Клянись избегать искушения открыть кому то ни было увиденное и услышанное на наших собраниях, ибо быстрее, чем небесный гром, настигнет тебя повсюду, где бы ты ни спрятался, невидимый и неизбежный кинжал.
- Клянусь! - повторил Бийо.
- А теперь, - сказал председатель, - живи во имя Отца, Сына и Святого Духа!
Укрытый в тени брат отворил дверь крипты, где, ожидая, покуда свершится процедура тройного приема, прогуливались низшие братья ордена. Председатель подал Бийо знак, тот поклонился и пошел к тем, с кем отныне был связан страшной клятвой, которую сейчас произнес.
- Номер второй! - громким голосом провозгласил председатель, едва за новым адептом затворилась дверь.
Драпировка, закрывавшая дверь в коридор, медленно приподнялась, и вошел молодой человек, одетый в черное.
Он опустил за собой драпировку и остановился на пороге, ожидая, пока с ним заговорят.
- Приблизься, - велел председатель.
Молодой человек приблизился.
Как мы уже сказали, он был совсем молод - лет двадцати, от силы двадцати двух - и благодаря белой, нежной коже мог бы сойти за женщину. Огромный тесный галстук, какие никто, кроме него, не носил в ту эпоху, наводил на мысль, что эта ослепительность и прозрачность кожи объясняется не столько чистотой крови, сколько, напротив, какой-то тайной неведомой болезнью; несмотря на высокий рост и этот огромный галстук, шея его казалась относительно короткой; лоб у него был низкий, верхняя часть головы словно приплюснута. Поэтому спереди волосы, не длиннее, чем обычно бывают пряди, падающие на лоб, почти спускались ему на глаза, а сзади доставали до плеч. Кроме того, во всей его фигуре чувствовалась какая-то скованность автомата, из-за которой этот молодой, едва на пороге жизни, человек казался выходцем с того света, посланцем могилы.
Прежде чем приступить к вопросам, председатель несколько мгновений вглядывался в него.
Но этот взгляд, полный удивления и любопытства, не заставил молодого человека потупить глаза, смотревшие прямо и пристально.
Он ждал.
- Каково твое имя среди профанов?
- Антуан Сен-Жюст.
- Каково твое имя среди избранных?
- Смирение.
- Где ты увидел свет?
- В ложе ланских Заступников человечества.
- Сколько тебе лет?
- Пять лет.
И вступивший сделал знак, который означал, что среди вольных каменщиков он был подмастерьем.
- Почему ты желаешь подняться на высшую ступень и быть принятым среди нас?
- Потому что человеку свойственно стремиться к вершинам и потому что на вершинах воздух чище, а свет ярче.
- Есть ли у тебя пример для подражания?
- Женевский философ, питомец природы, бессмертный Руссо.
- Есть ли у тебя крестные?
- Да.
- Сколько?
- Двое.
- Кто они?
- Робеспьер-старший и Робеспьер-младший.
- С каким чувством пойдешь ты по пути, который просишь перед тобой отворить?
- С верой.
- Куда этот путь должен привести Францию и мир?
- Францию к свободе, мир к очищению.
- Чем ты пожертвуешь ради того, чтобы Франция и мир достигли этой цели?
- Жизнью, единственным, чем я владею, потому что все остальное я уже отдал.
- Итак, пойдешь ли ты сам по пути свободы и очищения и обязуешься ли по мере отпущенных тебе сил и возможностей увлекать на этот путь всех, кто тебя окружает?
- Пойду сам и увлеку на этот путь всех, кто меня окружает.
- И по мере отпущенных тебе сил и возможностей ты будешь сметать все препятствия, которые встретишь на этом пути?
- Буду сметать любые препятствия.
- Свободен ли ты от всех обязательств, а если нет, порвешь ли ты с ними, коль скоро они войдут в противоречие с обетами, которые ты сейчас принес?
- Я свободен.
Председатель обернулся к шестерым в масках.
- Братья, вы слушали? - спросил он.
- Да, - одновременно ответили шестеро членов высшего круга.
- Сказал ли он правду?
- Да, - снова ответили они.
