Кто соблазнит малых сих - Медведева Ирина 7 стр.


Ну а теперь вообразите, что в вашей комнате переклеили обои, поменяли мебель, повесили другую люстру и другие занавески… Вы, естественно, в шоке и хотите найти подтверждение того, что это ВАШ дом. И начинаете метаться в поисках хотя бы маленькой вещички, хотя бы чашки с отбитым краем! — чего угодно, лишь бы убедиться, что вы не сошли с ума.

Господи, сколько воплей раздавалось, когда построили Дворец съездов, гостиницу «Россия», башни Калининского проспекта. Дескать, исказили лицо города! Но ведь это было то самое «чуть-чуть» по сравнению с происходящим сейчас. А какой яростный протест вызывали у нашей интеллигенции советские плакаты и лозунги, праздничные портреты несчастных геронтократов! Им говорили: «Да черт с ними, пусть висят! Кто их замечает?» А они во всеоружии фрейдизма вещали про воздействие на подсознание. Что это, мол, еще более разрушительно для психики, чем осознаваемая травма…

Где же вы теперь, друзья-однополчане? Ведь сейчас самое время бить тревогу. Или голос, исходящий из «влажных недр» (выражение Розанова) и сладострастно призывающий к райскому наслаждению вкусить чего-нибудь пищевого, оказывает благотворный эффект на подсознание? Что там говорил старик Зигги про совмещение трех отверстий в одном лице? А уж на уровне сознания… Наверное, лозунг «Слава труду!» не так травмировал психику, как восклицания двух «студентов МММ», потрясающих пачкой акций: «Это больше, чем стипендия! Этолучше , чем стипендия!»

А есть и гораздо менее очевидные, но зато куда более серьезные факторы, искажающие онтологически привычную картину мира. Это вливается незаметно, как яд в ухо спящему отцу Гамлета. Насколько нам известно, критика в адрес американского массового искусства обычно не идет дальше причитаний по поводу секса и насилия, безвкусицы и натурализма. (Кстати, советское искусство можно обвинять во многом, но вот натурализмом оно не грешило и в этом смысле продолжало русскую традицию. У нас даже в фильмах про фашистов соблюдалась определенная «квота» на демонстрацию зверств.) Однако гораздо интереснее, на наш взгляд, сопоставить отечественную и американскую кино-, видео— и книгопродукцию по существу: сравнить персонажей, мотивацию их характеров и поступков, существование в категориях добра и зла.

Начнем, из вежливости, с гостей. Что прежде всего бросается в глаза? Да в общем-то отсутствие какой бы то ни было мотивации у злодеев. У нас даже начинающий литератор знает, что поступки персонажей должны быть обоснованны. Мэтры, опекающие молодых драматургов, любят советовать «новичкам» вообразить в деталях биографию всех, даже второстепенных персонажей. Это элементарное профессиональное упражнение. У американского же злодея (иначе не скажешь) нет ничего хоть сколько-нибудь очеловечивающего: его невозможно представить себе в детстве, у него совсем нет положительных свойств (помните, как Станиславский учил артиста, играющего отрицательного героя, искать в нем что-нибудь хорошее?) или хотя бы смешных слабостей. Нет никаких оправданий злодейской сущности (детство в детдоме, измена невесты, обида на власть и проч. и проч.). Он злодейпо определению . Абсолютное Зло. Почему бы это? Неужели от недостатка профессионализма у создателей боевиков и триллеров? Или дело в чем-то другом? Образ «беспросветного» злодея, на которого нельзя повлиять, так как не за что зацепиться, далеко не нов, только он предстает сегодня в иных, модифицированных сообразно времени обличьях.

Кто символизирует Абсолютное Зло? Кто ненавидит род людской и жаждет его тотального уничтожения? Кому все человеческое чуждо? Да-да, тот самый, с копытами, но только действующий в безбожном и безблагодатном мире, где великий спор Света и Тьмы решается на уровне кулаков, автоматных очередей и залпов из гранатомета.

Совершенно очевидно, что обычный человек или даже обычный герой одержать верх в таком споре не в состоянии. И появляются сверхгерои, этакие боги-культуристы. И у них тоже нет ни предыстории, ни характера. Это в чистом виде номиналы. Очень показателен конец детского диалога, который мы не без умысла не процитировали сразу.

Брат : А я все равно сильней! Я… я… Я Супер-робот Т-1000! У меня внутри знаешь какой компьютер?

Сестра(оторопело): Ты что? Он же плохой? Он же робот-убийца!

Брат(нимало не смутившись):А это все равно .

Устами младенца глаголет на редкость лаконично сформулированная истина. И вправду, представители добра и зла в этих современных иностранных сказках принципиально ничем не различаются. Просто одних «назначили» добрыми, других — злыми. А перемени таблички — полюса моментально поменяются. Да, собственно, так и происходит. В одной серии Терминатор, выражаясь детским языком, «плохой». А в другой серии Терминатор (вроде бы новый робот, но с тем же именем и обликом — его играет тот же самый актер!) уже «хороший» и выступает в роли защитникатой же самой героини. Это все равно что Кащей Бессмертный во второй серии исполнял бы обязанности Ивана-царевича: приручил Серого Волка, вызволил Василису Прекрасную, ну а потом — «с веселым пирком да за свадебку». Тот-то радости бы было!

В немецком языке есть точное и емкое слово «феррукт» (verruckt). Это и бытовое слово, обозначающее смещение предметов, понятий, и одновременно — психиатрический термин, аналог которого по-русски лучше всего передает жаргонное выражение «сдвиг по фазе». Очень своевременное слово, как сказал бы Владимир Ильич.

Нельзя безнаказанно для психики жить в смещенных смысловых полях. А сейчас такое смещение происходит на всех уровнях. И, быть может, небольшое, неявное смещение гораздо опасней, чем замена на полную противоположность. Когда грубое нарушение Конституции называется новым завоеванием демократии, а люди, которым это не понравилось, — поборниками диктатуры, когда боссы компартии в одночасье делаются крупнейшими начальниками по борьбе с коммунизмом — это еще полбеды. Человеческая психика адаптируется к подобным перевертышам довольно быстро. Мы же не видим мир вверх ногами, хотя, как известно, оптическое устройство глаза «фотографирует» именно перевернутую реальность.

А вот маленькие подвижки, во-первых, трудно уловимы и плохо поддаются вербализации, а во-вторых, они как бы лишены ритмической композиции: шажок вперед и одновременно полшажка влево, немного вниз и чуть в сторону. Хаотическое броуновское движение.

Застенчивая юная поэтесса, слагающая романтические стихи о переживаниях, посетивших ее в… кабинете гинеколога. Ученый-физик, подрабатывающий не частными уроками по подготовке в вузы, а продажей растворимого кофе. Обаятельный диктор ТВ, с мягкими, интеллигентными интонациями объявляющий: «Я хочу представить вам, дорогие телезрители, идеальную супружескую пару: Галю и Свету». И две очень культурные женщины, которые долго, убедительно и стилистически безупречно убеждают многомиллионную аудиторию в преимуществах сапфической любви. Пожилой прокурор, придя в гости, оказывается за столом рядом с «представителем теневой экономики» и сочувственно кивает в ответ на рассуждения о том, что «мафия спасет мир». Или прилагательное «простой». Это же была высшая похвала человеческой скромности, истинной культуре, бесхитростности. А теперь… Нет-нет, смысл не поменялся на противоположный, он стал лишь несколько ироническим. В нем звучит легкий оттенок презрения («Ты что, простой?»).

Все это и многое-многое другое — типичный «феррукт».

Назад Дальше