И шел мимо я – красная сволочь – кудрявый, длинноволосый, с темной кожей и черными мыслями. Э. Лимонов – человек из России. И что удивительно – талантливый нееврей.
Как-то красил студию ювелира Франка, у него длинная итальянская фамилия. Поблизости вертелась очень живая его девочка, Элен, три года девочке.
«Мой папа Фрэнк – муж моей мамы, – сообщила она мне. – А у тебя жена есть?»
«Моя жена оставила меня», – говорю я ей, продолжая красить, сидя на корточках. «Это очень подло, – говорит дитя серьезно. И очевидно, чтобы развеселить меня, объявляет: – Вот, посмотри, как я умею прыгать. – Встает с пола и прыгает, отбрасывая ручки-ножки в стороны. – Это потому, что я легкая. Ведь я еще ребенок. Вот вырасту – уже не смогу», – поясняет она.
Я поднимаюсь, откладываю щетку и пытаюсь прыгнуть, как Элен. Очевидно, у меня плохо получается, потому что она смеется. «Ты тяжелый», – говорит она. Когда я спрашиваю, сколько ей лет (банальный дурацкий заискивающий вопрос взрослого, чтобы что-то сказать ребенку, отец ведь сообщил мне, что ей три), она отвечает, что уже имела три дня рождения. «А сколько тебе?» – спрашивает она. «Тридцать один», – вру я. (На самом деле тридцать пять.)
«Ты старый», – говорит она.
«Может, не очень?» – с надеждой спрашиваю я.
«Нет старый», – говорит, потупясь, правдолюбивый ребенок.
Потом она меня учит английским словам. «Повтори за мной», – сурово требует итальянская девочка, я повторяю.
В общем, у нас все о'кэй с ней. Мы отлично ладим и довольны друг другом.
М. Н. Изергиной
Пастораль
Из Бранденбурга красивая летняя дорога, по сторонам которой пышно разбросаны буковые деревья и платаны, ведет вас к Ораниенбургу, а там глядишь – недалеко и сонный город Винненбург.
За большими сонными озерами на окраине Винненбурга расположена долина с удивительными, нигде на свете больше не встречающимися сортами винограда «голубой бархат» и «Розали». У юго-восточного – единственного доступного автомобилю выхода из долины и находится гостиница «Приют для чудаков», которой хозяйка, фрау Мария, удивительно похожа на мадам Рекамье. «Вся жизнь – шутка», – часто любит повторять она в дождливую погоду, после чего с удовольствием исполняет известный старинный романс «Гори, гори, моя звезда».
Кто мог ожидать это – однако студент Савицки и еврейская девица Клейншток одновременно покончили с собой в прошлую пятницу – прошли через долину, напевая песни, и утопились в прудах – я имею в виду озера.
На всех пляжах быть прохожим. Всегда быть иностранцем – залетным гостем из другой страны. Не заводить даже книг и квартир. Вышвырнуть в гостиничный мусор десяток прочитанных томиков, и дальше – по секретным поручениям Чрезвычайной Лиги Уничтожения, переданным через агента – девушку в лиловой шляпе по имени Мадлен. Дальше и дальше, устраивая заговоры и порой собственноручно разряжая револьвер в розовые лица и животы приговоренных Лигой мужчин – обычно в возрасте от сорока до шестидесяти лет.
Раннее утро. Пришла соблазнительная тринадцатилетняя девочка – бэбиситэр. Обожженный солнцем нос. Белые волосы – длинные ноги. Встать бы из-за стола, бросить занудных взрослых и их разговоры, взять девочку за руку и уйти с ней в начинающееся утро. Она еще во что-то верит. Она еще любит просто так – за лохматые волосы, вольные мысли, за первый секс.
«Эх, ебаный в рот!» – говоришь с горечью в никуда, наедине с самим собой. Куришь часто еще сигарету. Или из угла в угол ходишь. Или в окно глядишь. «Эх, ебаный в рот!» И в этом восклицании больше смысла, чем в большинстве книг и даже в прославленной старой библии.
