К сожалению.
Элен подошла к ореховому бюро. На нем не было никаких следов ее долгих занятий за ним. Ни писем, ни бумаг, ни чернильных пятен на промокашке. Мисс Кларво все за собой убирала. Хранила бумаги в выдвижных ящиках, стенных шкафах, наколов их предварительно на штыри в подставках. Все свидетельства о своей жизни держала под замком – записки Дугласа, в которых он просил денег, банковские ордера и погашенные чеки; пахнущие гарденией письма матери, несколько газетных вырезок о ее отце, приглашение на свадьбу, надорванное посередине, флакон снотворных таблеток, поводок и ошейник с серебряной бляшкой, на которой была выгравирована кличка собаки – Живчик, фотография худенькой угловатой девочки в балетной пачке, стопка ассигнаций, схваченная золотой скрепкой.
Мисс Кларво взяла деньги и протянула их Блэкширу:
– Будьте добры, пересчитайте их, мистер Блэкшир.
– Зачем?
– Возможно, я ошиблась. Я иногда становлюсь... слишком возбужденной и не могу сосредоточиться.
Блэкшир пересчитал ассигнации.
– Сто девяносто шесть долларов.
– Значит, я все-таки правильно сосчитала.
– Не понимаю.
– Кто-то меня обкрадывает, мистер Блэкшир. То ли систематически, и уже не первую неделю, то ли это произошло лишь однажды, не знаю. Но только я уверена, что в пачке должно быть около тысячи долларов.
– Когда вы обнаружили нехватку?
– Сегодня утром. Проснулась я рано, было еще темно. Из холла доносились голоса, спорили о чем-то мужчина и женщина. Женский голос был похож на голос этой самой Эвелин Меррик, и я... ну, это меня всполошило. Я не смогла снова заснуть. Начала думать о мисс Меррик и о том, когда она снова позвонит мне – если позвонит – и что она хочет получить от меня. Единственное, что у меня есть, – это деньги.
Элен помолчала, как бы ожидая от собеседника возражения или согласия. Блэкшир ничего не сказал. Он знал, что девушка ошибается, однако не считал, что будет какой-нибудь прок, если он скажет ей об этом: у мисс Кларво кроме денег было кое-что еще, что могло бы заинтересовать женщину вроде Эвелин Меррик, а именно – ее уязвимость.
Мисс Кларво спокойно продолжала:
– Я встала, приняла таблетку и снова легла. И мне приснилась она – Эвелин Меррик. Будто бы у нее оказался ключ от моего номера и она вошла сюда словно к себе домой. Вульгарная блондинка, размалеванная, как девка с панели, – я и сейчас вижу ее перед собой вполне отчетливо и ярко. Она прошла к моему бюро и взяла мои деньги. Все. – Мисс Кларво остановилась и в упор посмотрела на Блэкшира долгим взглядом. – Знаю, что подобные сны не означают ничего, кроме того, что я была взволнована и напугана, но, как только проснулась, я открыла бюро и пересчитала свои деньги.
– Понимаю.
– Про сон я рассказала вам, так как хотела объяснить, что у меня была причина пересчитать деньги. Обычно я этого не делаю. Я не скряга над грудой золота.
Она сказала это как бы в свою защиту, как если бы раньше кто-то обвинил ее в жадности.
– Зачем же вы храните такие большие суммы у себя в номере? – поинтересовался Блэкшир.
– Они нужны мне.
– Для чего?
– Ну, например, на чаевые, на покупку одежды и тому подобное.
Блэкшир не счел нужным указать, что тысячу долларов на чаевые так быстро не изведешь, а черное трикотажное платье мисс Кларво свидетельствовало о том, что покупки она делает редко и на одежду особо не тратится.
Тишина тянулась, как сплошная лента из вальцов, до тех пор пока не стало казаться, что неизвестно, в каком месте ее разрезать.
– Я люблю, чтобы деньги были у меня постоянно под рукой, – сказала Элен, наконец. – С ними я чувствую себя увереннее.
– Вернее было бы предположить обратное.
– Почему?
– Деньги делают вас желанной добычей.
– Вы полагаете, что этой женщине только этого от меня и надо? Только денег?
