Она двигалась прихрамывая, волоча огромные шелестящие крылья, словно балерина в антракте, а ее круглые, будто чашки, фасетчатые глаза были полны ужаса.
- Ты...- начал я, но осекся, заметив, что стрекоза одета в знакомый синий халат.
- Ты кто? - закричал я.
- Дима,- печально сказала стрекоза,- и ты меня не узнал... Меня теперь никто не узнает. И нога болит, вот посмотри...
Она откинула полу халата, и я увидел вспухшую, чугунно-синюю ногу.
- Мама, мамочка - это же гангрена! Нужно срочно операцию! - закричал я, давясь и глотая слезы.
- Что ты, Дима, я же потом тебя не найду. Как же без ноги?..
- Мама, мама, но ты же погибнешь!..
- Нет, Дима, как же я умру? Я должна видеть тебя, знать, где ты...
С этими словами она скрылась среди шевелящихся, как слоновьи уши, лопухов. Я почувствовал, что падаю, и, словно подброшенный пружиной, вскинулся на полке. В купе уже горел свет и сидел пожилой грузный казах, раз за разом переспрашивая, какая полка свободна, пока не убедился, что нижнюю ему не уступят, не тот народ. Потом подумал и, кряхтя, вскарабкался наверх.
Саша презрительно цыкнул:
- Не терплю чурок. Все купе носками провоняют. Вот к таким и придется идти на поклон за каждым "луриком".
В Петропавловске, куда поезд должен был прибыть утром, выходил и наш спутник. Разница во времени, двухчасовое опоздание, - словом, поместному в полдень мы приближались к областному центру.
- Вы, сынки, учиться к нам или работать? - миролюбиво спросил казах.В город или куда в область?
Саша демонстративно отвернулся. Алик лениво спросил:
- У нас приятель живет в Возвышенке, слыхали такую?
- Как же, знаю,- заулыбался казах и вдруг засуетился.- Так вам тогда здесь выходить не надо. Следующая станция Булаево, оттуда в Возвышенку идет одноколейка и автобус. Из Петропавловска прямой дороги нет. Надо ехать этим поездом, а то неизвестно, когда следующий.
За трешку проводник согласился взять нас до Булаево. Езды час, и почти столько же опаздывающий состав простоял у семафора на выходе из Петропавловска.
Автостанция в Булаево оказалась рядом с вокзалом. До автобуса еще два часа, и мы решили осмотреть второй по значению город области.
Из кафе, куда я едва не заглянул, окутанная облаком кислых пивных паров, изрыгая корявый маг, вывалилась веселая компания. Стоящий неподалеку милиционер демонстративно отвернулся. Забавное местечко! По унылым лицам приятелей было видно, что и им не по себе.
- Леха! - прогнусавил голос за спиной. Один из компании, видимо это и был Леха, оглянулся: засаленные волосенки, бугристая воспаленная кожа, кроличьи глазки в гноящихся веках.
- Ты ведь тоже Леха,- панибратски хлопнул он Сашу по плечу.
- Ты ошибся, мы здесь в командировке,- пытался объяснить Саша, тщетно ища взглядом испарившегося милиционера.
Представление разыгрывалось по давно отработанной схеме. Дружки уже подоспели. Девять против троих - многовато. Пьяное, но крепкое зверье будет бить жестоко. Интересуют их, разумеется, деньги. Или их алкогольный эквивалент.
- А помнишь, Леха, как я тебе в Петропавловске в прошлую среду ставил? Заржавело за тобой, заржавело. И из общаги свалил. Некрасиво получается.
Немало со мной в колонии сидело и такой мелюзги, которая за копейки тянула немалые сроки. Но сейчас объясняться бесполезно. У Алика денег пет вообще, у Саши, я знал точно, одни пятидесятирублевки. Сдачи от этих не дождешься. И с властями связываться в нашем положении небезопасно. Преодолевая брезгливость, я шагнул к этому Лехе.
- Гоп-стоп, Леха, это не с тобой мы на пересылке в Свердловске встречались? Еще мокрушник червивый с вами был, что на попкаря прыгнул с крышкой от параши.
