Арха и Манан спустились в Подземелье и, навалившись вместе на длинную ручку, с трудом открыли железную дверь, потом зажгли фонари и вышли в Лабиринт. Арха прошла в Раскрашенный Зал и оттуда принялась отсчитывать дорогу к Сокровищнице.
Грабитель не ушел далеко. Они натолкнулись на него. Не пройдя и пятисот шагов по извилистым туннелям, он был в беспамятстве и походил на брошенную кучу старого тряпья. Посох лежал в некотором отдалении от него – он выпустил его из рук, прежде чем упал. Губы волшебника были искусаны в кровь, глаза полузакрыты.
Манан опустился на колени и своей огромной желтой ручищей нащупал пульс на горле волшебника.
– Он жив. Задушить его, госпожа?
– Нет. Он нужен мне живым. Поднимай его и неси за мной.
– Живым? – обеспокоенно переспросил Манан. – Зачем, маленькая госпожа?
– Он станет рабом Гробниц! А теперь придержи язык, и делай, что приказано!
С видом более печальным, чем обычно, Манан, подчинившись, легко взвалил юношу на плечи, и нагруженный таким образом, зашагал вслед за Архой. Но возраст Манана в конце концов сказался, и на обратном пути им пришлось останавливаться добрый десяток раз, чтобы Манан мог перевести дыхание. На каждой остановке коридоры выглядели совершенно одинаково: грязно-желтые стены из плотно пригнанных друг к другу камней, сводчатый потолок, неровный пол, спертый воздух. Отдувающийся Манан, неподвижный незнакомец, два тусклых фонаря и уходящая в оба конца туннеля непроницаемая для глаз тьма. На каждой остановке Арха выливала немного воды в запекшийся рот незнакомца, совсем чуть-чуть, чтобы возвращающаяся жизнь не убила его.
– В Комнату Цепей? – спросил Манан, когда они подошли к туннелю, ведущему к железной двери. При этих его словах Арха впервые задумалась, куда же девать пленника. Она не знала.
– Нет, только не туда! – воскликнула Арха, у которой при воспоминании о дыме, вони и безжизненных, тупых лицах узников закружилась голова и к горлу подступила тошнота. Кроме того, в Комнату Цепей может прийти Кессил…
– Он… он должен остаться в Лабиринте, тут он не сможет вернуть себе магическую силу. Где-то тут есть комната…
– Госпожа, в Раскрашенном Зале есть дверь с замком и потайное отверстие… Если он ничего не сможет сделать с дверью…
– Здесь внизу не сможет. Вернемся.
И Манан потащил его назад, а это было уже почти половина пройденного пути. Бедняга слишком устал, чтобы протестовать… Добравшись наконец до Раскрашенного Зала, Арха сняла с себя длинный шерстяной плащ и расстелила его на пыльном полу.
– Клади его сюда.
Манан уставился на нее в печальном оцепенении и чихнул.
– Маленькая госпожа…
– Манан, пойми, я хочу, чтобы этот человек жил. Тут он замерзнет, смотри, как он дрожит!
– Твое одеяние будет осквернено. Одеяние жрицы. Он же не верит в Безымянных, он мужчина! – почти выкрикнул Манан, закатывая глаза, словно в непереносимой душевной муке.
– Тогда я сожгу плащ и велю соткать другой! Ну, давай же, Манан…
Манан послушно нагнулся и пленник соскользнул с его плеч на черное одеяние. Он лежал, как мертвец, только жилка судорожно билась на его шее и спазмы время от времени сотрясали его изможденное тело.
– Нужно его приковать, – сказал Манан.
– Боишься? – с издевкой спросила Арха, но когда Манан показал ей торчащий из стены железный стержень, к которому можно было прикрепить цепь, она разрешила ему принести ее из Комнаты Цепей. Топая и повторяя вполголоса указания Архи, Манан удалился – он уже много раз бывал в Лабиринте, но без Архи – никогда.
Архе показалось, что в свете фонаря картины на всех четырех стенах зала ожили – задвигались, задергались жуткие фигуры печальных людей с обвисшими крыльями, пребывавшие до этого в безысходной неподвижности.
