– Кирилл Владимирович. – Визитер улыбнулся краешками губ, глаза его оставались холодными. – Вы напрасно верите всяким… людям, которых видите, между прочим, впервые. Которые пьют плохую водку и в алкогольном бреду рассказывают странные сказки… А вы ведь математик. Вам в сказки верить не пристало.
– Откуда вы знаете? Вам-то что за дело?
Визитер улыбнулся шире. Сунул руку во внутренний карман пиджака.
– Вот вам двести пятьдесят рублей, Кирилл Владимирович. За пару поношенных туфель – более чем достаточно.
– У меня нет ваших туфель, – шепотом выдавил Кирилл.
– Триста? Четыреста пятьдесят?
И тогда взорвалась мама. Мама, тридцать лет проработавшая в советской школе, имела твердые представления о том, что дозволено, а что – нет.
– Молодой человек! – заявила мама резким, металлическим голосом, который прорезался у нее всякий раз, когда требовалось выстроить в узеньком коридоре четыре класса по тридцать пять человек. – Что это за торги, я не понимаю? У нас нет товара, чтобы с вами торговать! Мой сын ничего у вас не брал. Если, в самом деле, в гардеробе случилось недоразумение – обращайтесь в гардероб! Пусть Кириллу звонит администратор бассейна! И, кстати, пусть вернут его пропавшие кроссовки!
Показалось Кириллу или нет, но в неподвижных глазах незнакомца что-то изменилось. Чуть-чуть.
– Хорошо, – сказал он по-прежнему мягко, глядя на Кирилла. – Я буду ждать вашего звонка…
И, не прощаясь, вышел.
* * *
Кириллу снилось: статья в вечерней газете о зверском убийстве пожилого сапожника.
Кириллу снилось: он приходит домой и, повернув за угол, на месте окна кухни видит выгоревшую черную дыру. Сажа вверх по стене… Дымящиеся развалины на месте балкона…
Кириллу снилось: он приходит домой, а у подъезда стоит белая машина «Скорой»…
Кириллу снилось: толпа на улице, на переходе кого-то сбили… Он подбегает, заглядывает через чье-то плечо… И видит сначала знакомую сумку – в луже молока…
Кирилл не мог спать. До утра сидел, проверял тетради.
* * *
– Какие у вас туфли, Кирюша, – сказала завучиха Анна Васильевна, едва поздоровавшись. – Импортные?
– Да, – кивнул Кирилл.
И неловко замолчал.
– Все-таки как обувь красит человека, – подала реплику молоденькая физичка Лариска, скромно забившаяся в угол учительской.
– Человека красит не обувь, – завучиха привычно-назидательно вскинула палец. – Человека красят знания… Вы слышите, Лариса Евгеньевна? Знания!
И, не опуская пальца, выплыла из учительской прочь.
Лариска осмелела:
– Где ты достал, Кирюша, такую прелесть?
– Сами пришли, – сказал Кирилл.
Лариска подобострастно захихикала.
* * *
Семиклассник Маленин отвечал у доски, путаясь в иксах и игреках; Кирилл, не отрываясь, смотрел на его кеды. Вообще-то в кедах приходить на любой урок, кроме физкультуры, строжайше запрещалось, но данные кеды – не Кириллова забота; пусть болит голова у Лариски, это ее седьмой «Б» класс.
Кирилл смотрел на босоножки серьезной отличницы Башмет, вызванной на помощь Маленину.
Потом, на перемене, Кирилл смотрел на тупоносые, бульдожьего вида туфли Марьи Алексеевны, учительницы литературы, на хлипкие неустойчивые «лодочки» молоденькой глупой Лариски, на завучихины полуботинки: высоченные толстые каблуки – как античные колонны…
Шагая к троллейбусной остановке, Кирилл не поднимал головы, разглядывал ноги прохожих. Поначалу ему казалось, что он в самом деле что-то понимает, что туфли, как собаки, перенимают характер своих хозяев и демонстрируют его в преувеличенном, гротескном виде; потом он запутался. Туфли говорили кое-что о возрасте, роде занятий, степени достатка и аккуратности владельца – но ничего больше Кирилл не мог узнать по каблукам и пряжкам, сбитым набойкам и развязавшимся шнуркам. Ему надоело; он устал и присел на скамейку.