- Считаете ли вы, что его надо принять?
- Да, - в последний раз сказали они.
- Ты готов принести клятву? - спросил председатель у вступавшего.
- Готов, - отвечал Сен-Жюст.
Тогда председатель слово в слово повторил все три периода той клятвы, которую ранее повторял за ним Бийо, и всякий раз, когда председатель делал паузу, Сен-Жюст твердым и пронзительным голосом отзывался:
- Клянусь!
После клятвы рука невидимого брата отворила ту же дверь, и Сен-Жюст удалился тою же деревянной поступью автомата, как и вошел, не оставив позади, по-видимому, ни сомнений, ни сожалений.
Председатель выждал, покуда не затворилась дверь в крипту, а затем громким голосом позвал:
- Номер третий!
Драпировка в третий раз поднялась, и явился третий адепт.
Как мы уже сказали, это был человек лет сорока-сорока двух, багроволицый, с угреватой кожей, но, несмотря на эти вульгарные черточки, весь облик его был проникнут аристократизмом, к которому примешивался оттенок англомании, заметный с первого взгляда.
При всей элегантности его наряда в нем чуствовалась некоторая строгость, начинавшая уже входить в обиход во Франции и происхождением своим обязанная сношениям с Америкой, которые установились у нас незадолго до того.
Поступь его нельзя было назвать шаткой, но она не была ни твердой, как у Бийо, ни автоматически четкой, как у Сен-Жюста.
Однако в его поступи, как и во всех повадках, сквозила известная нерешительность, по-видимому свойственная его натуре.
- Приблизься, - обратился к нему председатель.
Кандидат повиновался.
- Каково твое имя среди профанов?
- Луи Филипп Жозеф, герцог Орлеанский.
- Каково твое имя среди избранных?
- Равенство.
- Где ты увидел свет?
- В парижской ложе Свободных людей.
- Сколько тебе лет?
- У меня более нет возраста.
И герцог подал масонский знак, свидетельствовавший, что он облечен достоинством розенкрейцера.
- Почему ты желаешь быть принятым среди нас?
- Потому что я всегда жил среди великих, а теперь наконец желаю жить среди простых людей; потому что всегда жил среди врагов, а теперь наконец желаю жить среди братьев.
- У тебя есть крестные?
- Есть, двое.
- Назови их нам.
- Один - отвращение, другой - ненависть.
- С каким желанием ты пойдешь по пути, который просишь нас открыть перед тобой?
- С желанием отомстить.
- Кому?
- Тому, кто от меня отрекся, той, что меня унизила.
- Чем ты пожертвуешь, чтобы достичь этой цели?
- Состоянием, и более того - жизнью, и более того - честью.
- Свободен ли ты от всех обязательств, а если нет, готов ли ты порвать с ними, коль скоро они войдут в противоречие с обетами, которые ты сейчас принес?
- Вчера я покончил со всеми своими обязательствами.
- Братья, вы слышали? - обратился председатель к людям в масках.
- Да.
- Вы знаете этого человека, предлагающего себя нам в соратники?
- Да.
- И коль скоро вы его знаете, считаете ли, что нужно принять его в наши ряды?
- Да, но пускай поклянется.
- Знаешь ли ты клятву, которую тебе надлежит теперь принести? - спросил принца председатель.
- Нет, но откройте ее мне, и, какова бы она ни была, я поклянусь.
- Она ужасна, особенно для тебя.
- Не ужасней нанесенных мне оскорблений.
- Она столь ужасна, что, когда ты ее услышишь, мы разрешим тебе удалиться, если ты заподозришь, что придет день, когда ты не сумеешь блюсти ее во всей полноте.
- Читайте клятву.
Председатель устремил на вступавшего пронзительный взгляд; затем, словно желая постепенно подготовить его к произнесению кровавого обета, он изменил порядок пунктов и вместо первого начал со второго.
- Клянись, - сказал он, - чтить железо, яд и огонь как быстрые, надежные и необходимые средства к очищению мира истреблением всех тех, кто стремится принизить истину или вырвать ее из наших рук.
- Клянусь! - твердым голосом отозвался принц.