Почему мистер Кипс не перестает принимать в них участие после того, как его так оскорбили? Допустим, это можно объяснить нежеланием потерять жалованье, но вот Дивизионный — уж он-то, во всяком случае, не должен бы мириться с чем-то позорным? Не так-то легко получить звание командира дивизии в нейтральной Швейцарии, так что Дивизионный, Дивизионный в отставке, пользуется престижем редкой и оберегаемой птицы.
Помню каждую подробность того неприятного дня. За завтраком подгорели тосты — это была моя вина; я пришел в контору с пятиминутным опозданием; мне передали для перевода два письма на португальском языке — португальского я не знаю; мне пришлось работать в обеденный перерыв по милости испанского кондитера, который, окрыленный нашим совместным обедом, прислал свои предложения на двадцати страницах и желал получить ответ до своего возвращения в Мадрид (в числе прочего он добивался изменения одного из сортов нашего шоколада применительно ко вкусам басков: кажется, мы почему-то недооценили силу национального самосознания басков при изготовлении молочного шоколада с привкусом виски). Я очень поздно пришел домой, порезался бритвой и чуть было не надел не тот пиджак к моей единственной паре темных брюк. По дороге в Женеву мне пришлось остановиться у бензоколонки и расплатиться наличными, так как я забыл переложить кредитную карточку из одного пиджака в другой. Все эти происшествия казались мне предзнаменованием неприятного вечера.
9
Дверь мне открыл мерзкий слуга, которого я надеялся никогда больше не увидеть. У подъезда стояло пять дорогих автомобилей, в двух сидели шоферы, и мне показалось, что слуга взглянул на мой маленький «фиат-500» с презрением. Потом он осмотрел мой костюм, и я заметил, как его брови поползли вверх.
— Фамилия? — спросил он, хотя я был уверен, что он отлично ее запомнил.
Он говорил по-английски с легким акцентом обитателя лондонских трущоб. Значит, кто я по национальности, он запомнил.
— Джонс, — сказал я.
— Доктор Фишер занят.
— Он меня ждет, — сказал я.
— Доктор Фишер ужинает с друзьями.
— Я тоже с ними ужинаю.
— Вы получили приглашение?
— Разумеется, получил.
— Покажите.
— Не покажу. Я оставил его дома.
Он злобно смотрел на меня, но заколебался — это было заметно.
— Не думаю, — сказал я, — что доктор Фишер будет доволен, если за его столом окажется пустое место. Лучше ступайте и спросите его.
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Джонс.
— Следуйте за мной.
Я проследовал за его белой курткой через переднюю и вверх по лестнице. На площадке он повернулся ко мне и произнес:
— Если вы меня обманули… Если вас не приглашали…
Он двинул кулаками, как боксер на тренировке.
— Как вас зовут? — спросил я.
— А вам какое дело?
— Просто я хочу рассказать доктору, как вы встречаете его друзей.
— Друзей? — сказал он. — У него нет друзей. Говорю вам, если вас не приглашали…
— Меня пригласили.
Мы повернули в противоположную сторону от кабинета, где я видел доктора Фишера в прошлый раз, и слуга распахнул одну из дверей.
— Мистер Джонс, — пробурчал он, и я вошел, а там стояли и глазели на меня все жабы.
Мужчины были в смокингах, а миссис Монтгомери в вечернем платье.
— Входите, Джонс, — сказал доктор Фишер. — Альберт, можете подавать ужин, как только он будет готов.
Стол был сервирован хрустальными бокалами, в которых отражался свет люстры над толовой; даже суповые тарелки выглядели дорого. Я немножко удивился, увидев тарелки. В это время года не едят холодного супа.
— Вот это Джонс, мой зять, — сказал доктор Фишер. — Извините его за перчатку Она скрывает какое-то увечье. Миссис Монтгомери, мистер Кипс, мсье Бельмон, мистер Ричард Дин, дивизионный командир Крюгер. — (Фишер был не из тех, кто путает звания.)
Я ощущал волны из враждебности, направленные на меня, как слезоточивый газ. За что? Возможно, виноват мой костюм.
