Томился тем, что счастья не достиг, Но все-таки покуда не сдавался И с негой бесконечной любовался Под нежной кожей жилок синевой,Кораллом губ и шеи белизной.
Как лев играет с жертвою в пустыне И не спешит терзать добычу он, Так медлит нерешительный Тарквиний, Как будто пыл глазами утолен. Он совершенно, впрочем, не смирен И вздох желанья подавить не в силах... И снова кровь неистовствует в жилах.
Как яростных наемников орда Злодейски грабит мирное селенье, Насилует и губит иногда Детей и матерей без сожаленья, Так рвется кровь злодея в наступленье, А сердце гул тревоги захлестнул, Оно войска толкает на разгул.
И сердце будит взоры барабаном, А взоры отдают руке приказ, И дерзкая рука за талисманом В атаку устремляется тотчас На грудь, открытую для жадных глаз... И кровь ушла сквозь жилки голубые, И побледнели башенки пустые.
Кровь хлынула в таинственный покой, Где госпожа властительная дремлет, Напомнить об осаде роковой: И вот уж сердце тайный страх объемлет, Открыв глаза, она с тревогой внемлет, Встречает, взор беду со всех сторон: Он факелом чадящим ослеплен.
Бывает так, что женщина кошмаром Во тьме ночной от снов пробуждена: Ей призраки почудились, недаром Трепещет от волнения она... О ужас беспредельный! Так полна Лукреция и страха и печали: Пред ней живые призраки предстали.
Она дрожит, вся с головы до ног, От страха, как подстреленная птица... Видений фантастических поток Пред ней в тумане пенится и мчится: Он лишь в уме расстроенном родится! Непослушаньем глаз ум разъярен, И тайный ужас в них вселяет он.
Уже рука на грудь белее снега Легла, как разрушительный таран, И сердце, утомленное от бега, Уже на грани гибели от ран... Злодей готовит штурма ураган: Не жалость в нем, а яростное пламя... Прорвался враг, и город взят войсками!
Сперва язык трубою громовой Противника зовет к переговорам, Но бледный лик над простынь белизной Ответствует презреньем и укором... Молчит Тарквиний, он не склонен к спорам! Она упорствует: "Как он посмел? И в чем источник этих страшных дел?"
Он отвечает: "Твой румянец алый! Ведь даже лилия пред ним бледна И роза от досады запылала... Лишь в нем и заключается вина! Моя душа решимости полна Взять замок твой! Сама ты виновата, Что предали тебя твои солдаты!
Но ты меня напрасно не кляни: Здесь красота расставила капканы... Тебя во власть мае отдали они, Чтоб мог я наслаждаться невозбранно. Я к цели шел с могуществом титана: Хоть разум вожделенье сжег дотла, Но вновь желанье красота зажгла!
Я знаю, что меня подстерегает, Я знаю, что шипы - защита роз, Что пчелы жалом мед свой охраняют... И без сравнений ясен тут вопрос. Но я горю, я не боюсь угроз. Желанье жжет - подобно всем влюбленным, Оно не повинуется законам!
Я в глубине души уже постиг То зло, тот стыд, ту скорбь, где я виною, Но зов любви всевластен и велик, Желанье к цели ринулось стрелою... Пусть слезы взор мне застилают мглою. Пусть ждут меня презренье и вражда Я сам стремлюсь туда, где ждет беда!"
И вот уж меч в руках его блистает... Так сокол, совершающий полет, Малютку птичку тенью крыл пугает, И клюв искривленный добычи ждет. Разящий меч Лукрецию гнетет Она угроз Тарквиния страшится; Так бубенцом пугает сокол птицу.
"Ты нынче в ночь моею стать должна! Сопротивленье одолеет сила... А нет - убью! Скажу - во время сна, Узнав, что ложе ты с рабом делила. И честь твою с тобою ждет могила! Убив раба, в постель к тебе швырну, Чтоб людям доказать твою вину!
А муж твой будет жить, узнав презренье, Всем светом заклейменный с этих пор...
Твоих друзей постигнет униженье, Твоих детей - безвестность и позор, А ты, потомству горестный укор, В поэме будешь на века воспета: И не забудется поэма эта!
