И подняв с земли ржавую железяку, добавил малопонятное: - Люблю металл, особенно чугун.
- Вот что, Петр Иванович! У меня ведь к тебе разговор. - Ирина Васильевна решительно закрутила косу в пучок и воткнула в голову костяную шпильку-рогатку. - Оставь-ка ты пока свою стройку века. Тебе денег надо заработать?
- Ну, надо.
- Так вот, ты знаешь - мой первый муж, отец Наташки, был еврей...
- Знаю. Бывает.
- Странный у нас был брак, по молодости. Да и он странный был товарищ. В университет пешком ходил: туда - два часа, обратно - два. А по дороге думает работает. И дома спросишь его что-нибудь, а он: "Не мешай, Ирочка, запомни свою мысль, я думаю". Ученый, солнечные батареи все выдумывал. А у меня, сам понимаешь, жизнь совсем другая... Развелись. Ему, правда, ходу не давали. Не печатали, на симпозиумы не пускали. Когда мы развелись, он уехал в Израиль. Больше не женился. Живет один с экономкой. Ну вот - в прошлом году была я в Израиле на гастролях, он меня нашел и, представляешь, дом подарил! Дачу на озере. Я ему говорю: мне таких подарков, Наум, не надо, я сама богатая. Хочешь, запиши дачу на внучку. Так он взял и переписал на Машку... - Ирина Васильевна помолчала. - Надо бы поглядеть, что там. Я не знаю, попаду еще когда в Израиль... У меня гастроли на два года вперед расписаны. И жару я не переношу, да и евреев, если честно, не очень-то. Съездил бы туда ты, Петь, а?.. Взглянул, что за дом. Может, сделать что надо... И вообще там люди с хорошими руками нарасхват. Страну заодно посмотришь. Колыбель христианства... Ты в Бога-то веришь?
- Вот сподобился, - Петр Иванович достал из кармана брюк бечевку с крестиком, надел на шею. - В прошлом году вместе с Женькой крестились. С бодуна пошли... Когда отдыхаю, - он кивнул на бутылку, - снимаю, грех как-никак.
- Вот и грехи свои замолишь. В Иерусалиме. Поедешь?
Петр Иванович выкопал в щепе бычок, раскурил.
- Там же все по-еврейски говорят.
- По-русски тоже.
Петр Иванович в раздумье взял трущуюся о его штаны Мурку за голубой хвост и со словами "не мешай" кинул кошку за дрова.
- Петь! Мужик ты или нет?! - Ирина Васильевна пошла в наступление. Съезди, помоги сватье, беспомощной, слабой женщине!.. - Она рассмеялась. Поезжай, Петь! Отдохнешь, поглядишь, что за дом, может, и подзаработаешь... Там хорошие руки в цене.
- В пустыню загнать хочешь?..
- Да на озере у него дом! На Тивериадском озере. Где Иисус ходил. На яхте покатаешься. У Наума яхта с мотором.
- С мотором?..
- Ага. Да и мужик он хороший. Только старый очень и больной.
- Чем?
- Чем-чем. Тем самым. Только у стариков это все дольше тянется. Ладно, думай, а я разомнусь немножко.
Ирина Васильевна пошла по участку. Петр Иванович залюбовался ею. Тоже ведь под шестьдесят, а выступает - пава. Взгляд его сполз вниз по ее статной фигуре и вдруг запнулся: за ажурным высоким башмачком что-то волочилось, как портянка из худого солдатского сапога. Пригляделся: бинт эластичный.
- Ирина Васильевна, - окликнул он, не зная, как подступиться, - на левой ноге у тебя, не споткнись... - И подхватил ведро - воды набрать якобы.
Ирина Васильевна поставила ногу на бревно, задрала брючину.
- Вот так, Петенька. Звезда, знаменитость. А ты постой тридцать лет у рояля. Булавки маленькой нет?
Петр Иванович нашел булавку и, присев на корточки, сам заколол бинт. И даже захотелось ему погладить больную ногу. Но не погладил.
Ирина Васильевна спустила брючину.
- Ну, поедешь?
Петр Иванович улыбнулся.
- А споешь мне?
- Что, сейчас?
- Непосредственно. А то ведь я здесь так тобой и не похвастался. Скажут, врет Васин с похмела...
Гори-и, гори-и... моя звезда!..
Председатель садового товарищества прервал подкормку смородины элитного сорта "Минай Хмырев" и замер с вонючим черпаком в руках.
- Это у кого ж радио в такую силу?! - крикнул он через забор сторожу.
