Когда же наконец отзвучали последние слова, Петрус, оставив меня на скамейке, вышел вслед за монахами в заднюю дверь. Я разглядывал пышное убранство храма и сознавал, что
должен был бы помолиться, однако ничего не получалось. Я ни на чем не мог сосредоточиться: изображения святых казались мне бесконечно далекими, принадлежащими временам,
которые минули и никогда больше не воротятся, как никогда не настанет вновь золотой век Пути Сантьяго.
Петрус появился в дверях и молча подозвал меня к себе.
Мы вышли во внутренний монастырский сад. Посередине стоял фонтан, и, присев на край каменной чаши, поджидал нас монах в очках.
– Отец Хавьер, вот пилигрим, о котором я вам говорил, – отрекомендовал меня Петрус.
Монах протянул мне руку; мы поздоровались, и замолчали. Я ждал – вот-вот что-нибудь произойдет, однако слышались только петушиный крик да клекот ястребов, вылетевших на
ежедневную охоту. Монах смотрел на меня безо всякого выражения – примерно так же, как мадам Дебриль, когда я произнес Древнее Слово, – и наконец все же первым нарушил
долгое и тягостное молчание:
– Сдается мне, мой дорогой, рановато начали вы взбираться по ступеням Традиции.
Я ответил, что мне уже тридцать восемь лет и я с честью прошел все ордалии
.
– Все, за исключением одной – последней и самой важной, – сказал он, продолжая глядеть на меня все так же безразлично. – А без нее все, чему вы научились, ничего не стоит.
– Потому-то я и совершаю Путь Сантьяго.
– Это ничего не гарантирует. Идите за мной. Петрус остался в саду, я же двинулся следом за отцом Хавьером. Пройдя несколько крытых галерей, миновав гробницу, где
упокоились останки короля Санчо Сильного, мы оказались в маленькой часовне, стоявшей несколько на отшибе от основных зданий Ронсевальского монастыря.
Внутри не было ничего, за исключением стола, на котором лежали книга и меч. Но это был не мой меч.
Монах расположился за столом, не предложив мне присесть. Он взял пучок каких-то трав и поджег их, отчего часовню окутал легкий аромат дыма. С каждой минутой происходящее
все больше напоминало мне встречу с мадам Дебриль.
– Прежде всего, хочу предостеречь вас, – сказал отец Хавьер. – Путь святого Иакова – всего лишь один из четырех. Это –
Пиковый Путь.Он может наделить вас могуществом, но этого еще недостаточно.
– Каковы же три других?
– Два, по крайней мере, вам известны. Первый – это Путь Иерусалимский, или
Червовый,или Грааля: он дарует умение творить чудеса. Второй —
Римский, или
Трефовый Путь,который научит общению с другими мирами.
– Не хватает только Бубнового, чтобы собрать все масти карточной колоды, – пошутил я.
– Совершенно верно, – засмеялся отец Хавьер. – Это тайный путь. Если вы когда-нибудь пройдете по нему, то обязаны будете молчать об этом. Пока оставим его. Где ваши
раковины?
Открыв рюкзак, я достал раковины с образом Богоматери Визитации. Монах поставил их на стол, простер над ними руки и стал концентрировать волю, попросив меня сделать то же
самое. Аромат благовоний становился все сильнее. Глаза наши были открыты, и внезапно я заметил, что происходит то же явление, что и в Итатьяйе – раковины изнутри налились
светом, который ничего не освещал. Исходящий из гортани отца Хавьера голос произнес:
– Там, где твое сокровище, там и твое сердце.
Исходящий из гортани отца Хавьера голос произнес:
– Там, где твое сокровище, там и твое сердце. Это была фраза из Библии. Но голос продолжал:
– А там, где твое сердце, – там и колыбель Второго Пришествия Христа. Как и эти раковины, паломник – это всего лишь оболочка. Когда разобьется оболочка, которая есть
верхний слой Жизни, появится сама Жизнь, состоящая из
Агапе
.
Он убрал руки, и свечение исчезло. Потом записал мое имя в книгу, лежавшую на столе. На всем Пути Сантьяго мое имя было записано всего лишь трижды – в книгу мадам Дебриль,
в книгу отца Хавьера и – уже потом – в книгу Могущества, куда я занес себя собственноручно.
– Вот и все, – промолвил монах. – Теперь можете идти. Да благословят вас Пречистая Дева Ронсевальская и святой Иаков.
– Путь Сантьяго отмечен желтым по всей Испании, – сказал он, когда мы вернулись туда, где ожидал нас Петрус. – Если заблудитесь, ищите эти знаки – на деревьях, на камнях,
на дорожных указателях, – они выведут вас куда надо.
– У меня хороший проводник.
– Старайтесь прежде всего рассчитывать на самого себя. Тогда, быть может, не придется шесть дней кряду кружить по Пиренеям.
Выходит, Петрус уже рассказал ему о моей оплошности.
Мы попрощались. Когда выходили из Ронсеваля, туман уже совсем рассеялся. Прямой и ровный путь расстилался перед нами, и я стал искать желтые знаки, о которых упомянул
падре Хавьер. Рюкзак потяжелел – в таверне я купил бутылку, хоть Петрус и говорил, что в этом нет нужды. После Ронсеваля на протяжении нашего пути должны были встретиться
еще сотни городков, но спать под крышей мне почти не придется.
– Петрус, а почему падре Хавьер говорил о Втором Пришествии Христа так, словно оно происходит сейчас?
– Так оно и есть. Оно происходит всегда. В этом – тайна твоего меча.
– И вот еще… Ты, помнится, сказал, что я встречусь с колдуном, а я встретил монаха. Что общего у магии с католической церковью?
В ответ Петрус произнес одно-единственное слово:
– Всё.
Жестокость
– Вот здесь, на этом самом месте, была убита Любовь, – сказал старик-крестьянин, указывая на маленькую часовню, притулившуюся у скалы.
Мы шли пять дней кряду, останавливаясь лишь для того, чтобы поесть и поспать. Петрус предпочитал не распространяться о своей жизни, но много расспрашивал меня о Бразилии и
моей работе. Говорил, что ему нравится моя страна и что Христос Спаситель, простирающий руки на горе Корковадо, ему гораздо больше по душе, чем тот, кого изображают
распятым на кресте. Петруса интересовало все, но особенно он любопытствовал насчет бразильских женщин – такие же они красивые, как испанки? Жара в те дни стояла
непереносимая, и почти во всех закусочных и в деревеньках, где мы останавливались по дороге, народ жаловался на засуху. Из-за жары мы стали соблюдать сиесту, как испанцы,
и отдыхали с двух до четырех дня, когда солнце припекало особенно сильно.
В тот день мы устроили привал в оливковой роще, и к нам подошел один старый крестьянин, угостивший нас вином. Испанцы имеют обыкновение пить вино в любую погоду, так что
жара им не помеха – обычая этого в здешних краях придерживаются уже много веков.
– А что вы подразумевали, сказав, что здесь была убита Любовь? – поинтересовался я, так как мне показалось, что старик не прочь поговорить.