Но уступи - и я союзник твой! Ведь тайный грех похож на мысль без дела! И ради цели высшей и благой Проступок мелкий мы свершаем смело. В крупицах яд не гибелен для тела... В искусной смеси он, наоборот, Нередко исцеленье нам дает.
Хоть ради собственных детей и мужа Отдайся мне... Семье не завещай Стыд, коего на свете нету хуже, На отчий край позор не навлекай! Страшнее рабства он, не забывай, Ужаснее уродства от рожденья: Там - грех природы, здесь - грехопаденье!"
И взор смертельный василиска он На жертву устремил и замолкает... В ней символ благочестья отражен: Она, как бы в пустыне, умоляет, Как лань, которую орел терзает... Но хищник и не слышит этих слое, И он на все от голода готов.
Когда долинам угрожают тучи, Вершины гор в туманной дымке скрыв, Из недр земли взметнется вихрь летучий, И тучи прочь влечет его порыв: Он сдержит ливень, облака разбив... Так голос нежный удержал злодея: Ведь сам Плутон внимал игре Орфея.
Но это лишь игра. Как хищный кот, Он хочет с бедной мышкой порезвиться.. Вид жертвы будит в нем водоворот Страстей, которым не угомониться, Не хочет сердце на мольбу склониться... Ведь даже мрамор рушит ярость гроз, А похоть распаляется от слез.
Ее глаза с печальною мольбою На грозные черты устремлены... Ее слова, исполнены тоскою, Текут, очарования полны... Но иногда, - невнятны и темны, Они в смятенье вдруг прервутся сразу, И снова начинать ей надо фразу.
И заклинает вновь его она Юпитером всесильным, честью, славой И дружбой, что обетом скреплена, Законами страны, и мыслью здравой, И всей вселенной властью величавой, Чтоб в комнату свою вернулся он, Рассудку, а не страсти покорен!
И говорит: "Такой ценой позорной За хлеб и соль ты другу не плати И не мути источник благотворный, Не оскверняй священные пути... Лук опусти и жертву отпусти: Стрелку не к чести это дело злое В запретный месяц лань разить стрелою!
Мой муж - твой друг! Меня ты пощади! Ты так могуч - уйди, себя спасая. И птицу из сетей освободи! Ведь ты не лжец, зачем же ложь такая? О, если б вздохом сдуть тебя могла я! Не чуждо горе женское мужам: Ужель ты глух к моленьям и слезам?
И стоны, словно волны океана, Бьют прямо в сердце - в скалы и гранит, Его смягчить стараясь неустанно: Волна и камень в капли превратит! О, если ты бронею скал покрыт, То пусть гранит слезами растворится, Пусть жалость вступит в медные бойницы!
Ты, как Тарквиний, мною принят был! Но облик царский предал ты позору... Я умоляю сонмы высших сил Тебя сурово покарать, как вора! Ведь ты не то, чем кажешься, коль скоро Ты кажешься не тем, что есть - царем! Царь должен бой, как бог, вести со злом!
Какими в старости блеснешь делами, Когда полна злодействами весна? И, возмущаясь царскими сынами, Что ж может от монарха ждать страна? Запомни - даже подданных вина Хранится долго в памяти народа, А деспот царь - неизгладим на годы!
И лишь насильно будешь ты любим, Владык же добрых любят и страшатся... Ты все простишь преступникам любым, Раз мог в злодействах с ними поравняться! Не лучше ль будет с ними не сближаться? Цари - зерцало и наука нам, А мы стремимся подражать царям!
Ужели ты в тенетах вожделенья? Одумайся - ведь ждет тебя позор! Ужель ты зеркало, где отраженье В грехах погрязшей власти видит взор? Бесчестным прослывешь ты с этих пор, Позор ты вместо славы избираешь, Развратом имя доброе пятнаешь.
Будь тверд душой! Богами я молю: Пусть сердце чистое уймет желанья... Меч для добра дарован королю, Ты должен в гидре зла убить дыханье! Ты выдержал ли это испытанье, Коль, вслед плетясь, бормочет гнусный Грех, Что ты открыл порочный путь для всех?
Ты содрогнулся бы от мерзкой сцены, Когда другой бы это совершил.