Она сделала нажим на слове "только", из чего Блэкшир понял, что она тоже подозревает и другие возможные цели.
– Вполне вероятно, – сказал он. – Это очень похоже на вымогательство. Не исключено, что эта женщина хочет запугать вас, смутить, чтобы потом вы рады были заплатить, лишь бы она оставила вас в покое. Но, может быть, она никогда больше не обратится к вам.
Мисс Кларво отвернулась со вздохом, в котором явно слышалось отчаяние.
– Я боюсь. По временам боюсь даже отвечать на телефонный звонок.
Блэкшир принял серьезный вид:
– А не известно ли вам, Элен, еще что-нибудь, о чем вы мне не сказали?
– Нет. В письме к вам я описала все, упомянула каждое произнесенное слово. Она... она сумасшедшая, не так ли, мистер Блэкшир?
– Немного ненормальная, конечно. Я в таких делах не разбираюсь. Я специалист по акциям и облигациям, а не по психозам.
– Значит, вы ничего мне не посоветуете?
– Я думаю, вам хорошо было бы отправиться на время в какое-нибудь путешествие. Покинуть город. Повидать свет. Поезжайте туда, где эта женщина вас не найдет.
– Мне некуда ехать.
– Весь мир для вас открыт, – нетерпеливо заметил Блэкшир.
– Нет... нет.
Мир открыт для тех, кто вдвоем: для супругов, любовников, матерей и дочерей, отцов и сыновей. Повсюду вокруг себя мисс Кларво видела пары – мать и отца, а теперь мать и Дугласа, – и при виде их она ощущала, как сердце ее обрастает ледяной коркой.
– Поезжайте в Англию, – продолжал Блэкшир. – Или в Швейцарию. Я слышал, зимой очень хорошо в Санкт-Морице.
– Что мне делать в таких местах?
– А что делают другие?
– Этого я не знаю, – серьезно сказала она. – Я утратила контакт с людьми.
– Надо наладить его снова.
– А как можно найти то, что потеряно? Вы что-нибудь теряли, мистер Блэкшир?
– Да. – Он подумал о своей жене и о своих бесконечных молитвах про себя, в которых он предлагал Богу: возьми мои глаза, руки, ноги, все что угодно, но оставь мне Дороти.
– Простите, – сказала мисс Кларво. – Я не подумала... я забыла...
Блэкшир закурил сигарету. Руки его дрожали от злости и от горьких воспоминаний, он вдруг почувствовал ненависть к этой нескладной женщине, которая все делала не так, как надо, и вовсе не думала об окружающих, была неспособна на заботу о ком бы то ни было, даже о собаке.
– Вы просили у меня совета, – сказал он совершенно бесстрастно. – Очень хорошо. Насчет недостающих денег вам придется обратиться в полицию. Хотите вы этого или нет, это ваш гражданский долг.
– Долг, – медленно повторила мисс Кларво, будто слово это обладало привкусом, подлежащим анализу, острым ароматом прошлого и вызывало в памяти касторку и алгебру, невыплаканные слезы, заусенцы и чернильные пятна от протекающей авторучки. У мисс Кларво было тонкое обоняние, она улавливала и определяла любые запахи, как бы ни выветрило их время.
– Что же касается этой женщины, Эвелин Меррик, то я уже дал вам хороший совет: устройте себе каникулы. Бывают такие ненормальные люди, которые получают наслаждение от анонимных звонков незнакомым или малознакомым людям.
– Она назвала себя. Звонок не был анонимным.
– Только в отношении вас. Но вы ее не знаете. Никогда не слышали о ней прежде, так ведь?
– Мне так кажется. Но я не уверена.
– А обычно вы хорошо запоминаете людей – имена, лица, речи?
– О да. – И мисс Кларво с горьким удовлетворением кивнула. – Я их запоминаю.
Блэкшир встал и, подойдя к окну, выглянул на улицу. Начался вечерний час пик, люди сновали во всех направлениях, спешили добраться домой: в Вествуд или Тарзану, в Редондо-Бич или Глендейл, в Эскондидо или Хантингтон-парк, в Шерман-Оукс или Лин-вуд.