– Кирилл Владимирович?..
О господи!..
Он сидел на лавочке в незнакомом дворе, перед ним в песочнице возились малыши, а рядом сидела, удивленно глядя, девушка лет восемнадцати, тощая до прозрачности, с темными тенями вокруг карих глаз. Он узнал ее. Она выпустилась в позапрошлом году: Ира Толочко, алгебра – четыре, геометрия – пять.
– Привет, – сказал Кирилл, обрывая неловкость. – Что ты здесь делаешь?
Она неуверенно улыбнулась, кивнула на годовалого малыша, толкающего по дорожке летнюю коляску:
– Выгуливаю…
– Твой?
– Мой.
– А я не знал, что ты замужем, – брякнул Кирилл. И прикусил язык.
– А я и не замужем, – сказала Ира просто.
– А-а. – Кирилл проклял свой глупый язык. – А я… из школы иду. Домой.
– Вы переехали? – зачем-то спросила Ира.
– Нет.
Ира странно на него посмотрела. Ничего не сказала.
Кирилл огляделся. Улица, видневшаяся за неровным строем отдаленных кустов, казалась совершенно незнакомой.
– Какие у вас красивые туфли, – сказала Ира.
– А?
Ира была почему-то красной. Даже темные круги под глазами слились с румянцем. Потупилась, отвела взгляд.
Кирилл смотрел на ее туфли. Простые, без каблуков, открытые туфли с ремешком вокруг щиколотки, с носком, устремленным вперед, как нос взлетающего самолета. На пластмассовой подошве туфель имелся узор, многократно оттиснутый вокруг скамейки на песке. Будто печать, подумал Кирилл.
– А какая это улица? – спросил он, наконец отрывая взгляд от Ириных туфель и их отпечатков.
Идущий малыш оттолкнул коляску, шагнул, шлепнулся – и басовито заревел.
* * *
В десять часов он проводил Иру на троллейбус. Посадил в тусклый салон, помахал рукой.
И она помахала в ответ.
Троллейбус ушел, оставив Кирилла на темной остановке – внутренне пустого и легкого, как надутый гелием шарик. Еще вчера ничего не было. Еще сегодня утром ничего не было! Была всякая ерунда – туфли, набойки… Сапожники…
– Кирилл Владимирович?
Что-то подпрыгнуло в животе, судорожно дернулось; нет, ерунда. Еще горят окна. Еще идут прохожие. И он, Кирилл, не хлюпик и не трус.
Голубоглазый стоял перед ним, загораживая дорогу; Кирилл быстро огляделся. Толпы дружков, которую хозяин туфель мог бы привести, поблизости не наблюдалось.
– Поздравляю вас, Кирилл Владимирович. Ваши новые туфли очень быстро отплатили вам добром за добро.
Кирилл молчал.
– Ну да, как же… Вы героически вступились за них – не зная, чем рискуете. То есть на самом деле вы не рискуете ничем. Я не стану преследовать вас, не стану угрожать вашим близким. Вы ведь этого боялись?
Кирилл молчал.
– Я не стану поджигать вашу квартиру, не стану охотиться за дураком-сапожником, который дал вам дурацкий совет. Когда вы отказывали мне, вы ничего этого не знали, принимали решение на свой страх и риск. Много лет назад один человек попросил меня достать для него туфли. Я достал. Но не смог удержать. Тот человек до сих пор ждет…
Кирилл молчал.
– Понимаю, – голубоглазый кивнул. – Что ж… Время у меня есть. А у вас есть мой телефон.
Шагнул в темноту – и растаял. Будто и не было.
* * *
Мама все еще сидела на кухне, перед тремя немытыми чашками из-под чая.
– Ну надо же, – сказала, обращаясь не то к Кириллу, а не то к самой себе. – А ты ничего не замечал?
– Нет. – Он отрезал кусочек торта «Песочный», оправдывавшего название и цветом, и вкусом. – Не замечал. То есть что-то припоминаю…
– Как тебя занесло в тот двор? – тихо спросила мама. – Ты знал?
– Нет.
