Мда-а, ничего не скажешь, хорошенький боевой дух будет у нашего войска от таких разговорчиков! [5] Я положил руку на его склизкое, бородавчатое плечо:
— Послушай, сынок… Как тебя звать?
— Наббин, сэр.
— Наббин. Так вот, Наббин: не стоит верить всему, что тебе говорят. Да, конечно, британская армия сильна. Более того: редко случалось мне видеть воинство сильнее этого. Но пусть так. Пусть у них есть мариды, целые легионы афритов и целые бочки хорл. Пусть все это обрушится на нас сегодня ночью, прямо здесь, у Страховых ворот. Ну что ж, пусть явятся! У нас еще есть в запасе нечто такое, от чего им придется убраться несолоно хлебавши.
— Например, сэр?
— У нас есть такое, от чего все эти африты и мариды кувырком попадают с неба. Тайные приемы, которым мы научились в огне десятков битв. Приемы, которые сулят одну сладостную возможность: выжить!
Лягушонок уставился на меня своими выпученными глазами.
— Это мой первый бой, сэр…
Я небрежно махнул рукой:
— В любом случае, императорские джинны говорят, что его волшебники над чем-то там трудятся. Последняя линия обороны. Какой-нибудь сумасшедший план, как пить дать. — Я похлопал его по плечу, как это принято у мужчин. — Ну что, сынок, полегчало тебе?
— Никак нет, сэр. Только хуже стало.
Ну, в общем, справедливо. Что поделаешь, не спец я по части таких задушевных бесед!
— Ладно! — проворчал я. — Вот вам мой совет: уворачивайтесь пошустрее и, где возможно, удирайте. Если повезет, ваших хозяев убьют раньше, чем вас. По крайней мере, сам я рассчитываю именно на это.
Надеюсь, они сумели извлечь пользу из моей воодушевляющей речи. Потому что именно в этот момент британцы пошли в атаку. По всем семи планам раскатилось далекое эхо. Мы все ощутили его: это был властный приказ, звучащий на одной мощной ноте. Я резко развернулся, вглядываясь во тьму, и пятеро часовых, один за другим, тоже высунули головы из-за зубцов.
Внизу, на равнинах, могучая армия пришла в движение.
Во главе войск, несомые внезапным порывом яростного ветра, мчались джинны в алых и белых доспехах, вооруженные тонкими пиками с серебряными наконечниками. Крылья их гудели, и башня содрогалась от их воплей. А по земле двигались призрачные полчища: хорлы со своими костяными трезубцами. Они обшаривали все дома и хижины, построенные снаружи городских стен, ища добычи. [6] Вокруг них порхали смутные тени — гули и мороки, призраки холода и несчастья, нематериальные на любом из планов. А вслед за ними, вереща и щелкая челюстями, подобно пыльной буре или гигантскому пчелиному рою, взмыли в небо тысячи бесов и фолиотов. И все они — а также многие иные — устремились к Страховым воротам.
Лягушонок подергал меня за рукав.
— Хорошо, что вы с нами поговорили, сэр, — сказал он. — Теперь благодаря вам я чувствую себя абсолютно уверенно.
Но я его почти не слушал. Я смотрел вдаль, поверх чудовищного воинства, на невысокий холмик рядом с куполами белых шатров. На холмике стоял человек, державший палку — точнее, посох. Человек был слишком далеко, чтобы разглядеть его как следует, однако его мощь я чувствовал даже отсюда. Его аура озаряла весь холм, на котором он стоял. У меня на глазах из кипящих в небе туч вырвались несколько молний — и втянулись в верхушку воздетого ввысь посоха. Холм, шатры, ожидающие вокруг солдаты — все вокруг него на миг озарилось ярким, как солнце, светом. А потом свет угас — посох вобрал в себя энергию молний. И над осажденным городом прокатился гром.
— Значит, это и есть он? — пробормотал я. — Знаменитый Глэдстоун…
Джинны уже приближались к стенам, минуя равнину и руины недавно разоренных домов. Когда они подлетели вплотную, сработал защитный наговор: в небо рванулись фонтаны голубовато-зеленого пламени, испепелившие тех, кто мчался впереди.
