Кевин взглянул на Мелани. Во рту у него стало сухо. Слова Кэндис заставляли его размышлять над вопросом, которого он силился избежать. И в этом состояла одна из причин, почему его так сильно огорчал дымок, курившийся над островом Франчески.
– Да, меня это тревожит, – призналась Мелани. – Только меня настолько захватывает научная область и то, как можно помочь больному, что я стараюсь не думать о жертве. К тому же мы и не собираемся использовать множество обезьян. Они – своего рода страховка на случай, если понадобятся клиенту. Мы не берем людей, которым срочно нужны органы для пересадки, – только тех, кто может подождать три года плюс те годы, что необходимы для взросления животного. И с обезьянами мы не общаемся. Они живут сами по себе на острове. Так специально задумано, чтобы никто из наших случайно или намеренно не установил с ними хоть какие-нибудь эмоциональные связи.
Кевину с трудом далось глотательное движение. Из сознания не уходила картинка: струйка дыма лениво пробивается навстречу низкому свинцовому небу. Виделся ему и возбужденный бонобо, который хватает камень и с убийственной меткостью бросает его во время отлова.
– Как это называется... ну, когда животным вживляют человеческие гены? – спросила Кэндис.
– Трансгеник, – подсказала Мелани.
– Вот-вот, – кивнула Кэндис. – Я только хочу, чтобы вы пускали на трансгеники хрюшек, а не бонобо. Мне ваша процедура не по нраву. Положим, мне очень нравятся деньги и акции «Генсис», но я отнюдь не уверена, что задержусь на этой работе.
– Это может не понравиться, – предупредила Мелани. – Не забывайте: вы подписали контракт. Насколько я понимаю, они на все пойдут, чтобы заставить людей выполнить то, о чем изначально договорились.
Кэндис повела плечами:
– Отдам, отдам я им все их акции с опционами в придачу. Проживу и без них. Мне важнее то, что я буду чувствовать. Мне куда радостнее было бы, если бы мы использовали свиней. Когда мы усыпляли того... последнего бонобо, клянусь, он пытался нам что-то сказать или спросить о чем-то. Пришлось тонну успокоительного извести.
– Да перестаньте вы! – крикнул внезапно вспыливший Кевин. Лицо его пылало.
У Мелани от удивления широко раскрылись глаза:
– Что это, скажите на милость, вас разобрало?
Кевин тут же пожалел, что вспылил.
– Простите. – Сердце у него все еще гулко билось. Он злился, оттого что его все и всегда видели насквозь, или, во всяком случае, так ему самому казалось.
Мелани, обращаясь к Кэндис, в немом упреке закатила глаза, но та не заметила знака. Она внимательно смотрела на Кевина. Потом сказала ему:
– У меня такое чувство, будто вы не меньше меня изводитесь.
Кевин шумно выдохнул и впился зубами в гамбургер: только бы не сказать того, о чем он после очень пожалел бы.
– Вы за него не волнуйтесь, – кивнула Мелани. – Он отойдет. Кэндис повернулась к Мелани, возвращаясь к прежнему разговору:
– Эти бонобо, они прямо как люди, чего же тут странного, что их геномы отличаются от наших всего на полтора процента! Только вот что мне в голову пришло. Когда вы, молодцы, заменяете отростки хромосомы-шесть, равно как и другие мелкие дольки генома бонобо на человеческую ДНК, то с каким процентом, по-вашему, вы имеете дело?
Мелани, занявшись в уме подсчетом, поглядывала на Кевина. Наморщила лобик и хмыкнула:
– Хмм, вопрос, конечно, интересный. Получается больше двух процентов.
– Да, – снова вспыхнул Кевин, – только эти полтора процента не все на отростке хромосомы-шесть!
– Эй, горделивый вы наш, успокойтесь! – улыбнулась Мелани.
Поставив стакан с шипучкой, она перегнулась через стол и положила руку Кевину на плечо. – Вы не в себе. Мы ведь всего-навсего болтаем. Знаете, у людей это считается нормальным: сидеть вот так – и разговаривать. Для вас, понимаю, это выглядит причудой, вам с вашими пробирками легче общий язык найти, но... что плохого в болтовне?
Кевин вздохнул. Вопреки собственной натуре он решил довериться этим двум разумным, уверенным в себе женщинам. И признался: да, он расстроен.
– А то мы этого не знали! – воскликнула Мелани, вновь закатывая глаза. – Нельзя ли поконкретнее? Что же вас гложет?
– Да вот как раз то, о чем говорит Кэндис, – сказал Кевин.
– Она много о чем говорила, – настаивала Мелани.
– Да-а, и все сказанное вызывает во мне чувство, будто я допустил грандиозную ошибку.
Мелани убрала руку с его плеча, внимательно посмотрела Кевину в глаза, а потом спросила:
– В чем?
– В том, что добавляю столько человеческой ДНК, – ответил Кевин. – В отростке хромосомы-шесть миллионы комплементарных пар и сотни генов, которые не имеют никакого отношения к основному комплексу тканевой совместимости. Мне бы следовало вычленять комплекс, а не идти легким путем.
– Ну, помучай эти создания чуть больше человеческих белков, – сказала Мелани. – Велика беда!
– Поначалу и я так же думал, – вздохнул Кевин. – Во всяком случае, до тех самых пор, пока не обратился через Интернет с запросом ко всем, кто хоть что-то знает, какие гены находятся на отростке хромосомы-шесть. К сожалению, один из ответивших сообщил, что там целое скопление генов, отвечающих за развитие. И теперь я представления не имею, что сотворил.
– Сотворить вы, конечно, сотворили, – сказала Кэндис. – Бонобо-трансгеника сотворили, вот кого.
– Знаю, – выдохнул Кевин. Глаза его заблестели, дыхание участилось, на лбу выступили капельки пота. – И, сделав это, теперь места себе не нахожу от ужаса: ведь я преступил границы.
Глава 6
5 марта 1977 г.
13.00
Кого, Экваториальная Гвинея
Бертрам загнал свой трехлетку-внедорожник «чероки» на стоянку за зданием муниципалитета и вдарил по тормозам. С машиной было много хлопот, не счесть дней, которые уходили на ее ремонт. Однако ничто не менялось, и именно поэтому такое раздражение вызвал в нем Кевин Маршалл, когда сделал вид, будто не понимает, насколько ему повезло с получением новенькой «тойоты» каждые два года. Самому Бертраму замена машины не светила еще целый год.
По лестнице позади аркады первого этажа Бертрам поднялся на веранду, которая опоясывала все здание. Отсюда прошел в главную канцелярию. По желанию Зигфрида Шполлека кондиционер здесь не устанавливали. Большой вентилятор под потолком лениво вращал длинными плоскими лопастями, сопровождая это каким-то по-особому переменчивым гудом. Вентилятор едва умалял жару в просторном помещении, перемещая по нему насыщенный влагой воздух.
Бертрам направился дальше, прямо к секретарю Зигфрида, широколицему чернокожему по имени Аурильо, уроженцу острова Биоко. Тот уже поджидал гостя и жестом приглашал его пройти во внутреннюю часть канцелярии. Аурильо, выучившийся во Франции на школьного учителя, оставался без работы, пока не была создана Зона.
Внутренняя часть размерами превосходила канцелярию и располагалась по всей ширине здания. Скрытые за жалюзи передние окна выходили на автостоянку, а задние – на городскую площадь. Из передних же окон открывался внушительный вид на новый клинико-лабораторный комплекс, А с того места, где стоял Бертрам, видны были даже окна лаборатории Кевина.
– Садитесь, – отчеканил Зигфрид, не поднимая головы.