Между прочим, наказание до двух лет лишения свободы, если это сделано публичным образом и с особым цинизмом». Сказал и пошел выпивать с «Зоопарком». «Секреты» впали в панику, и Максим, как наиболее известный публике артист, пошел к лужниковскому директору выяснять, можно ли исполнять «гимн». Тот тоже не читал газету «Правда», но выразился в том смысле, что если «сигнал» есть, то исполнения он не допустит и выключит звук. Посрамленный Максим пошел в гримерку и рассказал о случившемся. Грустные «секреты» стали думать, чем же заменить их хитовый номер. Тут пришел Алексеич и стал выяснять причину невеселого настроения. В общем, когда он сообщил, что это была шутка, лужниковские кулисы огласились дикими воплями, и присутствовавшие там увидели небывалую картину: по коридору не по комплекции шустро бежал Алексеич, весивший центнера полтора, а за ним все «секреты». Поскольку Алексеич в прошлом играл в хоккей и часто бывал в Лужниках, он ушел от погони, юркнув в какую-то неприметную дверцу, как выяснилось, комнату, в которой стоял точильный станок для сборной СССР. А Макс и Фома только к банкету сумели отойти от потрясения, которое было для них сродни шоку. Так бывает, когда на розыгрыш попадаются люди, которые сами привыкли всех разыгрывать.
Основное шоу было придумано следующим образом. Открывал его самый «ветеранский» состав – Макаревич – Кутиков – Капитановский, коллектив 1971 года, но без Кавы. Они сыграли старинную песенку Кутикова в стиле «Криденс» под названием «Продавец счастья». А затем к составу подключился Маргулис, потом, когда «добрались» до конца семидесятых, появился я, ну а дальше все шло своим чередом. Выступали мы лихо, зал стонал от восторга, а когда наступило время «Поворота», из огромного сооружения под потолком в публику полетели сотни воздушных шаров… Думаю, что прагматичный Макар уже тогда почувствовал, что мы с Женькой способны поднять «Машину», несколько «забуксовавшую» в то время, на новую высоту. Мне кажется, что он, как охотник, терпеливо выжидал, когда же Сашка Зайцев, несколько выпадавший из коллектива, как в музыкальном, так и в человеческом плане, в очередной раз «проколется», и его можно будет уволить.
«Прокол» Зайцева случился примерно через год после описываемых событий. Он ушел в очередной наркотический «запой» и долгое время скрывался у своих друзей-«наркомов». А в это время назревала серия концертов «Машины времени» во Дворце спорта «Крылья Советов» в Сетуни. Этот зал был выбран по нескольким причинам. Во-первых, хоккейный сезон к тому времени уже завершился, и Дворец спорта был свободен. Во-вторых, «Машина» базировалась в соседнем Доме культуры, принадлежавшем, как и каток, заводу легких сплавов, под кодовым названием ВИЛС. Там у «Машины» хранилась аппаратура и была репетиционная комната.
Кстати, в этом ДК как-то супостаты выбили железную дверь и похитили, часть аппарата: колонки, блоки обработки, студийный магнитофон. Самое интересное, дорогущие блоки обработки звука похитители просто выкинули в помойку, поскольку, видимо, не знали, что с ними делать. А вот колонки украли, по-моему, с концами. Третьей причиной было то, что «Машина» уже с полгода не выступала в столице, и по ней успели соскучиться. Серия была серьезная, приуроченная к 21-му юбилею группы. По-моему, планировалось семь дней сольных концертов из расчета по два концерта в выходные и по одному в будни. Ну а поскольку программу решили расширить, включив в нее старые песни, нужно было репетировать. Полковник не появился день, второй, третий, четвертый.
Тогда Макар в панике стал звонить мне и Женьке: «Ребята, выручайте, помните, как здорово все было в прошлом году?» Мы с Женькой приехали, отрепетировали новые песни (старые мы и так знали) и стали готовиться к шоу. Любопытно, что в первый день концертов минут за тридцать до начала приехал Зайцев, несколько помятый, но живой. Макаревич вежливо сообщил ему, что он может забрать свои личные вещи, поскольку «Машина» в его услугах больше не нуждается. Ну а мы пошли на сцену.
Явный успех этих концертов имел несколько причин. Одна из них – то, что мы все соскучились по совместному творчеству, другая – что по нему соскучилась публика, третья – то, что мне из Еревана привезли две канистры отличного армянского коньяка (такой в те времена еще существовал). Мы поставили кувшин с коньяком прямо на сцене и в процессе концерта по очереди прикладывались к нему. Пару литров за концерт – и успех был обеспечен. Во всяком случае, нам все больше и больше нравилось, как мы играем и поем. Ну а когда серия концертов стала подходить к концу, со мной и Маргулисом стал вести задушевные беседы Валера Голда – директор «Машины времени». Он вежливо осведомлялся у нас, а не хотели бы мы присоединиться к коллективу, сколько бы хотели получать денег и пр. Мы с Маргулисом думали, причем нас даже сфотографировали за этим занятием. В общем, нас опять завербовали в «Машину» И понеслось…
Второе пришествие я отмечал в редакции «Московского комсомольца», выпивая с Алексеичем, Сашкой Астафьевым и Лехой Мериновым. О последнем не могу не рассказать подробнее. Это уникальнейший человек, видимо, самый лучший художник-карикатурист всех времен и народов. Наград и званий у него не перечесть, про него (и им) написаны книжки, его картинки видят миллионы людей (и это двадцать лет подряд). А до «МК» он работал главным художником цыганского театра «Ромэн». Там он в 25-летнем возрасте получил первую правительственную награду. Дело в том, что в театр пришла разнарядка: наградить кого-нибудь достойного медалью «За трудовую доблесть». Леха, уже тогда довольно сильно выпивавший, ни за что этой медали не получил бы, если бы не одно «но». Он был единственным русским в труппе. А сам театр был разделен на конкурирующие группировки, и дать медаль кому-то из цыган значило объявить междоусобную и межклановую войну. В общем, стал Леха полным кавалером награды «За трудовую доблесть». Когда он уходил в «МК», растроганные цыгане даже подарили ему взятую из реквизита адмиральскую форму, чтобы было нa чем носить награду. В этой форме его частенько можно было видеть в Строгино, когда часа в два ночи он шел в киоск за водкой.
В один из своих дней рождения Леха надел любимую форму с лампасами и галунами, украсил голову фуражкой и, договорившись с работниками зоопарка на Пресне, взял в аренду лошадь. Медленным шагом доехал до редакции, а затем сумел въехать в вестибюль. Лошадь даже дошла до лифтового холла, но подняться на третий этаж было выше ее сил. Меринов отдал измученное животное владельцам, заплатив примерно столько, сколько хватило бы животине на еду в течение года. Сам же отправился выпивать дальше.
Жена Меринова Маша очень волновалось и, когда луж позвонил и спросил, не надо ли чего, опрометчиво попросила глазированных творожных сырков. Алексей заехал в ближайший супермаркет и купил – сырки. Всего 800 штук, поскольку даже на складе больше не было. Понятное дело, утром Маша развозила их по окрестным детсадам и школам как спонсорскую помощь от художника Меринова.
Честно говоря, когда я начал писать эту главу, то подумал, что ничего у меня не получится. Дело в том, что десятилетке, проведенное в группе после моего «второго пришествия» пролетело, как один день. Я подумал, что и вспомнить-то ничего не смогу. Ну что, переезды или перелеты, гостиницы, концерты, выпивка, бляди, иногда то же самое плюс сауна или прогулки на природе.