Я достигну своей эпохи, двигаясь во времени в обратном направлении. Наши предыдущие эксперименты были успешны, и, как я уже говорил тебе, наш посланец возвратился с интереснейшими свидетельствами о Римской империи.
Я слушал бадарийца внимательно, стараясь не упустить ни слова. Джинг-Джонг довольствовался тем, что временами одобрительно кивал головой. Когда Амун-Ка-Зайлат умолк, он воскликнул:
— Да будет прославлена мудрость перголезцев, воскресивших эти чудеса! Меня мало что удивило в твоем рассказе, бадариец. Мы тоже открыли… то есть откроем способ для достижения баснословных скоростей. Нам тоже станет известен принцип усложненных перемещений и воображаемых протяженностей. Единственная разница между твоим экспериментом и моим, о предок, заключается в направлении путешествия. Мы решили совершить путешествие в прошлое. Итак, после точной установки машины я отправляюсь в бадарийскую эпоху, унося с собой надежды и энтузиазм всех перголезцев. Я отправлюсь в путь через двенадцать тысяч лет. Я прибыл сюда пять дней назад после путешествия, занявшего несколько часов…
Выражения «сложная скорость» и «воображаемая протяженность» мне еще были под силу; но от этого беспрерывного смешения прошлого, настоящего и будущего у меня начиналась нервная дрожь. Я заказал еще несколько бутылок.
— Простите, друзья, что я прерываю вас, — взмолился я, — но мне нужно какое-то время, чтобы освоиться. Не торопитесь, пожалуйста, меня изумляет каждое ваше слово… Итак, — продолжал я, пытаясь сосредоточиться, — ты уверяешь, Амун-Ка-Зайлат, что сможешь отправиться против течения времени и возвратиться в эпоху, из которой ты прибыл?
— Совершенно верно.
— И потом, когда ты умрешь, твое перемещение во времени еще будет продолжаться в будущем? Стало быть, люди моего века, например, могут видеть тебя живым уже после твоей смерти?
— В этом нет никакого сомнения, — ответил бадариец.
— А почему бы нет? — добавил Джинг-Джонг. — Ведь меня ты видишь задолго до моего рождения.
— Действительно, — пробормотал я в задумчивости, — я об этом не подумал… Но как же тогда… разве не ты мне сказал, что тысейчас жив?.. Ведь в таком случае прав как раз я, и ты наверняка мертв.
— О парижанин, твое вино прекрасно, но голова у тебя поистине слоновья. Ведь все это очень просто: для тебя я мертв, но относительно моего собственного времени я жив, поскольку я существую. Моя смерть находится в МОЕМ БУДУЩЕМ и одновременно в ТВОЕМ ПРОШЛОМ. Если тебе так больше нравится, что ж: я умер немногим менее твоих восьмидесяти веков назад. В этом нет никакого противоречия.
— Да… да… Но предположим, что ты совершил путешествие всего лишь на два года вперед (я имею в виду два земных года). Ты останешься там несколько дней, а затем вернешься назад и будешь жить изо дня в день; если я правильно понял, через два года ты должен будешь встретиться с самим собой во времени, которое ты уже прожил… то есть которое ты проживешь два года назад… Я хочу сказать, два года спустя.
— Это неоспоримо, и такая встреча с самим собой — одна из удивительных деталей, связанных с подобными путешествиями. Совершенно очевидно, что в случае замкнутого цикла со слабой амплитудой, возвратившись назад и живя затем нормально, то есть в земном времени, я должен оказаться перед собственными глазами, точно так же, как сейчас нахожусь перед тобой.
— Непостижимо! — вскричал я, почти теряя рассудок. — Но ты, Джинг-Джонг, когда ты родишься… Когда ты будешь рожден… Когда ты должен будешь родиться… и если ты возвратишься в эти края, узнаешь ли ты Париж, который ты должен будешь посетить… да, который ты посетишь примерно за двенадцать тысяч лет до своего рождения?
— Не думаю, — ответил Джинг-Джонг.