Своим появлением я снизил, так сказать, «высокий уровень» встречи.
— Я знаком с мсье Джонсом, — сказал Бельмон тоном свидетеля обвинения, устанавливающего личность преступника.
— Я тоже, — заметила миссис Монтгомери. — Мельком.
— Джонс — великий лингвист, — сказал доктор Фишер. — Он переводит письма насчет шоколада. — И я понял, что он наводил обо мне справки у моих хозяев. — Имейте в виду, Джонс, на наших маленьких собраниях мы говорим по-английски, так как Ричард Дин, хоть он, может быть, и звезда, других языков не знает; правда, иногда, выпив, он пытается говорить на чем-то вроде французского — после третьей рюмки. В фильмах на французском его дублируют.
Все рассмеялись, как по команде, за исключением Дина, который кисло улыбнулся.
— После рюмки-другой он может сыграть Фальстафа — не хватает только юмора и веса. Второе мы всемерно попытаемся сегодня возместить. Что касается юмора, тут мы, к сожалению, бессильны. Вы спросите: что же у него есть? Только быстро падающий успех у женщин и девчонок… Кипс, а вы почему невеселы? Что-нибудь не в порядке? Может, не хватает наших обычных аперитивов, но сегодня мне не хотелось портить вам аппетит перед тем, чем я хочу вас угостить.
— Нет, нет, уверяю вас доктор Фишер, все в порядке. В полном порядке.
— Я всегда слежу за тем, — сказал доктор Фишер, — чтобы на моих маленьких вечерах все были веселы.
— Мы веселимся до упаду, — сказала миссис Монтгомери, — до упаду.
— Доктор Фишер — отличный хозяин, — снисходительно сообщил мне дивизионный Крюгер.
— И такой щедрый, — добавила миссис Монтгомери. — Видите ожерелье, которое на мне, — это подарок, полученный на нашем последнем вечере. — На ней было тяжелое ожерелье из золотых монет — издали они показались мне южноафриканскими.
— Каждый всегда получает здесь маленький подарок, — шепнул Дивизионный. Он был очень старый и седой. На верно, его тянуло ко сну. Мне он понравился больше всех, поскольку он, как видно, отнесся ко мне благожелательнее остальных.
— Подарки вон там, — сказала миссис Монтгомери. — Я помогала их выбирать. — Она подошла к столику для закусок, где я теперь заметил кучу пакетов в подарочной обертке. Одного из них она коснулась кончиком пальца, как ребенок, который трогает рождественский чулок, чтобы по шороху определить его содержимое.
— А за что дают подарки? — спросил я.
— Во всяком случае, не за умственные способности, — ответил доктор Фишер, — иначе Дивизионный никогда бы ничего не получил.
Все уставились на кучу подарков.
— От нас требуется только не перечить маленьким причудам хозяина, — объяснила миссис Монтгомери, — и тогда он раздаст подарки. Был такой вечер — можете поверить? — когда нам подали живых омаров и миски с кипящей водой. Каждому надо было изловить и сварить своего омара. Один из них ущипнул генерала за палец.
— У меня до сих пор остался шрам, — пожаловался Дивизионный.
— Единственное боевое ранение, которое он получил за всю свою жизнь, — вставил доктор Фишер.
— Было так весело, — пояснила мне миссис Монтгомери, словно я мог чего-то не понять.
— Так или иначе, — сказал доктор Фишер, — но после того вечера волосы у нее посинели. Раньше они были противного серого цвета с никотиновыми пятнами.
— Вовсе не серого — я естественная блондинка, и никаких никотиновых пятен у меня не было.
— Не нарушайте правил, миссис Монтгомери, — сказал доктор Фишер. — Еще раз мне возразите — и потеряете право на подарок.
— На одном из наших вечеров это случилось с мистером Кипсом, — сказал мсье Бельмон. — Он остался без зажигалки из золота семьдесят второй пробы. Вот как эта. — Он вынул из кармана кожаный футляр.
— Не большая потеря, — сказал мистер Кипс. — Я не курю.
— Осторожнее, Кипс.