Я остановился.
– Вам что, гражданка?
Она молчит, только вдруг ее начинает бить мелкая дрожь, а на накрашенных губах появляется не то какая-то странная улыбка, не то гримаса. Ну, думаю, оказия. Только мне сейчас и дела, что с припадочной дамочкой возиться. Спрашиваю:
– Документы у вас проверили? Раз проверили, можете идти домой, вы свободны.
Она ни с места. А потом как схватит меня за рукав, сама вся трясется и шепчет:
– Матросик, а матросик, зачем добро переводишь? Дай бутылочку вина, всю жизнь буду за тебя бога молить.
Ну и ну! Вот тебе и шикарная дама!
Отстранил я ее осторожно (все-таки женщина!), подтолкнул к выходу и говорю:
– Идите, идите отсюда, гражданка. Вина я вам не дам, не просите.
Она бух на колени. Обхватила меня за ноги и чуть не в голос кричит:
– Дай, дай бутылку вина! Умираю!
Тут уж меня взорвало. Схватил я ее под мышки, поднял, поставил на ноги, повернул и толкнул к двери. Хватит, мол, тут комедию ломать.
Отскочила она, ощерилась да как завопит:
– Пропади ты пропадом, будь проклят, большевистская зараза!..
Выпалила и бежать. Ну, думаю, и чертова баба. Надо же!
Пока я разделывался с вином, ребята закончили проверку документов. Человек десять офицеров, показавшихся подозрительными, задержали, а остальных выпроводили.
Собрал я всю прислугу и говорю:
– Кто тут у вас главный, разобрать трудно, да нас это и не касается. Зарубите себе на носу и передайте своим хозяевам: ваше заведение по распоряжению Ревкома закрываем.
Если что-нибудь такое еще раз обнаружим, всех заберем. Разговор тогда будет коротким.
Вывели мы задержанных, посадили в грузовик и двинулись в Смольный. Оружие, деньги и задержанных офицеров я сдал в Ревком, а ребят отпустил отдыхать. Ночь кончилась, наступило утро.
Следующей ночью опять пришлось ехать другой офицерский клуб закрывать, а там – еще и еще.
Не успели покончить с офицерскими клубами, как свалилась новая забота – винные склады.
Чего-чего, а вин всяких в Петрограде было запасено вдосталь. Чуть не по всему городу были разбросаны большие и малые винные склады и подвалы. Огромные склады были под Зимним дворцом, на Гутуевском острове и в ряде других мест.
Уже с начала ноября по городу покатилась волна пьяных погромов. Она разрасталась и ширилась, приобретая угрожающий характер. Иногда погромы возникали стихийно, а чаще направлялись опытной рукой отъявленных контрреволюционеров, стремившихся любым путем нанести ущерб Советской власти, подорвать и вовсе уничтожить советский строй.
Зачинщиками погромов были, как правило, хулиганье, приказчики многочисленных петроградских лавок и лавчонок, обыватели и разный деклассированный элемент. К погромщикам зачастую присоединялись солдаты, а иногда и кое-кто из отсталых рабочих, недавно пришедших из деревни.
Погромщики разбивали какой-либо винный склад, перепивались сами до безобразия, спаивали население, ведрами тащили вино и водку. Разгром винных складов сопровождался дебошами, грабежами, убийствами, порою пожарами. Каждый раз требовалось немало сил и энергии, чтобы обуздать пьяную, одичавшую толпу людей, потерявших человеческий образ. Питерскому пролетариату, молодой Советской власти пришлось принять самые решительные, суровые меры, чтобы прекратить в Петрограде пьяные погромы. Практически организация борьбы с винными погромами была возложена на Военно-революционный комитет.
Одним из первых подвергся нападению винный склад под Зимним дворцом. Разграбить его полностью не разграбили, это было невозможно, так был он велик, но пьяницы кинулись в Зимний толпами.
Мы вначале ничего не знали о существовании винных подвалов в Зимнем дворце. Кто мог предполагать, что русские цари создали под своим жильем запасы вина на сотни, если не на тысячи лет!
Тайну подвалов открыли старые дворцовые служители, и открыли ее не Ревкому, а кое-кому из солдат, охранявших дворец после 25 октября.