Мне это уже не интересно. Ну, женщина – голова, волосы, две руки, две ноги, ну, отверстие это между ногами – мехом-шерстью поросло.
Ну и что. А ведь раньше я любил женщин – любил узнавать их, любил заниматься ими, любил их оргазмы, смотреть на их искаженные в этот момент лица любил. А теперь я оставил это простым людям и нахожу удовольствие только в борьбе против общества и обществ. Впрочем, вчера я был растревожен девочкой пяти лет. Нестесняющееся маленькое животное катилось на низком игрушечном велосипеде – растопырив ноги и выставив лобок. И там было розовое отверстие, как дырочка от пули. Пулевая дырочка.
Я не гадкий бессильный старик – женщины на улицах смотрят на меня с большим интересом, но пулевая дырочка была так непристойна, что я с ужасом отвернулся. Куда более непристойна, чем показывающая свою развороченную пизду толстая проститутка, которую я когда-то видел в ранней юности.
Ужасное дитя.
Старик и дева
Старик воткнул член в деву и сладострастно раскачивается. Дева чувствует некоторое жжение, а от седых волос и мятой кожи испытывает большое удовольствие. Ей кажется, что она ребенок – девочка, и это очень нехорошо, что ее ебет старик. Оттого что это нехорошо – деве приятно. Она царапает коготками грудь старика.
Глупо плачущий юноша находится за рамой картины. Чего доброго, он покончит с собой. «Уймись, парень, – дева только бессмысленный цветок двадцати одного года». Парень унимается. Иногда – нет.
Кто это стучится в дверь? Да так себе, проходимец, писателишка. Эди Лимонов – пиздюк тридцати четырех лет. Созданье божье. Креатура.
«Да так, еще один русский!» – сказал большой любитель черешен Миша Барышников, когда его спросили, кто это. Мне это определение понравилось. Я и естьеще один русский .
Вдруг оказалось, что уже более двух месяцев он имеет секс с девушкой, у которой наследственный сифилис, можете себе представить. Это та – миллионерова экономка. Она ему объявила. «А если я уже имею сифилис?» – подумал он. Достойный размышления вопрос. Однако по крайнему своему безрассудному авантюризму вдруг понял (не без удивления), что и это ему интересно, и воспринимается им как захватывающий факт биографии. Ну и ну!
Потом выяснилось, что это был не сифилис. Какая-то незаразная зараза.
Ну, я хотел бы жутко возбужденных отношений между группой людей, конечно и женщин, в то время как корабль движется. И это просто путешествие куда глаза глядят.
Корабль удобен – потому что тогда не убежать. И в тесном месте отношения извращеннее.
А мельканье берегов, пейзажей и портов необходимо нетерпеливому человеку. Очень напряженная обстановка, которая разряжается только убийством. От крови все жмутся друг к другу как семья.
Близость
Девочка, которую я люблю, но не ебу, часто приходит ко мне в гости. Единственная близость наша – мой туалет. Когда ее визит долгий – она использует мой туалет. Она говорит: «Могу я воспользоваться вашим туалетом?» – по-английски. И пользуется.
Потом, после ее ухода, я сижу на том же месте и думаю, что тут она обнажила свою попку и все другое тоже было видно. И я возбуждаюсь.
Мир грязненьких фотографий, дешевого секса, десятиразрядных журнальчиков, мир спермы и крема, брошенных повсюду темных ваток, крошечных проституточных трусиков, бритых лобков, потных морщинистых шей. Ужасна стареющая модель поутру – примятые уши, запах всех этих мэйкапосмываний, тусклые глаза, отсутствие бровей и ресниц. И тело, столько раз мытое и вновь ебаное тело, несчастное тело уже по-старчески мягко, и если его тронешь – идет волной. И только из-под челки грустные, большие, детские коричневые глаза, недоумевающие «За что?»
«Выйду ли одна из дому.
Посижу ли на пустом пляже.
В толстой вязаной кофте, грея разнесчастную пизду, у которой период. (Бессмысленный взгляд в океан.