Сэр Уолтер рассчитывал, что часа или чуть больше хватит, дабы заложить основы гармонии и взаимопонимания, которые составляют основу счастливого брака, и надеялся, что такие встречи вскоре докажут совпадение их вкусов и увлечений. Некоторые ее слова подогревали его надежды. И будучи мужчиной — умным мужчиной сорока двух лет, — он, естественно, накопил множество сведений и мнений, которыми охотно бы поделился с очаровательной девятнадцатилетней особой и которые, он полагал, смогут ее заинтересовать. Однако, учитывая его занятость и ее слабое здоровье, им ни разу не удалось поговорить по душам. А теперь она сказала, что так, по ее мнению, будет и после свадьбы — сказала без всякой горечи. Ее словно даже позабавило, что он самообольщается на сей счет.
К сожалению, сэр Уолтер уже опаздывал на встречу с министром иностранных дел, поэтому взял руку мисс Уинтертаун (ее целую, правую руку) и галантно поцеловал, сказав, что с нетерпением ждет завтрашнего дня, который сделает его счастливейшим человеком на свете; затем вежливо — со шляпой в руках — выслушал короткую речь миссис Уинтертаун и вышел из дома с намерением обдумать этот вопрос, как только выдастся время.
Бракосочетание и впрямь прошло на следующее утро в церкви святого Георгия на Ганновер‑сквер. На церемонии присутствовали почти все министры, два или три герцога из числа младших королевских детей, полдюжины адмиралов, епископ и несколько генералов. Увы, как ни важны были эти достойные мужи для блага и процветания Англии, в день свадьбы мисс Уинтертаун и Уолтера Поула в их сторону никто даже не поглядел. На кого все смотрели, на кого с тихим шепотом украдкой показывали соседям, так это на волшебника, мистера Норрелла.
10
Трудно подыскать занятие для волшебника
Октябрь 1807
Сэр Уолтер намеревался вводить тему волшебства постепенно, чтобы приучить министров к самой мысли, прежде чем вынести на их суд предложения мистера Норрелла. Он боялся, что мистер Каннинг[17+] иронически скривит губы, лорд Каслри [18+]сделает непроницаемое лицо, а граф Чатемский совершенно растеряется. Опасения эти оказались совершенно беспочвенны. Министры, как вскоре выяснилось, были заинтригованы не меньше остального Лондона. В следующий раз, когда Кабинет собрался в Берлингтон‑хаусе[22], они сами объявили о своем желании прибегнуть к услугам единственного английского волшебника. Правда, никто не знал, что с ним делать. Прошло почти двести лет с тех пор, как английское правительство последний раз обращалось к волшебнику, и все уже успели немного отвыкнуть.
— Моя главная забота, — объяснил лорд Каслри, — сыскать рекрутов для армии. Задача, уверяю вас, почти невыполнимая; британцы — исключительно невоинственный народ. Однако я возлагаю большие надежды на Линкольншир; говорят, что тамошние свиньи особенно хороши, и тех, кто питается их мясом, отличают здоровье и крепость. Вот если бы кто‑нибудь навел чары на Линкольншир, чтобы три‑четыре тысячи молодых людей разом захотели пойти в солдаты! — Он с надеждой взглянул на сэра Уолтера. — У вашего друга нет такого заклинания, а, сэр Уолтер?
Сэр Уолтер не знал, но пообещал спросить мистера Норрелла.
В тот же день сэр Уолтер навестил мистер Норрелла и передал ему вопрос министра. Мистер Норрелл пришел в восторг. Он полагал, что никто прежде не предлагал такого волшебства; и просил сэра Уолтера поздравить лорда Каслри со столь свежей идеей. Что до возможности такого заклятья: «Труднее всего будет ограничить его действие Линкольнширом — и молодыми людьми. Есть опасность, что, если мы добьемся успеха — а я льщу себе мыслью, что так оно и будет, — Линкольншир и несколько соседних графств могут совершенно обезлюдеть».
