– И Хуанито весело подмигнул.
Натянув штаны и влезая в тесноватую рубашку, Франческо поймал себя на том, что ему хочется поглядеться в зеркало, но тотчас же повернулся к двери. Однако посмотреться в зеркало ему все-таки пришлось.
– А это что еще за чудо? – спросил Хуанито за его спиной. Вскарабкавшись на койку, мальчишка упирался пальцем прямо в стекло.
– Это зеркало.
– Знаю, что зеркало! Только так зеркала никогда не вешают. Видишь ли, мне еще не случалось бывать в каюте у сеньориты, хотя она меня и зазывала…
– Да? – спросил Франческо.
– Ну, не зазывала, а сказала: «Пойди отнеси больному есть». А я побоялся. Это когда ты лежал, как покойник. Из матросов тогда никто ни за какие деньги к тебе не подошел бы… Но вчера сеньор капитан созвал нас всех и объяснил, что ты уже выздоравливаешь, что у тебя была лихорадка, что она не прилипчива, что море вообще лечит лихорадку… Но что каюту все же нужно обкурить серой… А сеньорита даже рассердилась на своего дядю. Капитан ведь ей дядей приходится… – И без всякого перехода мальчишка добавил: – Ох, знал бы ты, какая она добрая! Наши матросы говорят, что ее можно поставить в угол и молиться на нее, как на мадонну… Только вот волосы она подстригла зачем!
Одевшись, Франческо с сомнением оглядел свои босые ноги. Потом окинул взглядом мальчишку, но и тот шлепал по полу босиком.
Сообразительный Хуанито понял его без слов.
– Не горюй, сапоги тебе уже заказаны. Не знаю, как у вас в стране, но, наверно, во всей Кастилии нет такого башмачника, как наш Федерико, – важно сообщил он. – Простой матрос, а как сапоги и башмаки тачает! Только носки на его башмаках всегда задираются кверху. – И, опасливо оглядевшись по сторонам, Хуанито добавил шепотом: – Не иначе, как он мавр!
– Ну и что ж, – сказал Франческо, которого мальчишка очень забавлял. – Ты только никому не говори, но я ведь на самом деле тоже мавр.
– А знаешь, я так и подумал. Глаза у тебя, правда, серые, но кто их знает, мавров, какие у них глаза! Но брови у тебя черные. И борода, пока тебя не побрили, росла тоже черная. А волосы вроде светло-русые какие-то… И то ли чуть рыжеватые, то ли красноватые… А ведь сеньор Гарсиа так и сказал: мавры сами черные, а в красную краску красят… уж не помню что – не то бороду, не то волосы.
– А это где как… В наших местах, например, мы, мавры, красим волосы, а бороды бреем, – еле сдерживая смех, пояснил Франческо.
Пожалуй, с тех пор как он покинул Сен-Дье, сегодня ему впервые захотелось шутить, смеяться, поддразнивать кого-нибудь…
– Да, я забыл тебе сказать, – приложив палец к губам, тихонько произнес Хуанито, – наш Федерико ни за что не хочет тачать такие туфли, как, например, у нашего сеньора капитана: широкие и расшлепанные какие-то… Это потому, что Федерико ненавидит нашего императора, Карла Пятого… В Кастилии он, правда, королем Карлом Первым считается. И никакой он не кастилец и не арагонец, родом он из города Гента. Вот Федерико его и ненавидит… Да его в Испании все ненавидят!
– А почему ваш Федерико не хочет шить широкие туфли? – спросил Франческо, оставляя в стороне вопрос об отношении башмачника к императору. Он по-настоящему был заинтересован этой беседой.
Хуанито с недоумением оглядел его всего – с головы до ног.
– Да ты что, с луны свалился? – спросил он сердито. – Самый последний дурак в Кастилии знает, что Карл Пятый шестипалый… Вот он и носит такие туфли. А дураки придворные тоже себе широкие заказывают, хотя у них ноги как ноги… А знаешь… – Хуанито помолчал. – Ведь я тоже, наверно, мавр, – признался он шепотом. – Может, меня как раз из Мавритании и прибило в тот залив.