— Ты все время забываешь, что ядолжен буду родиться по отношению к тебе, но что касается меня, яуже родился , поскольку я сижу здесь, перед тобой. К этому моменту я помолодел только на два или три часа; и поскольку мне шестьдесят лет, я родился шестьдесят лет назад по времени перголезцев.
Сидя на террасе «Купола», мы продолжали беседу. Коньяк помогал мне не выглядеть чрезмерным глупцом, хотя я жалким образом продолжал путать глагольные времена. Стояла светлая ночь. Монпарнас снова стал красочным и оживленным, как в предвоенные годы. В толпе можно было встретить иностранцев всех рас и в любой одежде. Бадариец в красной тоге не особенно выделялся.
«Никто и не подозревает, — подумалось мне, — что здесь совершается… совершилось… совершится… самое необыкновенное приключение в истории… и что это мне, Оскару Венсану, дано стать его участником! Какая необыкновенная заботливость провидения!»
Совсем теряя голову от признательности к судьбе, я робко спросил своих гостей, не пожелают ли они отведать вина, столь прославленного у нас; я заказал две бутылки шампанского. Мы чокнулись.
Амун-Ка-Зайлат соблаговолил выразить свое удовлетворение. Он говорил:
— Странное ощущение испытываешь, друг, оказавшись внезапно на восемь тысяч лет впереди своего времени. Я не стану дурно отзываться о твоем веке, парижанин, хотя, мне кажется, он достиг просто непостижимого уровня невежества. Но воздух здесь легок, свет мягок, и я ощущаю в себе необычную теплоту. Я воздаю должное твоему гостеприимству и благодарю тебя от имени своего научного института. Что-то теперь делают мои научные коллеги в Бадари? Вернее, чем были они заняты восемьдесят веков назад? Конечно же, они с нетерпением ожидали моего возвращения. Я не обману их надежд. Жатва, собранная мною, станет датой в истории мировой науки.
Но я не могу безмятежно дремать среди плотских радостей твоей эпохи, друг; я должен выполнить свое задание. Я отправлюсь к цели, которая мне назначена; я должен достигнуть твоей эпохи, Джинг-Джонг. Возможно, я окажусь там, перголезец, в годы твоей жизни. Вероятно, стало быть, что я встречу тебя там; но ты не сможешь меня узнать, ибо наша встреча будет еще предстоять тебе в будущем. Я надеюсь, ты окажешь мне прием столь же учтивый, какой оказал нам наш друг парижанин. Надеюсь также, что искусство приготовления вин к тому времени не будет забыто.
— В последнем можешь быть уверен, о предок; но ты обольщаешь себя ложной надеждой. Ты не можешь меня встретить в Перголии, ибо если ты меня встретишь, то — прошу снисхождения за не слишком изящный оборот — это уже произошло в моем прошлом. В таком случае я уже теперь знал бы об этом. Между тем твое лицо мне незнакомо.
— Это справедливо, о будущий мудрец, я забыл об этой детали… Но мне пора. Не можешь ли ты, парижанин, оказать мне последнюю услугу? Мне было бы страшно неприятно взлететь посреди этой толпы; это не осталось бы незамеченным. Не согласишься ли ты проводить меня в какое-нибудь пустынное место, откуда я смогу вылететь, не вызывая скандала?
Я поднялся, чтобы проводить его. Джинг-Джонг пообещал подождать меня в «Куполе»; мне хотелось еще поговорить с ним.
— Я не двинусь с места, — сказал перголезец, — до твоего возвращения. Я думаю завтра отправиться дальше. Тебе же, предок Амун, я желаю счастливого пути. Но не хочешь ли ты передать что-нибудь своим братьям? Не исключено ведь, что я приземлюсь в твоем веке.
— Скажи им, что ты встретил по дороге Амун-Ка-Зайлата, что все идет хорошо и что я скоро возвращусь. Vale!
Мы прошли несколько шагов по бульвару. Потом мы свернули в переулок, и я повел Амуна по направлению к Люксембургскому дворцу.