- Васин развлекается, электру жгет.
А ведь киловатт - сто двадцать целковых с августа... День рождения у него, вот и куролесит.
...Звезда-а любви... Заветная-а!..
Председатель, заслушавшись, рассеянно пролил пенный раствор себе на ноги.
- Знаешь, кто поет?
- Мерцалова, - слегка обиделся сторож. - Ирина Мерцалова. У меня с ней пластинки есть...
- Погоди, дай послушать.
...Умру ли я, ты над могилою
Гори-сияй, моя звезда-а!..
- В Большом театре выступает, - сказал сторож. - Мы с супругой еще на балет с ней ходили.
- На оперу, - поправил председатель задумчиво.
Накидано, насоломлено,
На меня, на атаманку, наговорено.
Что хотите, говорите - будет все по-моему,
А твои штаны в полоску оболью помоями!..
- То есть?.. - пробормотал ошалевший председатель. - В смысле? Это не радио...
Возле участка Васина стоял белоснежный "Мерседес". За забором на ошкуренных бревнах восседала не очень молодая красавица. Она пела, простирая роскошные руки к Петру Ивановичу. Тот стоял перед ней со стаканом желтого питья.
Ах тын-перетын,
Перетыннина,
Любовь, как огонь,
Перекинется!
Красавица закончила свою партию. Петр Иванович плесканул из граненой бутылки в ее стакан, они чокнулись, выпили и поцеловались. И только тогда она небрежно заметила:
- Петя, к тебе гости.
Петр Иванович обернулся.
- Заходи, мужики. Сватья моя - Ирина Васильевна Мерцалова.
3
...И зря он сомневался насчет экипировки. Встречающие - в основном, мужики - все были в черных костюмах, в шляпах. Только у евреев шляпы черные, а у Петра Ивановича - беж. И рубашки у них почему-то без галстуков. Зато волосня какая-то по бокам. Может, это пейсы и есть? Скорей всего. А у некоторых еще из-под пиджаков бахрома белая вылазит... Так. А кто ж меня встречает?.. Должны с плакатом...
- Васина кто встречает?! - гаркнул он.
Из толпы выпростался запыхавшийся лысый бородатый мужик лет сорока пяти в толстых очках. На груди у него висела табличка: "Встречаю Васина Петра Ивановича". .Петр Иванович никогда еще не видел свою фамилию, написанную такими большими буквами.
- С приездом, Петр Иванович! - Лысый без разговоров перехватил у него чемодан с электричеством и, к немалому удивлению Петра Ивановича, не помер тут же на месте. Похилился малость, но попер без особой натуги.
- Может, тележку взять? - предложил Петр Иванович.
- У меня машина рядом, метров триста.
"Дает еврей!" - улыбнулся Петр Иванович, и настроение у него пошло на поправку. Он кивнул на окружающую среду:
- Тель-Авив?
- Он самый. Не люблю. Жлобский город. На Бескудниково похоже. Иерусалим увидите, это да!
В зарубежной машине, иномарке, сидела баба, помоложе лысого, но тоже в очках, правда, не таких толстых. Малость вислоносая.
- Алка, жена моя, - сказал лысый и только теперь сунул гостю вялую руку. Миша. По-здешнему, Моше. Так ведь и она по-тутошнему не Алка...
- А чего, Алла - очень красивое имя, - сказал Петр Иванович, загружая чемоданы в багажник. - Вот Пугачева Алла Борисовна...
- Петр Иванович, - перебил гостя лысый, - тут вот какие у нас осложнения, не знаю, говорила вам Ирина Васильевна, Наум бен Арон, ну, в смысле Наум Аронович, он... болен. Сейчас ему хуже, положили в больницу. Остановитесь пока у нас, потом разберемся. Алка, падла невеселая моя, врубай, поехали! Кушать хочется.
Алка устало улыбнулась. Петр Иванович сразу просек, что балабона своего она любит.
- Курить можно?
- У нас все можно. Алка, включи мазган. Он же кондиционер. .
- А разве жарко? - искренне удивился Петр Иванович. Алка взглянула на него с такой страдальческой завистью, что ему стало неловко: - Припекает вообще-то... Как в Сочах.
- Мишке вот жара хоть бы что, - вздохнула Алка, выруливая на шоссе. - А я помираю. С мая по сентябрь ни одного дождя.
- Полукровка, одно слово. Лучше скажи, пожрать приготовила? Алкоголь есть в доме?.. Молчит, зараза.