Узнав, что под дворцом спрятаны большие запасы вина, солдаты разыскали вход в подвалы, замурованный кирпичом, разбили кирпичную кладку, добрались до массивной чугунной двери с решеткой, прикладами сбили замки и проникли в подвалы. Там хранились тысячи бутылок и сотни бочек и бочонков самых наилучших отборных вин. Были такие бутылки, что пролежали сотни лет, все мхом обросли. Не иначе еще при Петре I заложили их в санкт-петербургских подвалах.
Пробравшись в склад, солдаты начали бражничать. Вскоре перепился чуть не весь караул Зимнего. Слухи о винных складах под Зимним дворцом поползли по городу, и во дворец валом повалил народ. Остановить многочисленных любителей выпить караул был не в силах, уж не говоря о том, что значительная часть караула сама еле держалась на ногах.
14 ноября Военно-революционный комитет обсудил создавшееся положение и принял решение: караул в Зимнем сменить, выделить для охраны дворца группу надежных матросов, а винные склады вновь замуровать.
Проходит дня четыре-пять. Сижу я как-то вечером в Ревкоме, беседую с Аванесовым. Туг же Гусев, еще кто-то из членов Ревкома. Является Благонравов, назначенный после Чудновского комендантом Зимнего дворца. На нем лица нет.
– Что там у тебя в Зимнем еще стряслось? – спрашивает его Варлам Александрович.
– Опять та же история! Снова высадили дверь в подвал и пьют как звери. Ни бога, ни черта признавать не желают, а меня и подавно. Вы только подумайте, – обратился ко всем присутствовавшим Благонравов, – за две с не большим недели третий состав караула полностью меняю, и все без толку. И что за охрана была? Хоть от самой охраны охраняй! Как о вине пронюхают, словно бешеные делаются, никакого удержу. А теперь…
– Позволь, позволь, – перебил Аванесов, – что «теперь»? Кто дверь выбил? Кто пьянствует? Матросы?
– Какие там матросы! Матросов мне еще не прислали, все только обещают. Выделили пока красногвардейцев…
– Так что, красногвардейцы перепились? Что ты мелешь?!
– Нет, красногвардейцы не пьют, но вот народ удержать не могут, тех же солдат… Орут, ругаются, глотки понадрывали, а их никто не слушает. Они было штыки выставили, так солдаты и всякая шантрапа, что из города набились, на штыки прут. Бутылки бьют, один пьянчужка свалился в битое стекло, в клочья изрезался, не знаю, выживет ли. Как их остановишь? Стрелять, что ли?
– Стрелять? Еще что скажешь! – Аванесов на минуту задумался, потом повернулся ко мне. – Знаешь что, Мальков, забирай-ка ты это вино сюда, в Смольный. Подвалы под Смольным большие, места хватит, охрана надежная. Тут будет порядок, никто не позарится.
Я на дыбы.
– Не возьму! К Ильичу пойду, в Совнарком, а заразу эту в Смольный не допущу. Мое дело правительство охранять, а вы хотите, чтобы сюда бандиты и всякая сволочь со всего Питера сбежалась? Не возьму вино, и точка.
– Н-да, история. – Аванесов снял пенсне, протер его носовым платком, надел обратно. Побарабанил пальцами по столу. – А что, товарищи, если уничтожить это проклятое вино вовсе? А? Да, пожалуй, так будет всего лучше. Ладно, посоветуемся с Владимиром Ильичем, с другими товарищами и решим…
Тем временем в Зимний прибыли балтийцы и сразу по-хозяйски взялись за дело. Вместе с красногвардейцами – кого кулаками, кого пинками, кого рукоятками пистолетов и прикладами – всю набившуюся в винные погреба шантрапу и пьяниц из Зимнего вышибли. Трудно сказать, надолго ли, но подвалы очистили, а тут и приказ подоспел: уничтожить запас вина в погребах под Зимним дворцом.
Принялись моряки за работу: давай бутылки об пол бить, днища у бочек высаживать. Ломают, бьют, крушат… Вино разлилось по полу рекой, поднимается по щиколотку, по колено. От винных, паров голова кругом идет, того и гляди очумеешь. А к Зимнему чуть не со всего Питера уже бежит разный люд: пьянчужки, обыватели, просто любители поживиться на даровщину. Услышали, что винные склады уничтожают, и бегут: чего, мол, добру пропадать? Того и гляди опять в подвалы прорвутся…
Вызвали тогда пожарных. Включили они машины, накачали полные подвалы воды, и давай все выкачивать в Неву. Потекли из Зимнего мутные потоки: там и вино, и вода, и грязь – все перемешалось.