Она нагнулась и влила еще несколько капель воды в рот пленника. На этот раз он закашлялся и движением, в котором отсутствовала какая-либо сила, протянул руку к фляге. Арха позволила ему выпить пару глотков, и пленник с мокрым, перепачканным кровью и грязью лицом снова откинулся назад и пробормотал что-то на непонятном Архе языке.
С грохотом волоча за собой железную цепь, вернулся Манан. Прикрепив ее одним концом к торчащему из стены стержню, а другим к железной полосе, обернутой вокруг пояса узника, он с сомнением осмотрел свою работу.
– Не очень-то туго. Он может выскользнуть.
Страх Архи перед пленником почти пропал. Она смело подошла к нему и попробовала просунуть ладонь между железной полосой и его ребрами.
– Видишь? Не выскользнет, если не поголодает еще дня четыре.
– Маленькая госпожа, – жалобным голосом произнес Манан, – обычно я не осмеливаюсь беспокоить тебя вопросами, но скажи, какой толк будет от него как раба Безымянных? Ведь он мужчина…
– Манан, ты просто старый дурак. Хватит кудахтать.
Пленник наблюдал за ними острыми, яркими, но бесконечно усталыми глазами.
– Манан, где его посох? Вот он. Пусть побудет у меня – в нем его магическая сила… Ага, и это пусть тоже станет моим! – Быстрым движением она сдернула с пленника серебряную цепочку, хотя он и попытался схватить ее за руку. Манан пнул его в бок. Арха покрутила цепочку перед пленником.
– Это и есть твой талисман? Неужели он дорог тебе? Какой он некрасивый, неужели ты не мог позволить себе чего-нибудь получше? Успокойся, я сберегу его для тебя.
С этими словами она одела эту цепочку себе на шею и спрятала свисающий с нее кусочек металла под толстым воротником своего одеяния.
– Ты не знаешь, что делать с ним. – хрипло сказал пленник, произнося слова каргадского языка не совсем правильно, но внятно.
Манан еще раз пнул его, пленник тихонько застонал от боли и закрыл глаза.
– Хватит, Манан, пошли.
Она вышла в туннель. Манан, ворча, последовал за ней.
Вечером, когда огни во всех зданиях Места погасли, Арха в одиночестве поднялась на холм. Она наполнила флягу водой из родника за Троном, отнесла ее и большой ломоть грубого ржаного хлеба в Раскрашенный зал и оставила рядом со спящим пленником. Он даже не пошевелился. Вернувшись в Малый Дом, Арха сразу уснула и спала долго и крепко.
Ранним утром она одна вернулась в Лабиринт. Хлеб исчез, фляга опустела, а пленник сидел, прислонившись к стене. Его покрытое грязью и шрамами лицо выглядело по-прежнему страшно, но на нем застыло невозмутимое выражение.
Арха остановилась там, где по ее мнению прикованный пленник не мог достать до нее. Она не знала, куда девать глаза, что-то мешало ей говорить, а сердце колотилось, словно от испуга. Нет никакой причины бояться его. Он – в ее власти.
– Как приятно снова увидеть свет!
Голос пленника был мягок, но в нем чувствовались глубина и самообладание.
– Как тебя зовут? – властно спросила Арха. Мой собственный голос, подумала она, звучит слишком пронзительно и визгливо.
– Многие зовут меня Соколом.
– Сокол? Это твое настоящее имя?
– Нет.
– Так как тебя зовут?
– Я не могу назвать тебе свое Имя. А ты – Первая Жрица Гробниц Атуана?
– Да.
– Как тебя зовут?
– Арха.
– Та, Что Съедена? – глаза волшебника внимательно и чуть насмешливо смотрели на нее. – Ну, а все-таки, как тебя зовут?
– У меня нет имени, не задавай глупых вопросов! Откуда ты?
– Из Внутренних Стран, с Запада.
– С Хавнора?
Это было единственное название, связанное в голове Архи с Внутренними Странами.
– Да, с Хавнора.
– Зачем ты сюда явился?
– Гробницы Атуана знамениты среди моего народа.
– Но ты же не веришь!
Пленник покачал головой:
– Ты ошибаешься, Жрица! Я верю в темные силы. Я уже встречался с Безымянными, правда, в других местах.