— Европейское платье. Дневное.
Она подошла к высокому гардеробу красного дерева.
— Джиджи, что случилось?
— Этот гнусный лондонец… солгал мне! — воскликнула Джорджи, срывая с себя одежду, в которой занималась йогой, и поспешно натягивая первое же попавшееся под руку приличное платье. — Что ж, может, он и не лгал, — призналась она, — но, уж конечно, не сказал всей правды. Только то, что я хотела услышать. И все для того, чтобы избавиться от меня. Вы очень хитры, маркиз. Слишком хитры! Интересно, о каких дополнительных мерах он говорил?!
Ей не терпелось поскорее добраться до отеля и заставить его объясниться.
— Э-э… Джиджи, ты уже одета. Думаю… тебе лучше подойти и самой увидеть, — смущенно пробормотала Лакшми. Она как раз подошла к окну и теперь показывала вниз, то и дело беспокойно оглядываясь на подругу.
— Что там? Он пришел? — бросила та, поправляя вырез платья. — О, надеюсь, у него хватило смелости показаться здесь! Я столько хотела бы ему сказать прямо сейчас!
— Нет, это не маркиз. Смотри! Дом окружили солдаты.
Джорджи от удивления открыла рот.
— Джиджи? — словно издалека донесся до нее встревоженный голос Лакшми. В ушах забилась кровь.
— Не верю, — едва слышно пролепетала она. — Он посадил меня под домашний арест!
Джорджиана выпрямилась. Голова ее шла кругом.
Да, он принял дополнительные меры. Уж это точно! Но не для того, чтобы ее защитить, а чтобы помешать ехать в Джанпур!
Вместе с этой мыслью вернулись худшие подозрения относительно маркиза.
— Этот змей! — вскричала Джорджи, побагровев от злости. Внезапно выйдя из оцепенения, она стала поочередно выглядывать во все окна дома. И верно, солдаты из форта Уильям окружили дом по периметру.
Лакшми поспешно проверила окна на противоположной стороне.
— Да как он смеет?! Считает меня ребенком? Домашним зверьком, которого следует держать в клетке?! Конечно, замужество — это кандалы каторжника, но мы даже не женаты!
— Дорогая, может, тебе лучше успокоиться…
— Успокоиться?! — завопила Джорджи. — Я ничего такого не потерплю! Кем это он себя вообразил?! У него нет прав запирать меня здесь против воли! Он сделал меня пленницей в собственном доме!
— Да! Как в гареме, — едва слышно согласилась Лакшми.
Джорджи, мгновенно отрезвев, повернулась к ней.
— Ты права. Только через ее труп! Кошмарный тип!
— И что нам теперь делать? — расстроилась Лакшми. — Мы не сможем повидаться с Миной!
— Еще как повидаемся! — поклялась Джорджи. — Этот человек не имеет и никогда не будет иметь власти надо мной.
— Но как же мы сбежим?
— Ну… я еще не сообразила, — призналась она, вновь выглянув в окно. — Но не волнуйся. Лакшми. Я что-нибудь придумаю.
Как раз в этот момент патрульный вышел вперед и огляделся по сторонам. Джорджи, присмотревшись к чисто выбритому лицу под козырьком шако, широко улыбнулась. Да это один из самых верных ее обожателей!
Томми Грей.
Возможно, молодой сержант почувствовал ее взгляд, потому что поднял голову и глянул в то окно, у которого она стояла. Джорджи пустила в ход все свои женские чары и, подняв руку, кокетливо ему помахала.
Томми стащил с головы шако, широко им взмахнул и расплылся в улыбке.
Милый мальчик!
Дурень! Как все эти глупые, помешанные на власти мужчины. Да и на что они годятся?!
— Не беспокойся, Лакшми, — заверила она подругу, сладко улыбнувшись. — Думаешь, я позволю какому-то спесивому маркизу встать на моем пути? Уверяю, мой отец вырастил достаточно сообразительную дочь!
