Полиция между тем начала поиски сообщников убитого мексиканца и намеревалась арестовать его приятелей, подозреваемых в причастности к преступлению, но эти люди оставили свой пай и скрылись. Да и сами поиски производились только для проформы. Полиция с трудом поддерживала порядок на приисках и вынуждена была на многое закрывать глаза, чтобы не накалять обстановку.
А в Дарлинге тем временем все оставалось без изменений. Клара проводила ночи без сна, а днем занимала свое место за конторкой в магазине. Она осунулась, побледнела и уже не встречала покупателей улыбкой. Казалось, их присутствие даже раздражает ее. Иногда она неожиданно убегала и запиралась в своей комнате, а спустя несколько часов появлялась с глазами, красными от слез.
Мадам Бриссо, как ни старалась, не могла вывести дочь из этого состояния. Она окружила ее вниманием и любовью, пыталась развлечь, но эти усилия не имели никакого успеха, наоборот, только раздражали Клару. Частые посещения Ричарда Денисона, по-видимому, причиняли ей боль, а попытки матери вернуть судье былое расположение Клары привели к тому, что девушка замкнулась. Теперь она держалась с мадам Бриссо холодно, с какой-то странной боязливостью. Но время от времени чувства ее выплескивались наружу, и Клара бросалась к матери на шею, ее целовала и заливалась слезали.
Мадам Бриссо отдала бы все на свете, чтобы избавить дочь от страданий, но она не смела расспрашивать ее, потому что заметила, что это приводит Клару в сильное волнение. Однако она принялась наблюдать за ней и скоро с удивлением обнаружила, что и сама была предметом слежки со стороны Клары.
После отъезда Мартиньи Клара не упускала случая осмотреть вещи матери под любым предлогом. Она исследовала содержимое коробок, чемоданов, ящиков, комодов, и только шкаф, запертый на ключ, не подвергся еще ее обыскам. Клара прибегала к множеству хитростей, чтобы заставить мать его открыть, но мадам Бриссо или не понимала намеков дочери, или действительно скрывала что-то в шкафу, так как все попытки Клары оставались безуспешными.
И вот однажды утром мадам Бриссо, занимаясь туалетом, открыла этот шкаф. В следующий миг дверь ее комнаты распахнулась и на пороге появилась Клара.
Она рассеянно поцеловала мать, подошла к шкафу и с жадностью принялась пересматривать все, что там находилось. Мадам Бриссо, удивленная подобным любопытством, попыталась возражать, но Клара сказала ей умоляющим тоном:
– Милая мама, неужели ты не хочешь показать мне, что находится в этой шкатулке? Ты прежде носила украшения, которых я давно на тебе не видела, а между тем с ними у меня связаны счастливые воспоминания детства. Покажите их мне, мама, покажите, прошу тебя!
– Но, милая, пора идти в магазин. Притом украшения, о которых ты говоришь, вышли из моды, и если я надену их, то буду выглядеть смешно.
– Я не прошу, чтобы ты их надевала, мама, – настаивала Клара. – Только покажи их мне, ну пожалуйста!
– Право, Клара, я тебя не понимаю! Что ты думаешь найти в этой шкатулке?
– Ничего, – Клара чуть не плакала. – Но не отказывай мне в этом удовольствии. Если бы ты знала...
– Полно, полно, не мучь себя из-за такой безделицы, – сдалась мадам Бриссо. – Я уступлю твоему капризу, хотя не могу объяснить себе подобного ребячества.
Она поставила шкатулку на стол и, сняв с шеи шелковый шнурок, на котором висел ключик, открыла ее.
Клара поспешно заглянула в шкатулку. Там лежали браслеты, ожерелья, брошки старинного фасона, и несколько связок пожелтевших писем. Но странно, эти вещи, которых Клара требовала так настоятельно, как будто уже не интересовали ее. Она равнодушно перебирала их и все еще искала что-то на дне шкатулки.
Клара действительно приметила между этими блестящими безделушками маленькую коробочку из цветной соломки, она как будто нарочно была спрятана под другими вещами.
