Он взял ключ и побежал, с отчаянием бормоча:
– На рыбалке громко не разговаривают… подумаешь… на рыбалке, видите ли, без неё будто мы не знаем… громко не разговаривают… а дед перед ней – как школьник перед учительницей… мог и сам со мной пойти… нет, нет, придётся серьёзно заболеть… чтоб знали…
А если бы он не плыл, а тонул? Что, и тогда поговорить, то есть покричать, нельзя? Да? Человек тонет, а она, только полюбуйтесь на неё, рыбку ловит! Рыбка ей человека дороже! Разговаривать при ней, видите ли, нельзя, если даже ты ко дну навсегда идёшь! И вообще, откуда она взялась, эта будущая женщина? Чего она здесь командует?.. Нет, нет, нет, главное в том, почему он о ней всё время думает?!?!
Герка уже не бежал, а брел, опустив голову и обхватив локти ладонями. Едва он решил, что пора бы снова побежать, было уже поздно бежать-то.
На его пути стоял тот, кого Герка боялся больше всего на свете, – злобный хулиган Пантелеймон Зыкин по прозвищу Пантя, верзила с руками почти до колен, непропорционально маленькой головой на длинной шее, с которым ничего не могла поделать школа и даже милиция.
От неожиданности и страха Герка довольно громко вскрикнул, втянул голову в плечи, завертел ею по сторонам, словно выискивая спасение. С особым ощущением опасности он сообразил, что дороги к отступлению у него нет: впереди Пантя, а бежать к этой милой Людмиле дрожащим от испуга он себе позволить не может.
Со страха Пантя представлялся ему чудовищным явлением природы с большущими холодными голубыми глазами, которые ничего не выражали, с длиннющими руками, готовыми в любой момент скрутить Герку… Злостный хулиган долго смотрел на него примерно так, как смотрит удав на кролика перед тем как его проглотить, и тоненьким голоском – такая-то верзила! – спросил:
– Денежки у тебе есть?
– Чего? Чего? – оторопело отозвался Герка.
– Денежки у тебе есть?
– Нет, нет, никаких денежек у меня нет! У меня даже карманов нет!
– Понятно, понятно, суду всё ясно, – словно обидевшись, пропищал Пантя, подскочил и схватил Герку за ухо. – И в ухе денежек нету? – Другой рукой он схватил бедного Герку за нос. – И в носе денежек нету? Тогда иде? Иде у тебе денежки?
Вот ведь: и говорить-то по-человечески не умеет, самые простые слова коверкает, а живёт себе на здоровье, как хочет, над людьми издевается – конечно, над теми, кто его слабее.
– Язычок сглотил? – притворно заботливым тоном пропищал Пантя. – А ну, покажь язычок! Ну! – И он ещё сильнее сжал Герке нос и ухо. – Покажь язычок!
Ничего, кроме боли и обиды, не испытывал несчастный Герка. Ему даже не было страшно. Ему просто хотелось, чтобы всё поскорее кончилось, чтобы он оказался дома. И что он мог сделать с такой-то верзилой?
Герка старался не шевелиться, потому что при малейшем его движении пальцы Панти, длинные и цепкие, ещё сильнее сжимались.
– Покажь, покажь язычок! – всё упорнее требовал Пантя. – Покажь язычок, не то нос и ухо оторву! Раз, раз и – нету у тебе ни уха, ни носу! Ну!
Честно говоря, уважаемые читатели, Герка и сам не понимал, почему он молчит и почему язык не показывает. Нос и ухо горели от боли, но Герка с удивлением и даже с некоторой гордостью отмечал, что страх больше не приходит, что он уступил место одной заботе: как бы не закричать и как бы его жалобный голос не услышала эта милая Людмила.
Тут Пантя неожиданно разжал пальцы и недоуменно пропищал:
– Напинать тебе, что ли?
И опять в ответ ничего не раздалось. Пантя озабоченно почесал затылок, спросил:
– Онемел ты, что ли?
Ничего не сказал Герка. Было ему всё равно, а уху и носу было больно.
Пантя вовсе растерялся и спросил чуть ли не с большой жалостью:
– Заболел ты, что ли? Чего ты мене не боишься? А? Тебе спрашивают! Отвечай, когда тебе спрашивают!
Тяжело вздохнув, Герка промолчал, думая о том, что нос у него наверняка распухнет, ухо побагровеет, и как ему в таком виде перед этой милой Людмилой показаться. Она ведь опять хохотать начнет!
