообещал я, наливая новую кружку.
— Нет! — скривился парень.
Я усмехнулся и вылил воду рядом с ним. Думаю, через минуту-другую рыцарь сломается. Да он, вообще-то, уже сломан, просто ищет повод, чтобы выговориться. Надо помочь…
— Кстати, а разве численность войска — такая большая тайна? Или герцог запретил тебе об этом говорить? Ты клятву давал?
— Не давал, — согласился юнец, найдя достойную лазейку.
— Ну в чем же дело? Клятву ты не давал, значит, долг вассала не нарушишь. Тем более, — прищурился я, — о численности войск мне уже рассказали. Так что ты никого не предаешь и не продаешь. А хочешь — я тебя отпущу?
Фон Лепте недоверчиво посмотрел на меня:
— На свободу? А выкуп?
— Ну, будем считать, что выкуп ты отдашь рассказом о войске герцога. Ну попей водички…
Юному рыцарю понадобилось выпить две кружки, прежде чем он стал рассказывать:
— В армии его высочества сорок рыцарей с копьями-отрядами. Всего — две тысячи всадников. С ними наемники: пятьсот конных и около двух тысяч пеших. Ожидаем прихода еще тысячи кнехтов.
— Откуда такая точность? — удивился я.