— Стрелой домой, и оттуда не шагу, — говорю, а рука с крепкой девичьей грудки не убирается, живет своей жизнью, ей там так хорошо, что и не вышептать.
Волевым усилием сделал шаг в сторону, а дальше легче стало. Вылетаю из парадного и ору привычное:
— Застава, в ружье!
Этим кличем в строй можно и мертвого пограничника поставить. А уж семьдесят живых, да слегка выпивших, при двадцати ручных пулеметах и четырех станковых развернулись для боя на счет три. Гостей незваных сразу на прицел взяли. Они с шага сбились и с лица взбледнули.
Я эту сценку ставлю, мне и первое слово. Посмотрел я на кучерявого коротышку в начищенной обуви и сразу все о нем понял.
— Что, — говорю, — евреи люди лихие, только солдаты плохие? Бежишь записаться в славный заградительный отряд старшего лейтенанта Снегирева? Можем взять, с испытательным сроком…. Первую неделю будешь сапоги чистить, вон какой умелец.
— Это, — промямлил Снегирев.
Снегирев-то. Который по финским тылам с одной винтовкой ходил. Что с людьми близость начальства делает.
— Товарищ старший лейтенант, личный состав отряда готов выполнить любую задачу.
И смотрю на гостя кучерявого, прикидываю, где его лучше расстреливать, у какой стенки. И мысли свои игрой лица подкрепляю. На гениталии его посмотрел, типа хочу первым выстрелом яйца отстрелить. Есть на свете чтение мыслей на расстоянии. Сразу его пот прошиб, гонор слетел и даже его сапоги, будто пылью припорошило.
— Будешь еще здесь права качать? — спрашиваю ласково. — Так лучше не надо. Изя или Яша, как там тебя мама назвала? Не надо, Изя. Здесь все люди нервные, прямо с фронта, все может закончиться совсем не смешно. А теперь иди обратно, и через десять минут возвращайся с точными адресами, где нам дадут продукты, где помоют, и где мы будем спать. И пусть все это будет близко. Ведь мы устали, подвиги совершая.
— Вот о подвигах! — почувствовал он твердую почву под ногами. — Скромнее надо быть в своих фантазиях! Роту они на дороге расстреляли! Генерала убили! Склады уничтожили! Да я вас…
Договорить я ему не дал. Наших прикомандированных артиллеристов пальцем поманил, они, за разговором следя, к нам три рюкзака поднесли. Лень мне было с узлами возиться, перерезал веревку ножом. И высыпал ему под ноги удостоверения немецкие и ордена с медалями.
Брюнет заткнулся. Второй вещмешок ему просто рядом положили, а с третьим стали возиться.
— Вот, — сказал один из наших блатных, тоже вор авторитетный, второй у них в компании по значимости, — голова генерала, в фуражке и с моноклем. Иди, покажи старшим, пусть порадуются. А это его полевая сумка, генеральские документы и ордена.
И сунули ему отрезанную и слегка подкопченную голову в руки. И похлопали его по плечам, и, веселясь, пнули в жопу.
— Иди, и налаживай наш быт. И никогда не сомневайся в наших словах. Наряду документы собрать, передать в разведотдел для анализа и использования в работе. Выполнять, — говорю. — Отряд, отбой, накладка вышла. Отдыхаем.
Снегирев распрямил спину, плечи развернул.
— Вот таким ты мне больше нравишься. Мы их тут всех похороним, и скажем, что так и было. Главное — покойников правильно обозвать, и тогда все будет хорошо.
Минут через пять вылетел из штаба человечек из канцелярии, принес нам прикрепительные документы к столовой Кировского района, талоны в санпропускник и направление на заселения. В любое пригодное здание по согласованию с инструктором горкома Свиридовым. Согласуем.
— Тут школа недалеко, займем спортзал и пару классов. Вода есть, свет тоже, пару печек добудем — и заживем счастливо, — предлагаю.