– Я тебе шею поломаю! – В писклявом голоске Панти проскочили визгливые нотки.
– Я тебе ухи выдерну! Чего ты мене не боишься? Бежи от мене, бежи! Я тебе догонять буду и по затылку, по затылку, по затылку! Бежи от мене, тебе говорят!
Хотел Герка ответить, что глупо бежать только для того, чтобы получить по затылку, по затылку, по затылку, но рот у него почему-то опять не раскрылся. А Пантя подождал-подождал и запищал, почти заверещал:
– Придуриваешься? Я тебе придурюся! А ну, бежи! Бежи, тебе говорят, пока не поздно!.. Ну, чего ты мене не боишься?
– Да нет, боюсь я тебя, – вдруг ответил Герка. – Только сейчас мне домой надо. Тонул я недавно. Видишь, весь мокрый, да ещё босиком. Замёрз весь. Заболеть могу.
Тут Пантя опять растерялся, пропищал что-то непонятное, почесал затылок и спросил недоуменно:
– Почему я тебе пужаю, а ты мене не боишься? Я ведь тебе изломать могу! Испужайся мене! Ну!
А Герка думал, что ведь эта милая Людмила в любой момент очень даже просто может подойти сюда! А Пантя его в любой момент может совсем уж очень даже просто опять схватить за нос и ухо! Вот будет картиночка для Людмилочки!
И, весь сжавшись от страха, Герка пошёл в сторону дома, шёл, бедный, и ждал, что Пантя вот-вот его по затылку, по затылку, по затылку… Но Герке было всё равно: лишь бы только не явилась сюда эта милая Людмила.
Пантя бегал вокруг него, ручищами своими длиннющими размахивал и пищал:
– Побойся мене! Бежи от мене! Почему я тебе пужаю, а ты мене не боишься?
Не останавливаясь и не поворачивая головы, Герка ответил:
– Да боюсь я тебя, очень даже боюсь. Только вот времени бояться тебя у меня нет. Мне срочно домой надо. Мокрый я весь. Замёрз я весь. Переодеться мне надо, а то я заболею.
– А мене денежек надо! – жалобно пропищал Пантя, обогнал Герку, остановился перед ним, раскинув в стороны длиннющие ручищи. – Ни с места, а то я тебе изувечу!
– Ну что тебе от меня надо? – устало спросил Герка, хотя дрожал от холода и немного от страха. – Нет у меня денежек. У меня даже карманов нет. Я же в майке и трусах.
– Почему ты мене не боишься? – уже не просто упрямо, а тупо допытывался Пантя. – Мене все боятся. Почему ты мене не боишься?
Было ясно, что нелепый разговор может продолжаться бесконечно, вернее, до того самого времени, когда эта милая Людмила с дедом вернутся.
– Хочешь, я тебя завтра буду бояться? – предложил Герка. – Какая разница, когда мне тебя бояться?
Подумав и почесав затылок, Пантя ответил:
– Ты мене всегда бояться должон. Можно и завтра. Но мене денежки нужны. Принесёшь мене завтра денежки?
– Да нет у меня никаких денежек!
– У тебе нет. А дед у тебе пенсию получает!
– У тебе! У тебе! У мене! У мене! – передразнил Герка невольно, но тут же осекся, увидев у самого носа здоровенный кулачище. – Сколько тебе денежек надо? – спросил Герка упавшим голосом, почувствовав, как от стыда у него запылало всё лицо и даже шея. – Зачем тебе денежки?
– Ну-у-у… – Пантя от восторга, словно денежек у него уже было – девать некуда, несколько раз подпрыгнул на месте, размахивая длиннющими ручищами. – Я копить буду! – восторженно пропищал он. – Много-много-много-много денежек накоплю! Чтоб не работать, когда из школы выгонят! – И Пантя радостно, даже стыдливо хихикнул.
– Как – не работать? – поинтересовался Герка.
– А вот так! А вот так! А вот так! После школы всех заставят работать или дальше учиться пошлют! Мене учиться неохота. Мене работать неохота. Вот мене и не надо учиться и работать, когда у мене денежки будут! Много, много, много! Неси мене завтра два рубли! А то я тебе ухи оторву и нос выдерну! Понял? Неси мене завтра два рубли!
«Трус я, трус! – с тоской, стыдом и отчаянием, весь от этого разгорячившись, думал Герка, шагая к дому.