Ни-чего ему не дать нельзя, но ведь и наличными как-то неудобно… Наверное, лучше подарить что-нибудь. Хорошие запонки, например. Или такой плетеный сундучок для пикника с тарелками и прочими штуками. (Понятное дело, зануда Клэр Эдвардс от меня вообще ничего не получит.)
Сижу одна в залитой солнцем кухне, и мне кажется, что внутри меня спрятан маленький светящийся секрет. Я выиграю в лотерею. Сегодня вечером изменится моя жизнь. Жду не до-ждусь. Десять миллионов фунтов. Подумать только, уже завтра я смогу себе купить все, что угодно. Что угодно!
Газета, которая лежит передо мной, открыта на странице продажи недвижимости, и я небрежно беру ее – глянуть, что там продается из дорогих особняков. Хм, где бы мне поселить-ся? В Челси? Ноттинг-Хилл? Мэйфер? «Белгравия, – читаю я. – Великолепный особняк с семью спальнями, флигелем для прислуги и роскошным садом». Да, неплохо. Особняк в Белгравии мне подходит. Довольная, я опускаю взгляд к строке с ценой и застываю от удивления и возмущения. Шесть с половиной миллионов фунтов! Ну и цены! Шесть с половиной миллионов!
Пошутили, что ли? У меня нет шести с половиной миллионов. У меня осталось всего мил-лиона четыре… или пять? Какая разница, все равно не хватает. Смотрю в газету с чувством об-манутого вкладчика. Если человек выиграл в лотерею, у него должно хватить средств на все, что душе угодно, а я уже чувствую себя бедной и убогой.
Гневно отшвыриваю газету и берусь за рекламный буклет; на фотографии – шикарные бе-лые пододеяльники по сто фунтов. Вот это по-нашему. Как выиграю в лотерею, буду пользо-ваться только крахмальными белыми пододеяльниками. Куплю себе белую кровать искусного чугунного литья, крашеные деревянные ставни и пушистый белый халат…
– Ну, что новенького в мире финансов? – прерывает мои мысли мамин голос, и я подни-маю глаза. Она врывается в кухню, все еще держа в руках свой каталог. – Ты кофе сварила? По-живее, дочка!
– Как раз собиралась, – отвечаю я, делая вид, что встаю со стула. Но, как я и думала, мама опережает меня. Она достает новую керамическую банку, зачерпывает ложку кофе и засыпает его в новый кофейник с позолотой.
Мама – страшная транжира, все время покупает новые вещи для кухни, а старые отдает в фонд помощи бедным. Новые чайники, тостеры… В этом году у нас уже было три новых ведра для мусора – темно-зеленое, потом хромированное, а теперь вот из желтого прозрачного пла-стика. Подумать только, какая напрасная трата денег.
– Милая юбочка! – восклицает мама, оглядывая меня так, словно впервые видит. – Откуда?
– «Донна Каран», – бормочу я в ответ.
– Славненькая. Дорогая?
– Нет, не очень, – отвечаю я без запинки. – Фунтов пятьдесят, кажется.
Это не совсем верно. На самом деле юбка стоила скорее сто пятьдесят, но маме об этом знать ни к чему – ее тут же инфаркт хватит. Точнее, не так. Сначала она скажет об этом папе, потом их обоих хватит инфаркт, и я останусь сиротой.
Поэтому я мыслю одновременно в двух измерениях – в измерении реальных цен и в изме-рении цен для мамы. Это совсем не трудно – как будто приходишь в магазин, где на все скидка 20 процентов, и ты в уме уменьшаешь все указанные цены на эти самые двадцать процентов. Немного практики, и все идет как по маслу.
Только я практикуюсь в системе скользящих ставок, как при подсчете подоходного налога. Мои скидки начинаются с 20 процентов (если вещь стоит 20 фунтов, я говорю, что всего 16) и поднимаются до… ну, до 90 процентов при необходимости. Однажды про сапоги за 200 фунтов я сказала маме, что купила их на распродаже за 20… Мама поверила.
– Квартиру ищешь? – спрашивает она, заглядывая через мое плечо на страницу недвижи-мости.
– Нет, – угрюмо отвечаю я, перелистывая брошюру.
