Они приобрели новую и почти безграничнуювласть;ониповелевают
небесным громом, могут воспроизвестиземлетрясениеидажебросаютвызов
невидимому миру.
Таковы были слова профессора, вернее, слова судьбы, произнесенные намою
погибель. По мере того как он говорил, я чувствовал, что схватился наконец с
достойным противником; он затрагивал одну за другой сокровенныефибрымоей
души, заставлял звучать струну за струною, и скоро я весьбылполонодной
мыслью,однойцелью.Еслистолькоужесделано-восклицаладуша
Франкенштейна - я сделаю больше, много больше; идя по проложенномупути,я
вступлю затем на новый, открою неизведанные еще силы и приобщучеловечество
к глубочайшим тайнам природы.
В ту ночь я не сомкнул глаз. Все в моей душе бурно кипело; ячувствовал,
что из этого возникнет новый порядок, но не имел сил самегонавести.Сон
снизошелнаменялишьнарассвете.Когдаяпроснулся,ночныемысли
представились мне каким-то сновидением. Осталось только решение возвратиться
к прежним занятиям и посвятитьсебянауке,ккоторойяимел,какмне
казалось, врожденный дар. В тот же день я посетил г-на Вальдмана. Вчастной
беседе он был еще обаятельней, чем накафедре;некотораяторжественность,
[68] заметная внемвовремялекций,вдомашнейобстановкесменилась
непринужденной приветливостью и добротой. Я рассказал ему освоихзанятиях
почти то же, что уже рассказывал его коллеге. Онвнимательновыслушалмою
краткую повесть и улыбнулся при упоминании о Корнелии Агриппе иПарацельсе,
однако без того презрения,какоеобнаружилг-нКремле.Онсказал,что
"неутомимому усердию этих людей современные ученые обязаны многимиосновами
своих знаний. Они оставили нам задачу более легкую: дать новыенаименования
и расположить в строгом порядке факты, впервые обнаруженныесихпомощью.
Труд гениев, даже ложно направленный, почти всегда в конечномитогеслужит
на благо человечества". Я выслушал эти замечания, высказанныебезмалейшей
аффектации или самонадеянности, и сказал,чтоеголекцияуничтожиламое
предубеждение против современныххимиков;яговорилсдержанно,совсей
скромностью и почтительностью, подобающей юнцу вбеседеснаставником,и
ничем не выдал, стыдясь проявить свою житейскую неопытность,энтузиазма,с
каким готовился взяться за дело. Я спросил егосоветаотносительнонужных
мне книг.
- Я счастлив, - сказал г-н Вальдман, - что приобрел ученика, и есливаше
прилежание равно вашим способностям, то я не сомневаюсь в успехе.Вхимии,
как ни в одной другой из естественных наук,сделаныиещебудутсделаны
величайшие открытия. Вот почему я избрал ее, не пренебрегая вместе стеми
другими науками. Плох тот химик, который не интересуется ничем, кроме своего
предмета.Есливыжелаетестатьнастоящимученым,анерядовым
экспериментатором, я советую вам заняться всемиестественныминауками,не
забыв и о математике.
Затем он провел меня в свою лабораторию и объяснилназначениеразличных
приборов; сказал, какие из них мне следуетдостать,ипообещалдаватьв
пользование свои соб[69] ственные, когда янастолькопродвинусьвнауке,
чтобы их не испортить. Он вручил мне также список книг, о котором япросил,
и я откланялся.
Так окончился этот памятный для меня день; он решил мою судьбу.
Глава IV
С того дня естествознание, иособеннохимия,всамомширокомсмысле
слова, стало почти единственным моим занятием. Я усердно читал талантливые и
обстоятельные сочинения современных ученых. Я слушал лекции изнакомилсяс
университетскими профессорами и даже в г-не Кремпе обнаружил немало здравого
смысла и знаний, правда сочетавшихся с отталкивающей физиономией и манерами,
но оттого не менее ценных. В лице г-на Вальдмана яобрелистинногодруга.
Его заботливость никогда не отзывала нравоучительностью; свои наставления он
произносилсискреннимдобродушием,чуждымвсякогопедантства.Он
бесчисленными способами облегчал мне путь к знанию и самыесложныепонятия
умел сделать легкими и доступными. Моеприлежание,поначалунеустойчивое,
постепенно окрепло, и вскоре я стал работать с таким рвением,чтоутренний
свет, гасивший звезды, часто заставал меня в лаборатории.
При таком упорствея,разумеется,сделалбольшиеуспехи.Япоражал
студентов своим усердием, а наставников - познаниями.ПрофессорКремпене
раз с лукавой усмешкой спрашивал меня, как поживает Корнелий Агриппа, аг-н
Вальдман выражал по поводу моих успехов самую искреннюю радость. Такпрошло
два года, и за это время я ни разу не побывал в Женеве,всецелопредавшись
занятиям, которые, как я надеялся, приведут меня к научным открытиям. Только
те,ктоиспыталэто,знаютнеодолимуюпритягательностьнаучного
исследования. Во всех прочих занятиях вы [70] лишь идете путем,которымдо
вас прошли другие, ничего вам не оставив;тогдакакздесьвынепрерывно
что-то открываете и изумляетесь. Даже человек среднихспособностей,упорно
занимаясь одним предметом, непременно достигнетвнемглубокихпознаний;
поставив себе одну-единственную цель и полностьюейотдавшись,ядобился
такихуспехов,чтокконцувторогогодапридумалнекоторые
усовершенствования в химической аппаратуре, завоевавшие мневуниверситете
признаниеиуважение.Воттогда-то,усвоивизтеорииипрактики
естествознания все, что могли мне дать ингольштадтские профессора,ярешил
вернутьсявродныеместа;нотутпроизошлисобытия,продлившиемое
пребывание в Пнгольштадте.
Одним из предметов, особенно занимавших меня, было строение человеческого
и вообще любого живогоорганизма.Где,частоспрашивалясебя,таится
жизненное начало? Вопрос смелый и всегда считавшийся загадкой; номыстоим
на пороге множества открытий, и единственной помехой является наша робость и
леность.