Толпа между тем все густеет. Подходят рабочие: правильно, говорят. Давно пора эту заразу уничтожить, чтобы не поддавался, у кого гайка слаба. Приказчики же, жулье всякое (монахи, между прочим), те – наоборот. В голос вопят, протестуют. Некоторые, самые отчаянные, становятся на четвереньки и пьют эту пакость. Иные тащат ведра и бутылки. День или два тянулась эта история, пока от винных погребов в Зимнем ничего не осталось.
Ликвидацию винных складов на Гутуевском острове поручили охране Смольного. А склады там были большущие. Каждую ночь я отправлял туда наряд в тридцать человек, который уничтожал винные запасы. Пришлось повозиться около месяца, пока все уничтожили.
Один небольшой винный склад довелось нам с Манаенко самим ликвидировать, собственноручно. Шли мы однажды вечером с ним вдвоем по улице, слышим шум, крики. Прямо на нас, пригнувшись, бежит человек, за плечами – мешок, в нем что-то гремит. Манаенко хвать его за шиворот (а силища у Манаенко – на троих хватит), рванул покрепче, мешок и трах о мостовую. В нем бутылки с вином, все вдребезги. Ясно! Значит, рядом винный склад грабят.
Мы поспешили на шум. Подходим – винный подвал, дверь настежь. Оттуда несутся пьяные крики, ругань, звон бьющейся посуды.
Я к двери; «Выходи!» – кричу. Никакого внимания. Орут по-прежнему. Вынул я тогда кольт, сунул в дверь и выстрелил вверх, в потолок. На минуту все смолкло. Несколько солдат выскочили наружу с полными мешками и попытались прошмыгнуть мимо нас, да не тут-то было. Мешки мы у них отобрали – и оземь, а их прогнали. Тем временем в подвале опять шум поднялся, все идет по-прежнему. Что тут делать? Нас-то ведь только двое, а их там, судя по крику, не меньше сотни.
Стоим совещаемся. Слышим вдруг конский топот. Во весь карьер скачет конный разъезд. Подскакали, и прямо на нас, того и гляди сомнут. Схватил я у одного лошадь под уздцы, кричу: «Вы что, очумели, я комендант Смольного!»
Они видят – матросы. Спешились, стали разбираться. Оказывается, их встретили солдаты, у которых мы вино отобрали, и заявили, что на них напали бандиты, грабящие винный склад.
Пока мы с разъездом объяснялись, с улицы опять послышался шум. Бегут солдаты, чуть не целая рота, штыки наперевес. Впереди наши «жертвы».
– Вот они, бандиты, – кричат, – лови их!
Ребята из конного разъезда за винтовки схватились, еще минута, и начнется перепалка. Времени терять нельзя.
– Стой! – гаркнул я что было мочи. – Именем революции, стой!
Солдаты остановились. Несколько человек вышли вперед, приблизились к нам.
– Я – Мальков, комендант Смольного. Ясно? Приказываю подвал очистить, вино уничтожить.
Часа два мы провозились, ни одной целой бутылки, ни одного бочонка не оставили. Все уничтожили.
Вылез я из подвала, а от меня за версту винищем разит. Брюки хоть выжимай: по колено в вине ходил.
Вернулся в Смольный, навстречу Антонов-Овсеенко. Потянул носом воздух:
– Мальков, ты никак пьяный? Неужели выпил?
– Не то что выпил, а прямо залился вином, купался в нем, проклятом!
– А-а, тогда понятно. Склад какой ликвидировал? От такой работы действительно опьянеешь. Надо скорее с этими складами кончать.
26 ноября Военно-революционный комитет вынес решение уничтожить все вино, все винные склады, все запасы спирта, представляющие опасность.
29 ноября был опубликован приказ Военно-революционного комитета по комендатуре Красной гвардии и полковым комитетам Петрограда:
«1. Немедленно арестовывать всех пьяных и лиц, про которых имеется основание полагать, что они участвовали в хищении из винного склада Зимнего дворца и других складов. Полковым комитетам проверять состав рот и задерживать всех участников разгромов винных складов.