Жирная наколка на левой руке довольно точно подсказывала биографию собеседника. Заслышав родную речь, он расплылся в довольной улыбке. Я протянул червонец.
- Возьми, брат, вина, а мы тут свои дела уладим и вечерком будем здесь же на бану.
"Брат" полез обниматься, бормоча:
- Не в Свердловске, а в Ивделе,- но быстро отлип и удалился с компанией, клятвенно пообещав вечером ждать на вокзале. На ходу уже через плечо пригрозил Саше:
- Если б не кент по лагерю, показал бы я тебе командировку, задохлик.
Дождавшись завершения инцидента, из-за угла показался милиционер и, приблизившись, потребовал документы.
- А сюда зачем из Донецка пожаловали? - спросил он, изучив паспорта. В каждом его движении сквозило сознание собственной значимости.
- У нас товарищ в Возвышенке живет, мы к нему едем,- спокойно ответил Саша.
- В Возвышенку, ага...- мямлил милиционер. Придраться было не к чему, и, утратив к нам интерес, он двинулся в сторону вокзала.
- Ну и ну...- Алик скривился.- Это в городе, а уж в Возвышенке, в этой дыре, видно, сразу бьют по морде, не спрашивают. Вот что, оставляйте мне показуху, деньги - попробую я в Булаево. Устроюсь в гостинице и начну действовать. Не пойдет работа - переберусь к вам.
На том и порешили.
В юркий "пазик" билеты продавались без мест. Аборигены были в курсе дела и оккупировали автобус заранее. Пришлось стоять. За окном поплыли ровные, как стол, заснеженные поля с островками деревень и жидкими перелесками. Возвышенская автостанция представляла собой синюю облупленную будку с лохмотьями посеревших объявлений о продаже домов.
- Скучища, аж зубы ломит,- североказахстанские пейзажи Сашу не вдохновляли.- Пять часов, а уже темно. Скорей бы в кровать.
Предстояло еще разыскать гостиницу. Мы расспрашивали старуху-казашку в плюшевой шубе с крупными серебряными пуговицами, какого-то парня в очках, но они только руками разводили.
Тут на наше счастье подвернулась почтальонша. Бойкая краснолицая бабенка привела нас к двухэтажному строению из силикатного кирпича безо всякой вывески. Входные двери украшал массивный висячий замок.
- Да вы к администраторше зайдите. Нету постояльцев. Чего ей в гостинице мыкаться? - почтальонша указала на угловой домик за синим штакетником: точь-в-точь как на сентиментальных немецких открытках. Убери антенну - и никто не поверит, что сейчас конец двадцатого столетия.
Сын хозяйки Федя - рослый смешливый парень, охотно вызвался поселить нас. Отпер гулкую пустую гостиницу, нашел постельное белье. Радуясь неожиданному развлечению, он уселся в номере и уходить не собирался.
- Я как увидел вас, сразу подумал - рано в этом году "грачи" прилетели. Так у нас шабашников называют. Через недельку много слетится забивать объекты. А из Донецка вашего только вчера ансамбль был. "Четыре Ю" называется. Ничего играли, девка у них клевая, все на месте. И насчет выпить ребята не промах. Бутылок пустых после них на десятку сдали с матушкой. Кстати, у нас без знакомства посуду не примут, и не пробуйте. Ну, ладно, отдыхайте, не буду мешать.
Федя вышел. Наступила тишина. Саша раскинулся на кровати, закрыл глаза. Не хотелось ни пить, ни говорить. Клонило в сон.
Еще в колонии я много думал о снах. Человек во сне может преодолевать любые расстояния, совершать возможное и невозможное. Одним словом, сон вторая жизнь. И как милосердно распорядилась природа - жалкий шут, бряцающий бубенцами, может увидеть непередаваемо чудесный сон, а король под своим парчовым балдахином всю ночь промается в душных кошмарах. Вот где настоящее равенство.
А что значит сон для заключенного - единственная возможность хоть на миг ускользнуть на свободу от тупого однообразия жизни в зоне!
И потом - исполнение желаний. Если бы наши желания не исполнялись хотя бы во сне, мы, вероятно, давно сошли бы с ума.