Я собирался рассказать о вчерашней беседе с королевой Гуннхильд…
Она начала разговор с вопроса о том, как мне, свободному человеку, спалось этой ночью. И когда я сказал, что не сомкнул глаз, она захотела узнать, от радости или от горя.
Я ответил, что от радости.
Она растерялась.
— Мне и хотелось доставить тебе радость, — неуверенно сказала она.
— А я думал, что ты сделала это из чувства справедливости.
— Да, но знаешь…— королева запнулась, — я…
—Ты хочешь сказать, что я мог бы быть хоть чуточку тебе благодарен?
— Может быть. А разве это странно?
Я вспомнил, что думал на рассвете.
— Похоже, ты никогда не слышала «Повести о кабане Мак-Дато».
— Что? — удивилась Гуннхильд.
— Это сага возникла во времена, когда мои предки подвешивали головы своих врагов к поясу. И самый сильный получал право отрезать первым кусок свинины на пиру.
— Они отрубали головы своим врагам? — вздрогнула королева. — Какой ужас!
Я не сомневался, что ей приходилось слышать о жестокости и варварстве раньше, но этот старинный ирландский обычай ее явно поразил.
— Да, — ответил я, — после битв они привешивали головы врагов по всей длине пояса. И если места для всех не хватало, то выбирали головы самых опасных врагов.
Гуннхильд сглотнула.
— Но это же отвратительно.
— У каждой страны свои обычаи, — заметил я. — Может, рассказать тебе о нападениях викингов на Ирландию? А обычаю с отрезанными головами уже много веков.
Наша беседа доставляла мне удовольствие.
— Ну, об ирландцах и я кое-что слышала, — взвилась Гуннхильд.
— Да что ты? — невинно спросил я.
Королева посмотрела на меня, взяла себя в руки и спокойно сказала:
— Все это ерунда. Расскажи-ка мне лучше эту свою историю про кабана. Кто, ты сказал, был его хозяином?
— Мак-Дато, — ответил я и подложил поленья в огонь.
Я задумался. Рассказывать эту сагу человеку, не знакомому с обычаями и нравами Ирландии, довольно трудно. Не отрывая глаз от огня, я начал рассказ:
— Давным-давно у лагенов был король по прозвищу Мак-Дато. По всей Ирландии славился его пес, громадный и злобный, который охранял границы королевства Лаген.
У Мак-Дато было два могущественных соседа — короли Конхобара и Улада. И оба они страшно завидовали псу лагенов.
И так случилось, что короли Улада и Коннахта прислали посланцев за псом в один и тот же день и час. Несчастный Мак-Дато не знал, что ему делать. Кому бы ни отдал он пса, один из соседей будет обижен и нападет на него, а если отказать обоим королям, то и воевать придется с обоими. Мак-Дато закручинился, не ел, не пил, пока наконец королева не заметила, что с мужем творится что-то неладное. Мак-Дато гордо ответил ей, что не пристало мужчине доверять свои тайны женщине. Но королева не успокоилась, пока не добилась своего. Надо сказать, что она была разумной женщиной и дала Мак-Дато хороший совет. Если король, сказала она, хочет выбраться из этой переделки, то ему надо пообещать пса обоим соседям, а там уж пусть сами решают, кому достанется собака.
Мак-Дато в тайне пообещал посланникам из Улада, что отдаст пса их королю и то же самое сказал коннахтским гонцам. Вот только соседям самим придется приехать за подарком Мак-Дато — пес так дорог лагенам, что они хотят передать его из рук в руки новому владельцу.
А время для обоих королей Мак-Дато назначил одно и то же.
И вот с запада прибыл король Конхобар с большой свитой, а с севера — король Айлиль с не меньшей. Они встретились у входа во дворец Мак-Дато. Хозяин удивленно приветствовал их и сказал: «Мы не ждали так много гостей, но все равно проходите во дворец. У нас всем хватит места».
Они все вошли в замок: в одной половине зала расположились коннахты, а в другой — улады. Они не разговаривали друг с другом.