2. Немедленно при районных комендатурах Красной гвардии образовать революционные суды, а в воинских частях – гласные товарищеские суды по всем проступкам, унижающим достоинство гражданина-воина.
3. Предать немедленно всех пьяниц и лиц, участвовавших в хищении, революционным и товарищеским судам и немедленно судить их.
4. Революционным и товарищеским судам выносить приговоры: не свыше шести месяцев общественных работ.
5. Особой ответственности подвергнуть и судить полной мерой всех чинов, несущих караулы при винных складах и не исполняющих свой гражданский долг.
6. Немедленно сообщить о всех арестованных и о вынесенных приговорах в Военно-революционный комитет».
Питерские рабочие, Красная гвардия, революционные солдаты, матросы энергично принялись за дело. Пьянство в Петрограде резко пошло на убыль, с погромами винных складов было покончено.
* * *
Ликвидация винных подвалов и погребов требовала, конечно, известной смелости и решительности, но в общем-то дело это было не хитрое. Труднее приходилось в тех случаях, когда сталкивались с ловким и изворотливым врагом, когда идти напролом было нельзя, сама специфика операции требовала от ее участников известного опыта и навыков, которых у нас как раз поначалу и не было.
Взять те же офицерские клубы или тайные явки различных контрреволюционных организаций, которых немало расплодилось в Петрограде зимой 1917/18 года. Тут нужно было обеспечить многое: и конспирацию, чтобы никто лишний не знал о сведениях, которыми мы располагаем, о наших планах ликвидации вражеских притопов и явок; надо было обеспечить и внезапность операции, чтобы не дать контрреволюционерам возможности организовать оборону, скрыться или уничтожить улики, и многое другое.
Каждый матрос, красногвардеец, революционный солдат готов был грудью идти на врага: с пистолетом, винтовкой, бомбой в руке кидался в любую схватку. Но тайных методов вражеской деятельности контрреволюционных заговорщиков мы поначалу не знали. Необходимый опыт, знания и навыки приобретались постепенно, в суровой школе беспощадной борьбы с врагами революции. Раз от разу мы действовали искуснее и увереннее. Действовать же приходилось постоянно. Редкий день в Смольный не являлся рабочий или солдат, молодой парнишка или пожилая женщина, являлись и говорили: такой-то человек подозрителен, там-то злоумышляют контрреволюционеры. Действуйте! Защищайте нашу родную Советскую власть. И мы ехали, проверяли, если было надо – обыскивали, явных врагов, накрытых с поличным, арестовывали, вступали в вооруженную борьбу, стреляли, сами кидались под пули, когда иначе было нельзя.
Очень часто сигнал от рядового рабочего, солдата, крестьянина помогал раскрыть контрреволюционный заговор. «…Когда среди буржуазных элементов организуются заговоры, – говорил Ленин, – и когда в критический момент удается эти заговоры открыть, то – что же, они открываются совершенно случайно? Нет, не случайно. Они потому открываются, что заговорщикам приходится жить среди масс, потому, что им в своих заговорах нельзя обойтись без рабочих и крестьян, а тут они в конце концов всегда натыкаются на людей, которые идут в… ЧК Н говорят: „А там-то собрались эксплуататоры“.
Бывало, правда, что подозрения кое-кого из наших добровольных помощников оказывались неосновательными, а простая обывательская болтовня принималась за контрреволюционную вылазку, но чтобы в этом разобраться, требовалась в каждом Случае самая тщательная проверка.
…Шел Студеный, вьюжный декабрь 1917 года. Меня срочно вызвал Николай Ильич Подвойский.
– Поступило сообщение, что в Петроград нелегально пробрался Керенский и готовит мятеж. Скрывается он по одному из этих адресов. – Николай Ильич протянул мне клочок бумаги, где карандашом были написаны дна адреса.
– Необходимо срочно проверить. Бери людей и поезжай. Если надо, переверни квартиры вверх дном, но разыщи этого паршивого адвокатишку и притащи сюда. Ясно?
Я внимательно прочитал адреса. Одна квартира находилась в районе Зимнего дворца, другая – на Литейном проспекте. Решил начать с той, что возле Зимнего.
Выйдя из Ревкома, я разыскал Манаенко, позвал еще трех из оставшихся в Смольном балтийцев и объяснил им задачу.