Эта была главная музыкальная тема одного из моих любимых фильмов, "Джонни Гитара". Фильм понравился мне, когда я видел его в Нью-Йорке в 1954 году, я восхищался им и потом, когда смотрел во второй раз вместе с Марианой в Гонконге. Фактически, песня в исполнении Пегги Ли приобрела для нас с Марианой особый, глубоко личный смысл.
Небольшая дверь в кабачок была распахнута настежь, но я не мог разглядеть, что внутри, ибо проем закрывала плотная занавеска из пластмассовых костяшек. Над входом висело нечто вроде временной вывески с коряво намалеванным белой краской названием "Таверна 3-х обезьян"прописными буквами и "три" цифрой. Поддавшись очарованию знакомой мелодии, я вошел.
Крошечное заведеньице не являлось таверной в полном смысле этого слова, слабо освещенное и перегруженное декоративными элементами: множеством фотографий в рамках, кустистыми искусственными растениями, тяжелыми темными занавесями... Эти излишества усиливали ощущение ужасающей тесноты, так как все помещение едва ли достигало тридцати квадратных метров.
В зальчике возвышалась стойка темного дерева не более трех метров длиной. Вся обстановка состояла из трех круглых мраморных столиков, укомплектованных тремя металлическими стульями каждый, софы, двух кресел с обивкой неопределенного цвета и заслуженного комнатного пианино, на котором глубокий старик наигрывал мелодию Виктора Лига. Старомодный интерьер создавал впечатление своего рода кабаре в миниатюре, и дела его явно шли неважно.
В комнате присутствовали трое: дряхлый пианист на вращающемся табурете и две женщины, стоявшие по разные стороны короткой стойки.
-Добрый вечер, сеньор. Что будете пить?
Я ответил на приветствие женщины за стойкой и заказал рюмку коньяку, самого лучшего, какой у них сыщется, мало надеясь на то, что в пыльных шкафах найдется что-нибудь приличнее непритязательных сортов бренди из Хереса,
- "Реми Мартен" подойдет?
Меня изумило не только то, что у них есть французский коньяк, но и безупречный выговор хозяйки. Пока она наливала мне коньяк в большой круглый бокал из превосходного хрусталя- еще одна вещь, неожиданная в таком месте я пристально смотрел на нее, и тоскливое чувство горечи и печали, которое трудно описать словами, сдавило мне грудь.
Женщине было лет сорок пять; настоящая красавица, она прекрасно сохранилась, хотя на лице ее лежала печать бурно прожитой и не очень легкой жизни; ее отличала особая стать и изысканность манер. Но не это пробудило во мне чувство горечи и сожаления, а поразительное сходство: она была повторением Марианы. Вернее, Мариана Перейра стала бы ее копией, проживи она лет на двадцать дольше.
Одинаковые рост и телосложение, густые, пышные черные волосы - Мариана носила их длинными и распущенными, а эта женщина укладывала в элегантную прическу - и блеск самобытной красоты, ослепивший меня в Макао.
- Сеньор иностранец? Если вопрос не покажется вам бестактным...
- Нет, совсем нет... Ну, в общем, я в какой-то степени иностранец... Англичанин, точнее, шотландец... Но я родился в Бильбао, моя мать была местной.
Мариана рассказывала мне, что ее отец умер, когда она еще не выросла из пеленок. Что же касается матери, тоже португалки, то она, по-видимому, благополучно здравствовала, хотя Мариана ничего не слышала о ней с 1953, с той поры, как сбежала из родного дома в Эворе.
Хозяйка таверны говорила без всякого акцента, вернее, в ее речи смешивалось множество диалектов, вследствие чего произношение казалось усредненным, без характерных особенностей. Эта женщина не могла быть матерью Марианы, несомненно, их сходство - чистая случайность, и все же оно было поразительным...
Но с другой стороны, во время странствий по миру мне доводилось встречать дважды одного и того же человека в местах совершенно несхожих и весьма далеких
друг от друга. На свете иногда происходят самые немыслимые совпадения.