И никто со мной спорить не стал, глядя на мои лиловые от страстных поцелуев губы. Эх, девчонки…
Во избежание морального разложения отряда и почивания на лаврах, Снегирев сразу всех построил согласно устава гарнизонной службы. Караул, дежурное отделение, хозвзвод — все были при деле, и рук на все не хватало.
Утро началось еще лучше. Привезли форму, полевую и парадную, шинели и полушубки, сапоги и валенки. И документы. Посмотрел я на свои — капитан НКВД Синицын Олег Алексеевич, заместитель командира заградительного отряда номер двадцать шесть по разведке. Можно и по городу пройтись, не опасаясь патрулей.
Михеев помог мне форму подогнать. Непривычная мотня на пуговицах, высокий подшитый воротничок, петлицы с золотыми эмблемами — все было необычно и неудобно. А уж портянки в хромовых сапогах… Только кроссовки свое уже все равно отходили. Надо было привыкать к новой обуви.
Всех артиллеристов Снегирев тоже записал в списочный состав отряда. Они стали моими подчиненными — отделением разведки. Командиру присвоили звание капитана, Михееву дали младшего лейтенанта и назначили командиром третьего взвода. На первый и второй встали Морозов с приятелем.
— Вечером гуляем всем отрядом, — залез я в мешок и вытащил последние деньги. — Трать экономно, а мы пойдем за имуществом присматривать, а то кот из дома — мышкам праздник. Где-то у нас буксир стоит с нашими подранками, пора проверить, как там у них дела. Отделение разведки, к выходу готовиться. Разомнемся, засиделись в тепле…
В районном штабе народного ополчения выпросили полуторку с тентом над кузовом и скамейками для пассажиров. И полетели вдаль по шоссе, прямо на Шлиссельбург.
— Город проезжай, потом вернемся. Езжай прямо на Новгород, пока немцев не встретим, — кричу шоферу.
— Каких немцев? — тормозит он.
— Злых и противных, будем их отгонять от колыбели революции. А по дороге будем трофеи собирать, — это я уже своему отделению поясняю. — За крысятничество — сразу на перо поставлю, всю добычу на общак, командир поделит честно.
Прониклись бывшие блатные.
— Гражданин капитан, то есть товарищ, а вы каким краем нашей жизни касались? — один рискнул спросить.
— Это ты так технично пытаешься узнать, не было ли у меня уголовного прошлого, — усмехаюсь добродушно. — У меня не было, товарищ мой полтора года под следствием сидел, пока следователей не перестреляли. Кое-что знаю о вашей жизни. И уголовное прошлое — не преграда для карьеры. Посмотрите на товарища Сталина, а ведь он в 1905 году был простым налетчиком, грабил Тифлисское казначейство. Батька Махно был из грабителей, только позже стал врагом Советской власти. У нас деньги кончаются, так что крутите головами по сторонам, кто банк увидит или сберкассу — кричите сразу, будем брать. Один черт, все немцам достанется. Потребкооперацию тоже распотрошим, продуктов много не бывает. Кто машины водит? Или трактора?
Нашлись два водителя и один тракторист. Это порадовало.
У городской конторы государственного банка стояли два мотоцикла и бронетранспортер. На крыльце терся часовой, но все его внимание было сосредоточенно на чем-то происходившем внутри.
— Рывком вперед! Меркулов, ты у нас душегуб знатный, сможешь его на нож взять?
— Да как два пальца обоссать.
— Он твой, если повернется — стреляйте, нельзя его к пулеметам пропустить.
А их там четыре, по одному на мотоциклах и два на бронетранспортере. Кстати, это был тоже наш БА-10М, только пушку сорокапятку с него сняли, и воткнули пулемет. Их три тысячи до войны наклепали, все немцам и достались прямо в гаражах. Педерасты гнойные. Это я о наших вождях, если кто не понял. К немцам у меня претензий нет. Они на нас честно кинулись, объявление войны протявкав.
В глубинах особняка громко рвануло. Горе-сторож убежал с крыльца.
