Приехала одна группа телевизионщиков... Он хлопнул в ладоши над столом, и в воздух взметнулось облачко сигаретного пепла, медленно оседавшее на его брюки, на диван, на пол. – Ваши коллеги, детектив, информировали меня о том, что... преступление было необычным из-занедостатка насилия. Вы согласны с ними?
Майло кивнул.
– Уже только это убеждает меня в том, что политической подоплеки в нем нет.
– Уже только это? У вас есть что-нибудь еще?
– Пытаетесь интерпретировать мои слова, мистер Стерджис? Мне показалось, что из вас двоих психоанализом занимаетесь невы. Кстати, доктор, не поделитесь своими теориями?
– Пока рано, – ответил я.
– Но мы имеем дело с сумасшедшим?
Я взглянул на Майло. Кивком он подтвердил.
– Судя по внешним признакам, – пояснил я, – убийца представляется человеком в своем уме.
– А если заглянуть глубже?
– Он дерьмо. Но клинически – в полном рассудке, мистер Кармели. Скорее всего, это то, что мы называем психопатией – серьезным расстройством поведенческих функций. Эгоцентрист с нехваткой эмоционального восприятия действительности, лишенный способности сопереживать, с ущербным сознанием.
– Ущербным? У него есть сознание?
– Он в состоянии различать добро и зло, но предпочитает игнорировать правила, когда это служит его интересам.
Кармели поднялся. Глаза его сузились.
– Вы описываете мне дьявола и говорите, что им может оказаться любой прохожий.
– Да.
– Что заставляет его убивать, доктор? Что его привлекает в смерти?
– Убийство помогает ему сбросить напряжение.
– Каждый знает, что такое напряжение.
– У него оно, вероятно, особенно сильное. Нервы не выдерживают. Но все это лишь мои догадки, мистер Кармели. На деле пока никто не знает, что именно приводит к...
– Чем может быть вызвано его предполагаемоенапряжение?
Сексуальными отклонениями, подумал я, но не стал произносить эти слова вслух.
– Возможно, несоответствием между тем, каким он выглядит в собственных глазах, и образом его жизни. Я допускаю, что он гордится своим интеллектом и считает себя рожденным для почета и славы. Однако, скорее всего, он – неудачник.
– Другими словами, он убивает, чтобы обрестиуверенность?
– Может быть, мистер Кармели.
– Убийство ребенка прибавляет ему уверенности?
– Оно дает ему ощущение власти. Равно как и иллюзия безнаказанности.
– Но почемуребенок?
– По сути своей он – трус и охотится только на самых слабых.
Голова Кармели дернулась, как от удара. С зажатой в уголке рта сигареты упал столбик пепла. Он затянулся и поправил запонку в манжете.
– Как вы сказали, это только догадки.
– Да.
– Но если они хотя бы отчасти верны, значит, убийства не прекратятся, так? Ведь егонапряжение не может исчезнуть бесследно.
– Вероятно.
– К тому же он, наверное, убивал и раньше. – Кармели повернулся к Майло. – Тогда почему полиция не вскрыла подобных случаев? – Голос его почти сорвался на крик.
– Это может быть его первым преступлением, сэр. Только началом, – ответил Майло.
– И онначал с моей дочери?
– Возможно.
– Но почему? – вдруг жалобно спросил Кармели. – Почему Айрит?
– Пока мы не знаем, сэр. Я пришел сюда именно для того, чтобы...
– Насколько энергично выпытались обнаружить другие подобные убийства, мистер Стерджис?
– Мы прилагаем все силы, и процесс этот продолжается.
– Процесс... Ваши друзья сказали, что в Калифорнии нет даже объединенной компьютерной базы данных по преступлениям. Я не поверил им и решил уточнить. Оказалось, это правда. – Кармели потряс головой. – Абсурд. Ваше управление считает себя... В Израиле проживает пять миллионов человек, и криминальная обстановка не так накалена, как здесь, но у нас есть централизованное хранилище информации.