- А вы? Вы тоже отсюда родом?
Я тотчас пожалел, что задал этот простой вопрос. В действительности, если по невероятному совпадению незнакомая женщина являлась матерью Марианы, я не желал об этом знать. Мелодия из "Джонни Гитары", которую, кстати, пианист, доиграв до конца, начал снова, и разительное внешнее сходство уже и так предостаточно разбередили мои воспоминания.
- Нет, но я живу в Бильбао уже давно, очень давно...- ответила она загадочно, или мне так только показалось.
Вероятно, мне стали чудиться призраки там, где не следует.
- Как насчет тебя? Давненько не бывал в родных краях?- заговорила вдруг вторая особа, находившаяся у стойки рядом со мной.
Она была намного моложе хозяйки, примерно моих лет, и неописуемо вульгарна. Крашеная блондинка со светлыми глазами навыкате, щуплая, с короткими ногтями, покрытыми облупившимся красным лаком - неряшливости в женщинах я всегда не выносил.
- С тридцать шестого года. Когда началась гражданская война, меня увезли в Лондон, но я был тогда еще очень мал.
- Ни фига себе, небось заливаешь... Правда, болтаешь ты по-испански чертовски здорово... хоть как по писанному, но и впрямь отлично.
- Что ж, спасибо. Мама меня научила... ну, а потом я изрядно попрактиковался в Южной Америке.
Блондиночка изобразила на лице сладострастную, как она считала, гримасу, и отважилась протянуть лапку с облезлыми ногтями, едва коснувшись моей левой руки. Стараясь не выглядеть грубым, я уклонился, взял свой бокал и неторопливо приблизился к пианисту. Таким образом я на мгновение отвел глаза от хозяйки, которая, в свою очередь, молча и пристально наблюдала за мной.
- Вы любите музыку, сударь? Если вам не нравится, я перестану играть...
Пианист слегка повернул голову, обращаясь ко мне, не прекращая нажимать на клавиши и не выпуская сигарету изо рта. Сухопарый, лет семидесяти, с приятными чертами, он имел одну особенность, которая сразу обращала на себя внимание и являлась определяющей в его внешности - старик был одноглазым: в правой глазнице сидел скверный стеклянный протез, мало походивший на настоящий глаз и придававший его лицу ненормальное, словно застывшее, почти нечеловеческое выражение.
На приставном столике стояла пепельница, набитая окурками, рядом лежали пачка черного табака и сигаретные гильзы без фильтра. Средний и указательный пальцы на обеих руках побурели, выдавая в нем заядлого курильщика.
-Я восхищен, играйте дальше, пожалуйста... А вам тоже нравится фильм?
- Какой?
- Ну, музыка, которую вы играете, это главная тема из "Джонни Гитары", вестерна... фильма о ковбоях...
- Вон оно как, понятия не имел... Век живи, век учись. Ведь я не умею читать ноты, партитуру, я хочу сказать... играю со слуха...
- У вас прекрасно получается,- вежливо заметил я. - В таком случае, кто же вас научил этой мелодии?
- Должно быть, какой-то приятель, я уже не помню... Да, вроде одного из тех...
Пианист кивком указал на статуэтки, украшавшие крышку фортепьяно. До сих пор я не обращал на них внимания, хотя они несомненно того стоили, в частности, объясняя, откуда взялось название кабачка.
, Это оказались фигурки трех обезьян высотой около двадцати сантиметров, вернее, искусное миниатюрное изображение людей с обезьяньими лицами и лапами. Они обитали в собственном домике, ящичке красного дерева с открытыми дверцами; устройство по виду напоминало своего рода театральную сцену с подмостками и задником. Две обезьяны, сидевшие по краям, были одеты в одинаковые костюмы по моде XVIII столетия: расшитые камзолы, атласные короткие панталоны с белыми чулками, туфли с пряжками и завитые напудренные парики.