Однако пламя быстро угасло, и остальные понеслись дальше как ни в чем не бывало.
Пришла пора вступить в дело защитникам города: со стен взмыла к тучам сотня бесов и фо-лиотов. Они верещали металлическими голосами и швыряли Взрывы навстречу летящей орде. Нападающие отвечали тем же. В полутьме встречались и смешивались Инферно и Потоки, вспышки света отбрасывали причудливые сплетенные тени. Вокруг уже горели окраины Праги; первые из хорл теснились под нами, пытаясь порвать прочные соединяющие заклятия, которыми я скрепил основания стен.
Я развернул свои крылья, готовясь ринуться в схватку; стоявший рядом лягушонок раздул горло и издал воинственное кваканье. В следующий миг из посоха волшебника, стоявшего вдали на холме, вырвался сгусток энергии. Он дугой пронесся по небосводу и врезался в башню Страховых ворот, под самыми ее зубцами. Наш Щит порвался, точно папиросная бумага. Во все стороны полетели камни и куски цемента, крыша просела. Я кубарем взлетел в воздух…
… И едва не рухнул на землю. Впрочем, мне повезло: я упал на возы с сеном, которыми перегородили ворота перед началом осады. Деревянный остов башни уже полыхал. Часовых было не видать. В небе мельтешили бесы и джинны, обмениваясь магическими атаками. Тела убитых сыпались вниз, поджигая крыши домов. На улицу с воплями выбегали женщины и дети. Страховы ворота содрогались от ударов трезубцев хорл. Было ясно, что простоят они недолго.
Защитники города явно нуждались в моей помощи. Я выкарабкался из кучи сена со свойственным мне проворством.
— Бартимеус, когда закончишь обирать с себя соломинки, имей в виду, что тебя зовут в замок, — послышался знакомый голос.
Коршуноглавый воитель обернулся.
— А, Квизл! Привет.
Посреди улицы, глядя на меня желто-зелеными глазами, восседала изящная леопардица. Когда я оглянулся, она небрежно встала, отошла на несколько шагов в сторону и села снова. Мгновением позже на то место, где она только что восседала, обрушился поток горящей смолы, оставив дымящийся кратер на булыжной мостовой.
— Вижу, ты малость занят, — заметила она.
— М-да. Пожалуй, тут нам не выстоять.
И я спрыгнул с воза.
— Похоже, соединяющие заклинания стен долго не продержатся, — сказала леопардица, взглянув на шатающиеся ворота. — Халтурная работенка. Интересно, что за джинн их строил?
— Понятия не имею, — ответил я. — Так что, хозяин нас зовет?
Леопардица кивнула:
— И давай-ка поживее, а то достанется нам Иголок. Пошли пешком. В небе чересчур большая толкотня.
— Ну, веди.
Я сменил облик, обернувшись пантерой чернее ночи. И мы помчались по узеньким улочкам в сторону площади Градчаны. Улочки были пусты: мы нарочно избегали мест, где, точно охваченное паникой стадо, метались люди. Вокруг вспыхивали все новые и новые здания. Рушились кровли, падали стены. Над крышами плясали мелкие бесы, размахивая головешками.
На площади перед замком суетились в неверном свете фонарей императорские слуги, которые кое-как грузили на телеги разрозненные предметы мебели. Конюхи тщетно пытались привязать обезумевших лошадей к коновязям. Небо над городом пестрело разноцветными вспышками; от Страховых ворот и монастыря доносились глухие удары разрывов. Мы проскользнули в парадный вход замка, и никто не преградил нам пути.
— Что, Император съезжает? — пропыхтел я. Навстречу нам проносились очумевшие бесы с тюками тряпок на головах.
— Он все больше из-за своих ненаглядных птичек тревожится, — откликнулась Квизл. — Требует, чтобы наши африты перенесли их в безопасное место.
И ее зеленые глаза сверкнули насмешливо и печально.
— Так ведь афритов же всех перебили.
— То-то и оно. Ну вот, мы уже почти пришли.
Мы прибыли в северное крыло замка, где располагались волшебники.