Посреди квартала Курт заметил свободный счетчик и припарковался у тротуара. Поднялся по широким ступеням и вошел в прохладный холл библиотеки. За столиком консультанта сидела девушка-подросток, вероятно школьница, подрабатывающая во время летних каникул, в белой нарядной блузке, подчеркивающей загар ее лица, шеи, рук.
— Подскажите мне, мисс, где найти подшивки газет?
— В зале периодики, сэр. По этому коридору, сэр... — она показала на коридор, уходящий в глубь здания. — Третья дверь направо. Мимо вы не пройдете.
Когда она наклонилась вперед, Курт непроизвольно заглянул в вырез блузы, на уже налившуюся грудь. Торопливо попятился.
— Я... благодарю вас... мисс.
И поспешил в коридор. Господи, подумал Курт, да она мне в дочери годится. Неужели я становлюсь похотливым старикашкой? Он подошел к двери с табличкой «ЗАЛ ПЕРИОДИКИ». А чего он так застыдился, спросил он себя. В конце концов ему еще нет и сорока пяти, имеет же он право на естественные физиологические желания.
В зале периодики его встретила пожилая дама. Курту она явно обрадовалась, поскольку других любителей газетного чтива в этот день не нашлось.
— Да, сэр, у нас есть апрельские подшивки местных газет. А вот январские, февральские и мартовские номера я вам дать не могу. Они на микрофильмировании.
— Мне нужна только апрельская подшивка, — заверил ее Курт.
Он пролистал номер «Лос-Фелис дейли таймс» за субботу, двадцать шестое апреля. Сержант Уорден сообщил корреспондентам, что мисс Холстид покончила с собой. В номере за понедельник он нашел некролог, сведения для которого репортер получил у него. Сан-францисские воскресные газеты уделили Пауле по одному абзацу.
Какой мазохистский импульс заставил его ворошить пыль истории? Он же ничего не мог сделать, черт побери. Но раз уж он здесь...
Курт вновь взялся за подшивку «Дейли таймс», раскрыл номер за девятнадцатое апреля, тоже субботу. Нападение на Гарольда Рокуэлла, в отличие от самоубийства Паулы, привлекло его внимание. На первой странице напечатали фотографию Рокуэлла, вероятно переснятую с фотографии выпускного класса средней школы, фотографию его жены, Катерины, и фотографию Паулы. Последнюю взяли из архива газеты: ее сфотографировали, когда она и жена еще одного преподавателя выиграли первенство факультета по теннису в соревнованиях пар. Статья продолжалась на восьмой странице. Там приводилась схема: Брюэр-стрит, железнодорожные пути, отмеченное крестом место, где упал Рокуэлл. О Пауле говорилось, что она «содействует полиции» в поисках хулиганов.
Не столь уж веская причина для того, чтобы подвигнуть хулиганов на второе нападение, уже на саму Паулу, неделей позже. Или он ошибся? Что, если изнасилование Паулы никак не связано с нападением на Рокуэлла? Вдруг они ворвались в его дом совершенно случайно?
Он вновь склонился над газетой. Передовица понедельника вышла под шапкой «ПРЕСТУПЛЕНИЯ НА УЛИЦЕ». Первые результаты полицейского расследования также попали на первую страницу. Рокуэлл практически мгновенно лишился зрения. Вновь упоминалась Паула. Цитировались ее слова о том, что она сможет опознать одного из нападавших, так как хорошо разглядела его и автомобиль, на котором приехала банда.
Да, вот это уже серьезно. Они не могли не выяснить, действительно ли она сможет опознать одного из них. А если да, требовалось найти способ заставить ее молчать. Все могло начаться с простого избиения. Пара ударов кулаком могла гарантировать молчание... потом же они возбудились и...
Курт закрыл газету. Общество, взращивающее хищников, должно за это ответить. Должно ли? Внезапно ему опротивела вся эта социологическая галиматья, которой он потчевал студентов. Рокуэлла ослепило не общество.