Поздней ночью Амир Фируз Килджи сбросил туфли и скользящей бесшумной походкой вошел в освещенный факелами храм богини Кали. Вечером пошел дождь, жалкие остатки сезона муссонов, и теперь во влажной тьме шептались шорохи.
Удостоверившись, что англичанин проведет остаток ночи в гостиничном номере, Фируз воспользовался возможностью поклониться богине. Не спуская глаз с огромной статуи в конце храма, он стал осторожно подбираться ближе. Жертвенные животные были убиты еще в сумерки, но хотя он пропустил ритуалы, все же дал встретившему его жрецу увесистый кошель с золотом — приношение богине. Фируз склонил голову, когда старик коснулся его лба и дал свое благословение.
Когда он ушел, чтобы положить богатый дар в безопасное место, Фируз распростерся перед массивным идолом. Потом поднял голову и сквозь ресницы с нарастающим ужасом вгляделся в устрашающую фигуру. Волосы на затылке поднялись дыбом. Даже после всех этих лет.
Чудовищно!
Кати, богиня разрушения.
Она была абсолютным мраком. Темной матерью. Концом времени. Кошмаром. Смертью, страхом и болью. И для того чтобы лучше служить ей, он превратил себя в кошмар, смерть, страх и боль.
Этот путь был трудным и одиноким. И он оказался одним из немногих, кто понял всю важность этого пути.
Обнаженное тело Кали было выкрашено в черный цвет. Длинные черные волосы беспорядочно спутаны после танца смерти. На шее — ожерелье из человеческих черепов. Юбка сделана из отрубленных человеческих рук. В глазах — жажда крови. Изо рта высовывается золотой язык, словно в стремлении пожрать весь мир. В четырех руках она держала окровавленный меч и отрубленную голову.
Фируз спросил себя, скольких еще он должен убить, чтобы познать эту тайну.
Ее защита была так надежна, что британские власти не могли его поймать, и хотя он убивал сотнями, оставался недосягаемым для индийских законов. Она защищала его, посылая множество знаков и знамений. Вот и сегодня карканье вороны возвестило, что пора отправляться на молитву в ее храм.
Фируз низко согнулся, вознося хвалы богине и лихорадочным шепотом произнося множество ее имен: Деви, Бхавани и, конечно, Мать Кали, в честь которой названа Калькутта.
Неукротимая спутница Шивы.
Она все, что у него есть. Все, о чем он думал, с той давней ночи, когда его родители были убиты во славу ее имени. Их семья, бродяжничавшая на дорогах, подверглась нападению тхагов. В то время он был совсем маленьким, а братство отказывалось убивать детей. Поэтому его пощадили.
Родителей уложили в могилы, а мужчина, который принес их в жертву, взял его к себе, воспитал и посвятил в тайны секты.
После многолетнего обучения Фируз возвысился, став наиболее почитаемым убийцей во всем братстве. Сначала он служил разведчиком, совершенствуясь в искусстве планирования операций и сбора информации, так чтобы не привлечь к себе внимание.
Далее его назначили могильщиком. Он совершал ритуалы над жертвами и учился избавляться от тел. Расчленение было грязной и тошнотворной работой, но даже шестнадцатилетним мальчишкой Фируз никогда не морщился. Этим он снискал одобрение гуру. Его произвели в шамси. Он заговаривал зубы богатым путешественникам, успокаивал их страхи, а потом они становились легкой добычей для душителей.
Фируз достиг ранга бхартота, ритуального убийцы, каких-то десять лет назад. И с тех пор каждый месяц неуклонно жертвовал богине четыре жизни. По одной на каждую руку. Он был так же искусен в убийствах, как и беспощаден. И не испытывал раскаяния. Да и к чему скорбеть? Их души ждет реинкарнация, а смерть помогает сохранить равновесие во Вселенной. Там, где есть жизнь, должна существовать смерть. Если существует свет, должен существовать мрак.
Он продолжал молиться, а перед глазами стояла танцующая богиня. Иногда в его сознании две таинственные женские силы, которым он служил, сливались в одну: жуткая богиня и темная властительница.
