В мгновение ока лошадь была оседлана, и вот уже Жибасье мчался по Сезаннской дороге. Он рассчитывал добраться в Мо через Ферте-Гоше и Куломье.
Он оставил позади, не останавливаясь, тридцать лье.
Через Мо не проезжал ни один экипаж, похожий на тот, что описал Жибасье.
Жибасье приказал подать ужин в кухне, стал есть, пить и ждать.
Оседланная лошадь стояла наготове.
Так прошел час, и вот прибыла ожидавшаяся с таким нетерпением карета.
Стояла глубокая ночь.
Господин Сарранти приказал подать бульону прямо в карету и велел ехать в Париж через Кле: этого только и нужно было Жибасье.
Он вышел через черный ход, вскочил на коня и, обогнув улочку, выехал на парижскую дорогу.
Через десять минут он увидел позади огни — два фонаря на почтовой карете г-на Сарранти.
Все случилось так, как он хотел: он видел, оставаясь незамеченным. Теперь надо было подумать о том, чтобы его не слышали.
Он свернул на обочину и скакал, по-прежнему опережая карету на километр.
Прибыли в Бонди.
Там, словно по мановению руки, министерский курьер обратился в форейтора, и тот кучер, что должен был отправляться в дорогу, за пять франков с радостью уступил ему свою очередь.
Подъехал г-н Сарранти.
До Парижа оставалось рукой подать: можно было не выходить из кареты; он выглянул из окна и спросил свежих лошадей.
— А вот они, хозяин, да какие! — подал голос Жибасье.
В самом деле, пара отличных белых першеронов уже была наготове; лошади ржали и били копытом.
— Да стойте вы смирно, окаянные! — закричал Жибасье, управляясь с дышлом с ловкостью заправского кучера.
Взнуздав лошадей, мнимый кучер подошел к дверце кареты с шапкой в руке и спросил:
— Куда едем, милейший?
— Площадь Сент-Андре-дез-Арк, гостиница «Великий Турок», — отвечал г-н Сарранти.
— Отлично! — отозвался Жибасье. — Считайте, что вы уже там.
— Как скоро мы будем на месте? — спросил г-н Сарранти.
— Через час с четвертью, если не будем нигде, останавливаться! — пообещал Жибасье.
— Скорее в путь! Десять франков чаевых, если приедем через час.
— Как прикажете, хозяин.
Жибасье вскочил на подседельную лошадь и пустил коней в галоп.
Теперь-то он был уверен, что Сарранти у него в руках.
Подъехали к заставе. Таможенники произвели краткий досмотр, которым они удостаивают путешественников, разъезжающих на почтовых, проговорили сакраментальное слово: «Поезжайте!» — и г-н Сарранти, семью годами раньше покинувший Париж через заставу Фонтенбло, теперь вновь въезжал через Птит-Виллет.
Четверть часа спустя карета влетела во двор гостиницы «Великий Турок» на площади Сент-Андре-дез-Арк.
Оказалось, что в гостинице всего две свободные комнаты, расположенные одна против другой: номер шесть и номер одиннадцать.
Г-н Сарранти выбрал комнату номер шесть, и лакей проводил его до двери.
Когда лакей спустился во двор, его окликнул Жибасье:
— Эй, скажите-ка, дружище…
— В чем дело, кучер? — презрительно отозвался лакей.
— Кучер! Кучер! — повторил Жибасье. — Ну да, я кучер. Что дальше? Разве в этом есть что-то унизительное?
— Да нет, конечно. Просто я вас называю кучером, раз вы кучер.
— Ну и ладно!
И он, ворча под нос, направился было к лошадям.
— Так чего вам было от меня нужно? — полюбопытствовал лакей.
— Мне? Ничего.
— А вы ведь только сейчас спросили…
— Что именно?
— "Скажите-ка, дружище!"
— Да, верно… Дело-то вот в чем: господин Пуарье… Вы, разумеется, его знаете?..
— Какого Пуарье?
— Ну, господина Пуарье.
— Не знаю я никакого Пуарье.
— Господина Пуарье, фермера из наших мест… Неужто не знаете? У господина Пуарье стадо в четыреста голов! Не знаете господина Пуарье?..
— Да говорю же вам, что не знаю никакого Пуарье.
— Тем хуже! Он приедет одиннадцатичасовым дилижансом из Пла-д'Этена.
Знаете дилижанс Пла-д'Этена?
— Нет.
— Вы, стало быть, не знаете ничего? Чему же вас мать с отцом обучили, ежели вы не знаете ни господина Пуарье, ни дилижанса Пла-д'Этена?.. Да-а, надобно признать, что есть на свете легкомысленные родители.
— Да при чем здесь господин Пуарье?
— Я собирался передать вам от него сто су, но раз вы его не знаете…
— Я не против познакомиться.
— Если уж вы его не знаете…
— А зачем ему давать мне сто су? Не за красивые же глаза?..
— Нет, конечно, принимая во внимание, что вы косой.
— Не важно! Так почему господин Пуарье вам поручил передать мне сто су?
— Он хотел снять номер в гостинице, потому что у него есть дельце в Сен-Жерменском предместье; он мне сказал: «Шарпильон!..» Так меня зовут — Шарпильон, и это имя передается в нашей семье от отца к сыну…
— Очень приятно, господин Шарпильон, — заметил лакей.
— Он мне сказал: «Шарпильон! Передашь сто су служанке гостиницы „Великий Турок“ на площади Сент-Андре-дез-Арк, пусть оставит за мной комнату». А где ваша служанка?
— Это ни к чему! Я сниму для него номер ничуть не хуже, чем она.
— Ну нет! Раз вы его не знаете…
— Это совсем не обязательно для того, чтобы снять комнату.
— Аи впрямь! Не так вы глупы, как кажетесь!
— Благодарю!
— Вот сто су. Так вы сможете его узнать, когда он приедет?
— Господин Пуарье?
— Да.
— А он себя назовет?
— Ну конечно! У него нет оснований скрывать свое имя.
— В таком случае я провожу его в одиннадцатый номер.
— Как увидите толстого весельчака, закутанного в кашне и в коричневом рединготе, смело можете сказать: «Вот господин Пуарье». А засим, спокойной ночи! Да хорошенько натопите одиннадцатый номер, ведь господин Пуарье — мерзляк… Да, вот еще что. Мне кажется, он обрадуется, если в номере его будет дожидаться хороший ужин.
— Договорились! — кивнул лакей.
— Ох, как же это я мог забыть!.. — запричитал мнимый Шарпильон.
— Что такое?
— Да самое главное! Он пьет только бордо!
— Отлично! Бутылка бордо будет ждать его на столе.
— В таком случае ему нечего больше и желать, кроме как иметь такие же глаза, как у тебя, чтобы смотреть в сторону Бонди, дабы убедиться, не горит ли Шарантон.
Расхохотавшись собственной шутке, мнимый форейтор покинул гостиницу «Великий Турок».
А через четверть часа у ворот гостиницы остановился кабриолет, из которого вышел господин, в точности соответствовавший описанию Шарпильона, и представился г-ном Пуарье, его уже ждали, и лакей проводил его в одиннадцатый номер, куда уже был подан прекрасный ужин, бутылка бордо стояла на положенном расстоянии от огня и согрелась в достаточной мере, как и положено, перед тем как за нее возьмется истинный гурман.
III.