Исключая преступления по политическим мотивам, мы имеем меньше сотни убийств в год. Это сопоставимо с той цифрой, которую в Лос-Анджелесе дают два выходных дня, не так ли?
– Не совсем, – улыбнулся Майло.
– Хорошо, в таком случае месяц. По данным мэрии, за прошлый год в Лос-Анджелесе было совершено тысяча четыреста убийств. В других городах Америки дело обстоит еще хуже. Тысячи, десятки тысяч убийств по всей стране. Как вы рассчитываете обрабатывать эту лавину информации без централизованной базы данных?
– Это непросто, сэр. У нас есть кое-какие...
– Знаю, знаю. ФБР, Центральный архив, архивы штатов. Но вся отчетность запутана и ненадежна, в каждом городе свои процедуры и формальности. – Майло молчал. – Хаос. Правда, детектив? На самом деле вы ине знаете, совершены ли подобные преступления или нет, и не похоже, чтобы выкогда-нибудь это узнали.
– В связи с вашими словами, сэр, есть один важный момент. Нам могла бы помочь публикация в прессе. Понимаю ваше нежелание, но...
– Опять. – Кармели стиснул челюсти. – Опять вы лезете ко мне. К нам. Чего вы ждете от этой публикации, кроме того, что она принесет новую боль моей семье и, возможно, поставит под угрозу жизни детей моих коллег?
– Поставит под угрозу, мистер Кармели? Каким образом?
– Либо вдохновив убийцу на охоту за новым израильским ребенком, либо просто бросив в воздух идею – поход на сионистов! Получится, что мы подкинемпищу для фантазии террористов. Нет, мистер Стерджис, я не вижу в публикации никакого смысла. К тому же если убийца действовал и раньше, то вряд ли в Лос-Анджелесе, не так ли?
– Почему вы так решили, мистер Кармели?
– Потому что, несмотря на все ваши бюрократические проволочки, вы бы знали об этом, не правда ли? Ведь даже в Лос-Анджелесе убийства детей не стали пока набившей оскомину рутиной.
– Для меня, сэр, никакое убийство не является рутиной.
– Значит, имей подобное преступление место, вы бы о нем знали?
– Да, если бы о нем сообщили.
– А почему о нем могут не сообщить? – с искренним недоумением спросил Кармели.
– Кто сообщит об убийстве, которое выглядит как несчастный случай?
– Но мы говорим о смерти ребенка! Или в вашем городе есть родители, которые будут молчать, если их чадо найдут мертвым?
– Есть, сэр, – мягко ответил Майло. – Потому что многих детей убивают сами родители.
Лицо Кармели стало белым. Майло потер щеку.
– Я хочу сказать, сэр, – продолжил он после паузы, – что в настоящее время нам не хватает информации, а заметка в газете могла бы пробудить чью-то память. Вдруг всплывет что-то похожее, случившееся годы назад или в другом городе. Ведь газеты читают не только в нашем городе. Тем не менее я не стану спорить с вами по поводу новой угрозы для жизни детей сотрудников консульства. Говоря честно, я не могу гарантировать, что в этом вопросе публикация пойдет на пользу.
Кармели сделал несколько прерывистых вдохов.
– Ваша искренность... заслуживает уважения. Позволю себе ответную: ни за что. Слишком велик риск, моя совесть не вынесет гибели второго ребенка. У вас есть что-нибудь еще?
– Куча вопросов. Могу ли я задать вам несколько из них?
– Да, – устало разрешил Кармели и вставил в рот третью сигарету, не торопясь поднести к ней горящую спичку. – Но если они будут касаться моей семьи, я скажу вам то же, что отвечал другим: мы были счастливы. Мы были счастливой семьей. Мы даже не понимали, насколько мы были счастливы. – Он прикрыл глаза, а когда вновь раскрыл их, холод куда-то ушел из черных зрачков. Теперь в них что-то горело.
– Я на мгновение вернусь к политике, сэр, – обратился к нему Майло. – Не сомневаюсь, что консульство получает угрозы. Они где-нибудь регистрируются?
– Думаю, да, но это не моя сфера.