– Нет, – угрюмо отвечаю я, перелистывая брошюру. Мои родители вечно меня достают с покупкой квартиры. Они вообще знают, сколько стоят квартиры? Я, конечно, не имею в виду квартиру в Кройдоне.
– А вот Том купил симпатичный домик в Рейгейте , – говорит она, кивая в сторону сосед-ского дома. – Ездит на работу на электричке. – Это произносится с такой гордостью, как будто Том получил Нобелевскую премию.
– А я вот не могу себе позволить ни квартирку, ни домик.
«По крайней мере пока. До восьми вечера. Хи-хи-хи».
– Проблемы с деньгами? – спрашивает папа, входя на кухню. – Знаешь, в таком вопросе может быть два решения проблемы.
Только не это! Опять он за свое. Папа сел на своего любимого конька – афоризмы.
– Э или ЗБ, – говорит он, хитро прищурившись.
Потом выдерживает паузу для пущего эффекта, а я переворачиваю страницу буклета, при-творяясь, будто не слышу его.
– Экономь, – расшифровывает папа, – или Зарабатывай Больше. Или то, или другое. Ну так как, Бекки, какой вариант выбираешь?
– Оба, пожалуй, – весело отвечаю я и листаю дальше. Если честно, мне даже немного жаль папочку. Новость о том, что дочь вдруг стала миллионершей, повергнет его в шок.
После обеда мы с мамой отправляемся на ярмарку ремесел в соседнюю начальную школу. Я просто пошла с мамой за компанию, абсолютно не собираясь ничего покупать. Но буквально у самого входа вдруг натыкаюсь на целый ворох потрясающих открыток ручной работы всего по полтора фунта за штуку! И покупаю десять. Открытки ведь всегда нужны, правда? И еще вижу совершенно необыкновенное керамическое кашпо голубого цвета со слониками по каемке – я всегда говорила, что нам в квартире нужно завести больше цветов. Кашпо я тоже покупаю. Всего пятнадцать фунтов. На этих ремесленных ярмарках столько всего можно купить, и почти задаром. Идешь туда и думаешь, что ничего стоящего в таком месте не может быть, но непременно углядишь какую-нибудь очаровательную вещицу.
Мама тоже очень довольна – нашла пару подсвечников для своей коллекции. Она коллек-ционирует подсвечники, подставки для тостов, керамические кувшины, фигурки животных из стекла, образцы вышивки и наперстки. (Хотя наперстки, думаю, нельзя считать полноценной коллекцией, потому что мама купила сразу весь набор, включая шкатулку для их хранения, вы-писав этот комплект по каталогу «Товары почтой». Но она в этом никогда и никому не призна-ется. Вообще-то и мне не стоило говорить.)
Очень довольные собой, мы решаем выпить по чашке чая и по пути натыкаемся на один из тех скучных прилавков, к которым никто не подходит, разве что взглянет мельком на товар по доброте душевной. Бедняга продавец выглядит жалко, и я решаю остановиться посмотреть на его изделия. Понятно, почему народ обходит прилавок стороной – он продает деревянные миски странной формы и такие же деревянные ножи. Ну скажите, кому нужны деревянные ножи?
– Мило! – весело говорю я и беру в руки деревянную миску.
– Яблоня, ручной работы, – бормочет он. – На одну миску ушла неделя.
Мог бы эту неделю использовать с большим толком. Бесформенная, уродливая посудина какого-то неприятного бурого оттенка. Но когда я кладу миску обратно, лицо продавца выражает такую вселенскую скорбь, что я из жалости смотрю на ценник. Если стоит фунтов пять, так и быть, куплю это безобразие. Какие там пять! Восемьдесят фунтов! Украдкой показываю ценник маме, и у нее расширяются глаза.
– Эта модель демонстрировалась в прошлом выпуске «Эль Декор», – грустно сообщает владелец лавки и достает вырезку из журнала.
При этих словах я замираю. «Эль Декор»? Это что, шутка?
Нет, не шутка. Вот она, страница из журнала, полноцветная печать. На фото – пустая ком-ната, только замшевый пуфик, низкий столик в центре и деревянная кривобокая посудина на столе.