Порой казалось, что скрытая густой вуалью земная дама была воплощением богини. И испытывала его, как часто делают боги со своими любимцами. Задания, которые она ему давала, были чрезвычайно сложны. Но он выполнял любые пожелания ее светлости с рвением, которого не мог пробудить в нем ни князь, ни жрец.
Убийства ради богини были его дхармой. А вот служба княгине Судхане из Джанпура — обязанностью. Обязанностью шпиона, убийцы… он был всем, кем она потребует. Именно по ее приказу он следил за английским дипломатом. Потому что шпионы донесли махарани, что лорд Гриффит собирается прибыть в Джанпур.
Он посвящал ночные молитвы Кали, но вскоре придется вернуться к земной работе.
Немного спустя Фируз подкрался к статуе богини. Зажег благовония у гигантских ног и осторожно направил дым в ее сторону.
Как и Кали, Фируз был ужасен. Как и любая жертва, которую он убивал, Фируз был одинок.
Солнечные лучи струились сквозь резные арки, освещая цветные мозаики и яркую позолоту. Влажный, слегка пахнувший сандалом ветерок шуршал листьями пальм в горшках, но когда Йен поднялся, чтобы приветствовать княжеский двор, воздух буквально раскалился от неприязни и недоверия.
Прошла неделя, и Йен уже вел переговоры в роскошном тронном зале махараджи.
С редким спокойствием и холодной решимостью он обвел собравшихся стальным взглядом. Ни на секунду Йен не забывал, что на кону — сотни жизней.
Впрочем, в его работе так было всегда.
Сознавая, что это его последний шанс предотвратить надвигающуюся войну, Йен с величайшей осторожностью выбирал слова:
— Преданность. Это, ваша светлость, лежит в глубине любых разногласий.
Советники в длинных одеяниях и тюрбанах прекратили шептаться и прислушались. Большинство знатных людей знали английский.
Впереди, на подушках трона, восседал великолепный махараджа Джохар. Он поглаживал черную бороду и внимательно слушал.
Одетый с восточной роскошью, махараджа был в свободном халате до колен из богатой парчи поверх белой подпоясанной туники с длинными рукавами и штанах из белого шелка. Сапфир величиной с куриное яйцо придерживал эгрет из павлиньих перьев.
Позади него полумесяцем расположились одетые в темное советники и свирепые дворцовые стражники. Один держал яркое чатри, церемониальный зонтик с бахромой, остальные медленно размахивали гигантскими опахалами из павлиньих перьев.
Рядом с махараджей, на троне поменьше, со скучающим видом сидел наследник князя Шаху, очевидно, пребывавший в дурном настроении. Похоже, он предпочел бы охотиться с соколами в густых лесах, окружавших дворец, и в компании своих приспешников.
— Сотни лет, — продолжал Йен, выходя из-за длинного стола тикового дерева, за которым расположились тщательно отобранные члены делегации, — шесть правящих домов княжества Маратха, верные своей священной клятве на крови о взаимной помощи при обороне, сдерживали нашествие узурпаторов. Широко известно, что, если одно из ваших владений подвергнется атаке, все остальные бросят свои войска на защиту. Иметь подобных верных друзей в наше время достойно всяческой зависти!
Он привез с собой своих друзей. Гейбриел и Дерек Найты сидели за столом вместе с другими членами делегации: большим неуклюжим шотландцем майором Макдоналдом и старым воякой, полковником Монтроузом. Все четверо наблюдали, как Йен медленно расхаживает по беломраморному полу.
— Но что, если один из ваших собратьев князей оскорбит взаимную преданность князей Маратха? Совершит роковую ошибку? Развяжет войну по причинам, известным только ему одному? Справедливо ли требовать, чтобы вы явились спасать его, если он единственный, кто поступил неразумно? — Добравшись до стены, он развернулся и уставился на придворных. — Неужели вашим людям придется терпеть тяготы войны? Неужели солдатам придется умирать? И все ради тщеславных заблуждений вашего великого союзника Баджи Рао?