Елизавета – и это одна из самых положительныхособенностей ее причудливого, своевольного нрава, – как и всякая умная женщина,не любит войны, всегда, чуть дело доходит до ответственных насильственных мер,она теряется и робеет; расчетливая натура, она предпочитает искать преимуществв переговорах и договорах, добиваясь победы в искусном поединке умов. Едва лишьдостоверно выяснилось, что Мария Стюарт приезжает, лорд Меррей обратился кЕлизавете с проникновенными словами увещания, призывая ее заключить сшотландской королевой честную дружбу: «Обе вы молодые, преславные королевы, иуже ваш пол возбраняет вам умножать ваше величие войной и кровопролитием.Каждая из вас знает, что послужило поводом для возникшей меж вами распри. Видитбог, больше всего я желал бы, чтобы моя державная госпожа никогда не заявлялапретензий как на государство Вашего Величества, так и на титул. И все же вамдолжно пребыть и остаться друзьями. Однако, поскольку с ее стороны былоизъявлено такое притязание, боюсь, как бы это недоразумение не стало меж вами,доколе причина его не устранена. Ваше Величество не может пойти на уступки вэтом вопросе, но и ей трудно стерпеть, что на нее, столь близкую Англии покрови, смотрят там, как на чужую. Нет ли здесь какого-то среднего пути?»Елизавета готова внять совету; в качестве всего лишь королевы Шотландской, даеще под контролем английского прихлебателя Меррея, Мария Стюарт не так уж ейстрашна – прошли те времена, когда она носила двойную корону, монархиниФранцузской и Шотландской. Так почему бы не выказать приязнь, хотя бы и чуждуюее сердцу? Вскоре между Елизаветой и Марией Стюарт завязывается переписка, обеdear sisters [8]доверяют многотерпеливойбумаге свои нежнейшие чувства. Мария Стюарт посылает Елизавете в знак любвибриллиантовое кольцо, а та шлет ей взамен перстень еще более драгоценный; обеуспешно разыгрывают перед публикой и собой утешительное зрелище родственнойпривязанности. Мария Стюарт заверяет, что «самое заветное ее желание в этоммире – повидать свою добрую сестрицу», она готова разорвать союз с Францией,так как ценит благосклонность Елизаветы «more than all uncles of the world» [9] , тогда как Елизавета затейливым крупнымпочерком, к коему она обращается лишь в самых торжественных случаях, выводитвелеречивые изъяснения в преданности и дружбе. Но едва лишь дело доходит дотого, чтобы договориться о личной встрече, как обе осторожно увиливают. Ихстарые переговоры так и завязли на мертвой точке: Мария Стюарт согласнаподписать Эдинбургский договор о признании Елизаветы лишь при условии, что таподтвердит ее права преемства; для Елизаветы же это все равно что подписатьсобственный смертный приговор. Ни одна из сторон ни на йоту не отступает отсвоих притязаний, цветистые фразы в конечном счете лишь прикрывают непроходимуюпропасть. Завоеватель мира Чингисхан сказал: «Не бывать двум солнцам в небе идвум ханам на земле». Одна из них должна уступить – Елизавета или Мария Стюарт.Обе в глубине души знают это, и каждая ждет своего часа. Но пока решительныйчас не настал, почему не воспользоваться короткой передышкой? Там, гденедоверие неистребимо живет в душе, всегда отыщется повод раздуть подспудныйогонь во всепожирающее пламя.
Нередко в эти годы юную королеву удручают мелочные заботы, утомляют докучныегосударственные дела, все чаще и чаще чувствует она себя чужой среди забиякдворян, ей не по себе от брани и лая воинствующих попов и от их тайных козней –в такие минуты бежит она во Францию, свою отчизну сердца. Разумеется, Шотландиией не покинуть, но в своем Холирудском замке она создала себе маленькуюФранцию, крошечный мирок, где свободно и невозбранно отдается самым заветнымсвоим влечениям, – собственный Трианон [10] . Вкруглой Холирудской башне держит она романтический двор во французском вкусе;она привезла из Парижа гобелены и турецкие ковры, затейливые кровати, дорогуюмебель и картины, а также любимые книги в роскошных переплетах, своего Эразма иРабле, своего Ариосто и Ронсара [11] .
Вкруглой Холирудской башне держит она романтический двор во французском вкусе;она привезла из Парижа гобелены и турецкие ковры, затейливые кровати, дорогуюмебель и картины, а также любимые книги в роскошных переплетах, своего Эразма иРабле, своего Ариосто и Ронсара
[12]
Такое желание естественно. Но поддаваться беспечности всегда опасно дляМарии Стюарт. Притворство душит ее, осторожность скоро утомляет, однакопохвальное, в сущности, качество – неумение скрывать свои чувства – «Je ne saispoint déguiser mes sentiments», как она кому-то пишет, – приносит ейполитически больше неприятностей, нежели другим самая бесчеловечная жестокость,самый злонамеренный обман. Известная непринужденность, которую королеваразрешает себе в обществе молодых людей, с улыбкою принимая их поклонение идаже порой бессознательно поощряя его, располагает сумасбродных юнцов кнеподобающей фамильярности, а более пылким и вовсе кружит голову. Было,очевидно, в этой женщине, чье очарованье так и не сумели передать писанные снее портреты, нечто воспламенявшее чувства; быть может, по каким-то незаметнымпризнакам иные мужчины уже тогда улавливали за мягкими, благосклонными и,казалось бы, вполне уверенными манерами женщины-девушки неудержимуюстрастность, – так иной раз за улыбчивым ландшафтом скрывается вулкан; бытьможет, задолго до того, как Марии Стюарт самой открылась ее тайна, угадывалиони мужским чутьем ее неукротимый темперамент, ибо от нее исходили чары,склонявшие мужчин скорее к чувственному влечению, нежели к романтической любви.Вполне вероятно, что в слепоте еще не пробудившихся инстинктов она легчедопускала чувственные вольности – ласковое прикосновение, поцелуй, манящийвзгляд, – нежели это сделала бы умудренная опытом женщина, понимающая, сколькоопасного соблазна в таких невинных шалостях; иной раз она позволяет окружающимее молодым людям забывать, что женщина в ней, как королеве, должна оставатьсянедоступной для чересчур смелых мыслей. Был такой случай: молодой шотландец,капитан Хепберн, позволил себе по отношению к ней какую-то дурацки неуклюжуювыходку, и только бегство спасло его от грозной кары.