Мак-Дато вообще не присаживался, а следил за тем, чтобы всем гостям было удобно, как и подобает в хорошем доме. Он сказал, что заколол для них самого жирного кабана. Гости сами могут отрезать себе куски, и каждому должен достаться кусок по его подвигам и победам.
— Это по правилам, — сказал правитель Коннахта.
— Пусть будет так, — согласился король Улада. И тут же добавил, что Богатырь-из-Улада великое множество раз отправлялся в Конннахт и всегда возвращался с победой.
Но среди дружины Конхобара был один воин из Западной Мумы по имени Кет. Он вышел вперед, сел у кабана с ножом в руке и сказал, что никому не уступит право поделить мясо. Один за другим вставали уладские воины и вызывались вступить с ним в бой, но для каждого находилось у Кета ехидное словечко. Так Кету удалось обесчестить всех уладских воинов.
Но только Кет собрался было отрезать кусок мяса, как дверь в палаты распахнулась и в зал вошел самый сильный воин Улада по имени Конал. Все дружинники Улада приветствовали его громкими криками.
Конал сказал:
— Вижу, для меня уже отрезали кусок, но кто этот юнец, что делит кабана?
Теперь уже Кету пришлось услышать, чего он стоит. Не у одного него оказался острый язык. Он должен был признать, что побежден.
— Но, — заметил Кет напоследок, — Конал не самый сильный воин. Будь с нами сегодня Анлуан, эта перепалка могла бы закончиться по-другому.
— Он здесь! — вскричал Конал, сорвал с пояса голову Анлуана и бросил ее Кету. Во все стороны разлетелись брызги свежей крови.
Это была убедительная речь. И дружине Коннахта нечего было возразить.
Конал так поделил кабана, что Уладу досталось две трети мяса, а Коннахту — только одна.
Тут Мак-Дато с ужасом вспомнил, что обещал пса обоим королям. Что же делать? Может, спустить пса с цепи и посмотреть, кого из соседей он выберет себе в хозяева?
Но пес набросился на гостей, и все они в ужасе бросились к дверям. Мак-Дато остался в одиночестве посреди зала, с ужасом наблюдая, как бегут его гости.
Один из воинов Конхобара по имени Ферлога, колесничий, остановился и размозжил псу голову. И в то время, как все удирали от мертвого пса, не зная, что он мертв, Ферлога догнал колесницу короля Улада, вспрыгнул в нее и приставил меч к горлу короля.
— Ты можешь выкупить свою жизнь, король! — крикнул Ферлога.
— Что ты хочешь взамен?
— Я требую, — ответил Ферлога, — чтобы ты разрешил мне жить в своем дворце в течение целого года, а потом отослал бы меня домой с богатыми подарками. И еще я хочу, чтобы самые красивые девушки Улада приходили ко мне каждый вечер и пели: «О Ферлога, мой возлюбленный!»
Так и было.
Мы долгое время сидели в молчании, и я никак не мог оторвать глаз от огня. Но когда я наконец взглянул на Гуннхильд, то увидел, что она с трудом сдерживает смех.
— Скажи мне, — наконец произнесла она, — неужели ирландцы всегда насмехаются над своими предками?
— Почему это ты так думаешь?
— Да потому что вижу. Хотя бы ты сам. Неужели вы ни к чему не можете относиться серьезно? — расхохоталась она.
— Тебе бы стоило знать. К Богу и Сатане мы относимся серьезно — почти всегда.
Она помолчала, а потом спросила:
— А если вы к чему-то относитесь серьезно, то делаете это с выгодой для себя?
Я кивнул.
— Тогда зачем ты рассказал мне о Мак-Дато? Что ты хотел этим сказать?
— Мне показалось, что вчерашняя трапеза в палатах очень напоминает пир у Мак-Дато, а в роли свиньи выступил я сам. Вы все хотели меня съесть и приложили к этому много усилий. Каждый хотел получить надо мной власть.
Она не разозлилась, а задумалась:
— Может, ты и прав. Но разве так не бывает всегда? Люди стараются приобрести власть друг над другом. А ты сам, разве не пытался ты получить надо мной власть, даже когда был моим рабом?
Я посмотрел на нее.