— Стоять! Выпускаем их на улицу. Пулеметы к бою, — командую своим бойцам. Вытащили с десяток рюкзаков, покидали их в бронеавтомобиль, и обратно вернулись. Выносят два ящика, каждый четыре человека тащит, офицер сбоку ими командует.
— Огонь! — ору, и тут выясняется, что командиром я только числюсь, а в натуре я сявка глупая.
Цели не распределил, и оба пулемета ударили по второй группе. Срезали ее напрочь, только куски мяса по сторонам полетели, а другая четверка ящик бросила и метнулась к бронетехнике.
Рванул к ним навстречу Меркулов, не стал он тратить время на огибание автомобиля, нырнул под него. И сразу там свалка возникла. Через две секунды мы все подоспели, кроме пулеметчиков, только все уже закончилось. Один лежал с перерезанным горлом, у второго был вспорот живот, и кишки сизыми, парящими кольцами вывалились на землю. Третий, спокойный и тихий, лежал счастливо улыбаясь. Он умер богатым, даже не поняв, что его только что убили ударом прямо в сердце.
Четвертый грузчик ничем не интересовался, кроме дикой боли в раздробленной стопе, а офицера Меркулов просто скрутил простейшим захватом руки на излом.
— Молодец, — похвалил я его. — Просто Илья Муромец и Добрыня Никитич в одном флаконе.
Достав ТТ, я выстрелом в затылок избавил раненого от мучений. Мне до него дела не было, но терпеть его завывания до самого Ленинграда не хотелось. А укол морфия ему делать было некому.
Немца связали ремнями, оставили водителей осваивать трофейную технику выставили охранение и пошли внутрь, смотреть, что там супостаты набезобразничали.
В банке все было раскурочено. Большие сейфы, маленькие кассовые ящики, все вскрыли. За одним исключением. Прямо за большим залом была маленькая комната. И в ней царил Сейф. Царь сейфов. Его тоже взрывали, да ни черта у них не получилось. Только стенку на улицу выщербили, но учитывая ее двухметровую толщину, это трудно было считать достижением.
— Вот это реальный «медведь»! Путиловский! На заказ! Петрович однажды такой на спор открывал. Два дня возился, да так и отступился. И нам его никак не взять, — искренне огорчился один из моих орлов.
На остальных его речь произвела гнетущее впечатление, но от сейфа они не отошли. Стали прикидывать, потянет ли его с места трактор. Или тягач «Комсомолец». Славные они у меня, только наивные до невозможности…
Прошел в кабинет начальника конторы, открыл ящик стола. Там лежал мелкокалиберный пистолет, пачка патронов и связка ключей. Забрал ствол и боеприпасы, вот и Машеньке подарок, вытащил самые большие и сложные ключики. На кольце стальном три штуки.
Народ в замочной скважине винтовочным шомполом скребет.
— Может, с ключами быстрее выйдет? — спрашиваю.
Вставили все три ключа в отверстия, я эти мелкие хитрости в телефоне еще в кабинете начальника посмотрел, поэтому уверенно командую:
— Вы по часовой стрелке, я — против, одновременно. На счет раз начинаем. Раз!
Щелкнули засовы стальные, потащили мы на себя дверь из корабельной брони, полуметровую, несокрушимую. И блеснули желтым заревом лежавшие ровными рядами золотые слитки.
— Тут фабрика аффинажная, с северных приисков золото очищают от примесей, — кто-то пояснил. — Чистая пятьдесят восьмая статья, хищение государственной собственности в особо крупных размерах. Расстрел конкретный.
— Нас еще на шоссе под Лугой могли убить. Запросто. А мы еще живы. Перетаскивайте в броневик, потом в цитадели на острове спрячем, и никто никогда ничего не узнает. Только сами по пьянке не хвастайтесь, и все будет замечательно, — успокаиваю свою команду. — За работу, а мы с Меркуловым на мотоцикле по городу прокатимся.
Проехались, все стоит брошенное, людей нет, ворота настежь, на станции составы теснятся без паровозов, просто уму не постижимо, как мы при таком богатстве так плохо живем.