– Значит, знал. – Мама вздохнула. – Сердце иногда знает такое, о чем разум не подозревает…
Кирилл постарался не морщиться. Мама любила устраивать восьмиклассникам «Вечера поэзии».
– А об отце ребенка она что-то говорила? – снова начала мама.
– Нет.
– Глупые девчонки. Вот дурочки… Как же она это себе представляет – и работать, и учиться на вечернем? И ребенок в яслях?
– «Москва слезам не верит», – мрачно пошутил Кирилл.
– Она хорошая девочка, – продолжала мама, не слушая. – Но ведь ребенок… Сынок, ты от меня точно ничего не скрываешь?
– Ма, да ты что?!
Стало тихо.
Ира Толочко, алгебра – четыре, геометрия – пять… Они никогда не общались вне школы, а после выпускного и вовсе не виделись. Кирилл – не очень распространенное имя. И не очень редкое. Но записать в свидетельстве о рождении сына «Кирилл Кириллович»?!
Удивительное дело, за всеми этими волнениями он и думать забыл о голубоглазом незнакомце. Отвязался – и слава богу.
* * *
В воскресенье утром Кирилл не нашел черных туфель в обувном шкафчике.
Вытряхнул все. Долго рассматривал – вот стоптанные полукеды, вот зимние ботинки, вот мамины босоножки, вот выходные туфли на каблуке, мама надевает их только на выпускной вечер… Все – привычные, смирные, старые друзья, хранящие память ноги, призрак ноги, очертания подобранных пальцев…
А черных туфель нет.
Вздохнуть с облегчением? Позвонить голубоглазому – ушли, дескать, ваши туфельки, в другом месте ищите? Ира ждет его к десяти… Не в кедах же топать. Придется надевать верные, с круглыми носами «рабочие» башмаки…
Кирилл потянулся за кепкой – и на полочке для головных уборов вдруг нащупал мягкий кожаный задник. Неосторожное движение – и вторая туфля свалилась прямо на голову, больно стукнула по макушке.
Ну не мама же, учительница с тридцатилетним стажем, так оригинально шутит?!
* * *
– Эй, смотри, куда идешь!
Кирилл дернулся и поднял глаза.
Он возвращался от Иры. Малыш устал, капризничал, никак не желал засыпать; наконец Ира попросила прощения, пообещала завтра подойти к школе, и они расстались.
Угораздило же по дороге снова засмотреться на обувь! Сперва – на кирзовые сапоги молоденького солдатика, потом на слоновые, на огромной платформе, сапоги-чулки какой-то модницы, потом на войлочные полусапожки старушки с продуктовой сеткой. Вслед за старушкой он влез в троллейбус, не посмотрев на номер…
И вот – чуть не столкнулся с грузчиком на задах большого гастронома.
Что за магазин? Что за улица? Опять?!
Он обогнул пятиэтажную «хрущевку»: так и есть. Чужой район – новостройки, молодые деревца, канал с горбатым мостиком. Красиво. На мосту стояла женщина в ярко-бирюзовом блестящем плаще. Глаза у нее оказались такими же бирюзовыми и блестящими. Она смотрела на Кирилла, чуть улыбаясь краешками мягких напомаженных губ. Кириллова ровесница, возможно, на несколько лет старше; в руке она держала книгу на английском, и палец с коротко остриженным ногтем служил закладкой.
Имя автора – «J. R. R. Tolkien» – ничего не сказало Кириллу.
Над женщиной висело облако духов. Подобного запаха Кирилл никогда не слышал; ни у мамы, ни у завучихи, ни у единой из знакомых ему женщин такого запаха не было и быть не могло. Ветер относил аромат прочь от моста, но облако возрождалось вновь.
– Добрый день…
– Вы кто? – спросила она, и улыбка ее внезапно пропала. – Как-то вы появились… подозрительно кстати. Вы кто?
* * *
После шестого урока Ира ждала его на школьном дворе. Темные тени вокруг ее глаз сгладились; среди толпы школьников она казалась такой же ученицей, только без формы, сияющей, счастливой ученицей. До самой остановки они не смели взяться за руки – школа! Все смотрят! И только усевшись на заднее сиденье троллейбуса, обнялись.