Клара хотела ее открыть, но мадам Бриссо, с тревожным вниманием наблюдавшая за дочерью, вырвала коробочку у нее из рук.
– Не бери этого, – сказала она. – Там лежит то, чего ты не должна видеть.
Клара, однако, имела время убедиться, что в коробочке катается какой-то довольно тяжелый предмет.
– Мама, покажи мне, что там лежит, прошу тебя!
– Нет, – твердо повторила мадам Бриссо, начиная терять терпение. – До сих пор я исполняла твои глупые капризы, но теперь довольно.
И она заперла шкатулку. Клара, закрыв лицо руками, закричала:
– Так это правда! Праведное небо! Неужели это правда? Она хотела убежать, но мать ее удержала.
– В чем дело, Клара? – строго спросила она. – О какой правде ты говоришь?
Но Клара неспособна была отвечать, захлебываясь в рыданиях.
Несколько минут мадам Бриссо с горестным волнением наблюдала за дочерью.
– Напрасно я делаю это, – наконец сказала она, – но я не могу устоять против твоих слез, как ни безрассудна их причина. Твое желание будет исполнено... Только помни, что ты сама вынуждаешь меня обратиться к печальному прошлому.
Она открыла шкатулку, достала коробочку и вынула оттуда свинцовую пулю, покрытую черноватым налетом.
– Ты ее узнала? – прошептала мадам Бриссо глухим голосом. – Это та самая пуля, которую твой отец... на ней моя кровь.
Клара бросилась матери в ноги, и, покрывая поцелуями и слезами ее руки, взмолилась:
– Прости меня, мама... я сумасшедшая! Неужели Бог покинул меня?
С этого дня Клара изменилась. Холодная, молчаливая, она машинально исполняла свои обязанности в магазине, едва прикасалась к еде. Мадам Бриссо очень переживала, опасаясь, что такое состояние могло пагубным образом сказаться на рассудке дочери.
Она, как могла, старалась развлечь ее. Закрывая раньше обычного магазин, мадам Бриссо возила Клару кататься по городу, водила гулять в окрестностях Дарлинга. Это были единственные минуты, когда девушка, по-видимому, забывала о своих тревогах.
Одна из таких прогулок была запланирована на воскресенье, через несколько недель после отъезда Мартиньи на прииски. Оинзу в качестве землемера поручили отмерить землю миль за пятнадцать от Дарлинга на границе пустыни. Он намеревался ехать туда вместе с дочерью и своим помощником. Мадам Бриссо и ее дочь были приглашены на эту прогулку и приняли приглашение, мать – с поспешностью, Клара – с угрюмым равнодушием. Ричард Денисон, не перестававший окружать Клару робкими знаками внимания, выразил желание сопровождать их верхом.
Предполагали выехать рано, потому что в это время года к полудню жара становилась нестерпимой. Едва рассвело, а шарабан с полотняным пологом уже стоял перед магазином. В нем сидели Рэчел и ее отец. Мисс Оинз, очень хорошенькая в кокетливом шелковом платье взяла с собой сеть для ловли бабочек, ящичек для насекомых, портфель для трав – она хотела извлечь пользу из прогулки, занимаясь своей любимой наукой. Землемер держал под мышкой толстый реестр, в котором он записывал свои кадастровые операции. Денисон, в щегольском летнем костюме, в тростниковой шляпе, в сапогах с отворотами, тоже был здесь, держа под уздцы лошадь. Ждали только мать и дочь Бриссо.
Оинз ворчал:
– Побьюсь об заклад, что это миссис Бриссо еще прикалывает булавкой свою шаль или ленту к шляпе! Женщины так...
Нельзя было узнать, каковы женщины по мнению раздражительного англичанина, потому что мать и дочь наконец-то появились. При виде наряда мадам Бриссо легко можно было понять, почему она так долго заставила ждать своих спутников. На ней был кринолин и великолепное платье из античного моаре, на плечи она набросила индийскую шаль. Шляпа с цветами, полученная из Парижа, дополняла туалет, на котором было в изобилии кружев и лент.