Как ни крепился Франческо, но тут он, не выдержав, расхохотался.
– Эх ты! Все это ты, оказывается, шутишь! Смеешься надо мной! А вот сеньор Гарсиа никогда надо мной не смеется! – помрачнев, укорил его мальчик. – А еще я расскажу тебе про сеньориту. Она мало того, что ходила по берегу в штанах (вот тебе святой крест, я сам видел!), но она еще…
Фразы этой мальчишка не докончил: Франческо, повернув его за плечи, молча вытолкал из каюты.
Хуанито тотчас же открыл дверь снова.
– Ладно, я больше не буду о сеньорите, – виновато сказал он. – А вот ты и дурак, что не дослушал, как она хорошо… – Но, глянув на Франческо, умолк. – Ты только не толкайся больше! Больной, больной, а мне чуть руку не вывихнул! А я ведь к тебе по делу! Сеньор капитан велел все же обкурить каюту серой, а при сеньорите не обкуришь. Надо все сделать, пока она в капитанской каюте. Я зажгу серу, каюту закрою, а потом через неделю придется хорошенько вышуровать пол и стенки и потолок.
– Да, от серы остается очень тяжелый запах, – сказал Франческо. – Потом каюту еще придется несколько дней проветривать…
– Ну и ступай на палубу, если тебе неохота дышать серой. А я тут справлюсь один, – в сердцах проворчал Хуанито.
Франческо, однако, никуда не ушел, а принялся помогать этому маленькому ворчуну. И хотя в конце концов и у того, и у другого глаза были красные от серных паров, они хохотали, отмывая после серы руки и брызгая друг на друга водой со щелоком. Но бывает же такое и у отца с сыном, когда у них спорится работа.
За этим занятием их и застала сеньорита.
– Неужели нельзя было все-таки обойтись без серы! – вздохнула она. – И не рано ли вы, сеньор Франческо, взялись за работу? У нас с сеньором капитаном шла речь только о том, что вы сегодня выберетесь на палубу – подышать чистым воздухом… О боже мой, да здесь можно просто задохнуться! Здесь в точности…
– В точности, как в аду, – подсказал ученый Хуанито.
Сеньорита была права: в ее каюте действительно можно было задохнуться.
– На общем совете, – сказала она, – уже давно порешили, что, как только вы поправитесь, вас надо будет устроить в средней каюте – по соседству с сеньором эскривано или с сеньором пилотом… Давайте сегодня же туда и перебирайтесь, а я, пока из моей каюты не выветрится этот ужасный запах, пробуду еще у дяди. Правда, средняя сейчас завалена книгами и рукописями сеньора эскривано, но соседи на него из-за этого не в обиде.
– Ну, обо мне-то можно не беспокоиться. – Франческо улыбнулся. – Ночевать мне приходилось и в гораздо худших условиях… Но дело, конечно, не во мне. Думаю, что из-за меня беспокоить всех этих людей не стоит… – И, не обращая внимания на то, что сеньорита протестующе подняла руку, Франческо добавил: – Если разрешите, я попрошусь на бак к матросам. Мне ведь все равно придется нести службу наравне с ними…
Сеньорита, прищурившись, молчала.
– Ни разрешать, ни запрещать что-либо на «Геновеве» я не имею полномочий, – наконец ответила она. – Только повторяю: сеньор капитан находит, что вы еще недостаточно окрепли. Не только нести службу, но даже просто разгуливать по палубе вам еще рано. Напоминаю, что сеньор капитан является к тому же и владельцем корабля. Поэтому испросить разрешение на все, что вы задумали, вам придется именно у него.
Капитан оказался много сговорчивее своей племянницы.
Правда, вначале, когда Франческо подробно рассказал ему о приступах лихорадки, во время которых он иной раз по нескольку дней лежал без сознания, однако, очнувшись, как ни в чем не бывало принимался за работу, капитан с сомнением покачал головой.
– Сейчас у вас, очевидно, был один из самых сильных, хотя и не длительных приступов, – заметил он. – И я и сеньорита находим, что вам следует поберечься. Но, может быть, вы и правы: человек, привычный к труду, плохо переносит безделье. Однако труд бывает разный.