Общество не насиловало Паулу. Неважно, какими мотивами руководствовались хищники, но сделали это именно они, и никто больше.
И требовался другой хищник, в той же мере способный на насилие.
Курт вернул подшивки, прошел по коридору в холл. Его юная искусительница по-прежнему сидела за столиком. Но теперь он видел, что это всего лишь девушка-подросток, почитающая высшим шиком выскочить из дому, не надев под блузку бюстгальтер. Спускаясь по ступеням к «фольксвагену», Курт думал совсем не о ней.
Нужен хищник, но его нет. Значит, предсмертная агония Паулы останется неотмщенной и та же участь может поджидать других.
Курт уже сожалел, что остановился на железнодорожном переезде, заглянул в библиотеку. Прошлое ожило с новой силой, так что несколько бессонных ночей ему гарантированы.
Глава 13
— Чертова дорога, — раз за разом повторял старший сержант.
Они тряслись в джипе по пустыне, направляясь к немецкому аэродрому неподалеку от побережья. Первая операция, в которой участвовал Курт. Ветровое стекло и брезентовый верх на джипе отсутствовали. Сзади, по бортам, даже на капоте крепились канистры с бензином и водой. Сдвоенные пулеметы «виккерс» нацелились в звездную ночь.
Джип летел по песку, а если одно из колес попадало в яму, воздух оглашали проклятья.
— Лучше бы нас сбросили на планере, — вещал сержант. — Чертова дорога. Я уже бывал на этих аэродромах, парни.
Лиц сидящих рядом Курт не различал, только смутные очертания голов. Несколько охранников, редкие патрули, колючая проволока, иногда дот...
Им предстояло разрезать проволоку, проскользнуть мимо часовых и патрулей, прикрепить взрывчатку к самолетам. Особая конструкция взрывателей обеспечивала получасовую задержку, позволяя им уйти в пустыню на милю-другую.
Чертова дорога.
Наконец, джип остановился, далее они двинулись пешком. Добрались до проволоки. Разрезали ее. В дюжине ярдов Курт увидел красный огонек сигареты часового. Всего-то от него требовалось повернуться, заметить движущиеся тени, выстрелить или закричать...
В «Руководстве по рукопашному бою» подробно объяснялось, как вывести часового из строя, чтобы он не поднял тревоги. Подходишь сзади, вгоняешь нож в правую почку, левой рукой заглушая крик. Затем выдергиваешь нож и перерезаешь часовому горло. Согласно «Руководству», противник в ходе этих манипуляций ведет себя как мешок с зерном.
Курт коснулся плеча сержанта и пополз к часовому. Беззвучно, неторопливо, не сводя глаз с красной точки.
Их разделяло уже восемь ярдов. До Курта доносился запах горящего табака. Пять ярдов. Нож он уже зажал в правой руке.
Красная точка опустилась вниз, полетели искры: часовой загасил окурок о приклад. Теперь уже Курт различал его силуэт. Часовой вздохнул, потянулся, что-то пробормотал по-немецки. Курт метнулся к нему.
Левая рука обхватила рот и нос часового, правой он вонзил нож в его бок. Ноги их переплелись, они повалились на землю. Как того требовало «Руководство».
Но часовой пытался закричать, укусить Курта, оторвать его пальцы от своего лица. Тело его напряглось, он попытался скинуть с себя Курта. Но несколько мгновений спустя казавшиеся железными мышцы часового обмякли. Более он не отрывал пальцев Курта. Каска скатилась с его головы, и подбородок Курта уперся в его коротко стриженные волосы. Часовой уже не дышал, но Курт все еще не отпускал его, остальные уже бежали к самолетам. Напряжение спало, Курта едва не стошнило.
* * *
Прошло пять минут.
Он едва не заснул. Удовлетворенный, скатился в темноте с обнаженного тела Паулы, вновь протянул руку к упругой груди, округлому бедру, теплому лобку.
— Паула! — чуть слышно прошептал он.
Она не шевельнулась, притворяясь мертвой.