Сэр Уолтер возвратился к лорду Каслри с отрицательным ответом.
Следующая идея, которую предложили министры, понравилась мистеру Норреллу еще меньше. Воскрешение леди Поул потрясло каждого лондонца, не исключая и членов Кабинета. Лорд Каслри начал с того, что спросил других министров, кого Наполеон Бонапарт страшился больше всего на свете? Кто заранее знал каждый шаг корсиканца? Кто нанес французам столь сокрушительное поражение, что они носа не смели показать в море? Кто объединил в себе все достоинства, присущие англичанину? Кто, как не лорд Нельсон? Ясно, что первым делом надо воскресить лорда Нельсона. Лорд Каслри попросил у сэра Уолтера прощения — может быть, он чего‑то не понимает — но какого черта они мешкают?
На это мистер Каннинг, человек решительный и склочный, ответил, что, конечно, гибель лорда Нельсона — большая утрата. Нельсон был национальным героем, — и лорд Каслри нимало не преувеличил его заслуги… Однако, без всякого неуважения к флоту — славнейшей из британских институций — Нельсон, был всего лишь моряком, а покойный мистер Питт[19+] — всем[23]. Если кого из мертвецов и надо возвращать к жизни, то, без сомнения, Питта.
Лорд Чатем (брат покойного мистера Питта) естественно поддержал эту идею, но спросил, зачем выбирать — почему бы не воскресить и Питта, и Нельсона? Как он понимает, речь лишь о том, чтобы заплатить волшебнику дважды, и тут ведь никто возражать не будет?
Тогда другие министры начали предлагать своих кандидатов на воскрешение, и уже казалось, что скоро половина склепов в Англии опустеет. Очень скоро составили длинный список и, как всегда, закипел спор.
— Так не пойдет, — сказал сэр Уолтер. — Мы должны с кого‑нибудь начать. Полагаю, каждый из нас обязан своим нынешним положением дружбе мистера Питта. Было бы несправедливо уступить первенство другому.
За Норреллом отправили посыльного. Волшебника провели в великолепную гостиную, где заседали министры. Сэр Уолтер сказал ему, что следует совершить еще одно воскрешение.
Мистер Норрелл побледнел и забормотал, что особое отношение к сэру Уолтеру заставило его прибегнуть к весьма нежелательному роду волшебства — министры явно не понимают, о чем просят.
Однако когда мистер Норрелл понял, О КОМ речь, он заметно приободрился и полюбопытствовал о состоянии ТЕЛА.
Министры припомнили, что мистер Питт умер более двух лет назад, и, при всей преданности покойному премьеру, они не хотели бы увидеть его в нынешнем состоянии. Лорд Чатем (брат мистер Питта) печально заметил, что бедный Уильям, наверное, уже в значительной степени разложился.
Тема была закрыта.
Неделей или двумя позже лорд Каслри предложил отправить мистера Норрелла в Нидерланды или в Португалию, где мистер Норрелл мог бы творить волшебство под руководством генералов и адмиралов. Для рекогносцировки на Ганновер‑сквер направили совместный сухопутно‑морской экспедиционный корпус, в который вошли адмирал Пейкок (старый краснолицый морской волк), и Харкорт‑Брюс (капитан двадцатого легкого драгунского полка).
Капитан Харкорт‑Брюс был не только красив, решителен и смел, но и романтичен. Возрождение волшебства в Англии привело его в неописуемый трепет. Он любил увлекательное чтение; его голова была забита древними историями, в которых англичане, теснимые превосходящими силами французов, внезапно слышали звук странной, неземной музыки; на вершине холма возникал Король‑ворон в высоком черном шлеме с плюмажем из вороновых перьев и во весь опор устремлялся вниз на высоком вороном скакуне, а за ним неслись сто рыцарей‑людей и сто рыцарей‑эльфов.
Так капитан Харкорт‑Брюс представлял себе волшебника. Что‑то подобное, в его воображении, должен был явить мистер Норрелл на полях нынешних сражений.