Зима стальных метелей - Лабунский Станислав 9 стр.


— Снаряды надо загрузить, мы всю боеукладку расстреляли, — доложил Астахов. — Здравствуйте, — назвал он майора по имени отчеству.

Тот, увидев знакомое лицо, стал менее напряженным. А тут еще на дороге появились и обе наши полуторки, отделение разведки поехало на поиски своего броневичка. Радость наша была беспредельна.

— Мы бы вам и второй грузовик отдали, но он из городского штаба народного ополчения, — пояснил я нашу скупость. — Выделяйте группу связи для управления огнем, мы вам в штабе армии вырвали бронепоезд для поддержки, — добавил скромно.

Слегка ошеломленный командир полка еще обдумывал новую информацию, когда в прозрачном, чистом небе прямо над нами завис почти незаметный прямоугольник. И стало поздно пить нарзан, и быть дипломатом.

— Навались, братцы! Машины на дорогу! И, раз, взяли! И два, взяли! Все бегом вперед! В атаку! Нам уже свои траншеи не отрыть, будем немецкие захватывать! Ура!

Заскочили мы в нашу бронетехнику, у меня к пулемету тоже всего три ленты осталось, а потом будем всех колесами давить, пока бензин не кончится. Но сдаваться мы не будем. Русские — не сдаются.

Километр мы пробежали, когда над нашими головами провыли снаряды. Опять нас расстреливали из нашего же оружия. Узнаю знакомый звук советских гаубиц. И за нашей спиной разверзся ад. Земля встала на дыбы, мрак закрыл солнце, и ночь наступила среди белого дня. Трупы взлетали к небесам, и мертвые тела распадались на части. Все точно по тексту, только люди обошлись без ангелов небесных. Обычный артобстрел. И самолет разведчик корректирует огонь. А немецких траншей все нет. Бойцы не железные, пора передохнуть. Или нас летчик потерял, и тогда мы уже в безопасности, или он вносит поправки и скоро нас накроет прицельный залп. Тогда побежим дальше. Или просто разбежимся в разные стороны, лишая немцев притягательной мишени. Правда тогда вперед пойдут цепи пехоты, вылавливать одиночек и подавлять мелкие очаги сопротивления. Куда не кинь, везде клин. Где же наша авиация, где эти сталинские соколы? Я их за две недели войны ни разу не видел. Видимо — не везет.

— Стой! Ложись! Занимаем круговую оборону! Отделение разведки заградительного отряда — ко мне!

Колонна не распалась, никого не потеряли, все мои бойцы были на месте. Я — хороший командир, удачливый.

— Снаряды загружаем в боеукладку, разгружаемся и приступаем к приему пищи, — командую.

Майор подошел.

— А потом что?

— Спать ляжем, — говорю с легкой наглецой в голосе, ты хоть и старше по званию, но мне не начальник, и это мы тебе и твоей части помогаем, а не ты нам.

— Спокойно, капитан, не бренчи нервами, — говорит командир полка. — Да, мы немцев не знаем, да, ты и Астахов нас сильно выручили. Признаю. Что дальше делать?

Когда со мной вежливо говорят, я просто таю от умиления.

— «Рама» нас потеряла. А то бы уже по нам долбили из всех стволов. Что делать — не знаю. Тебе решать. Вернуться в Шлиссельбург ты не можешь, а жаль, это лучший вариант. Наступать на Мгу без артподготовки и танков нельзя — просто погубишь людей. Здесь занять оборону — расстреляют с дальней дистанции. Нет у нас приличных вариантов. Но рексы спецназа просто так не умирают. Поэтому мы до вечера отдохнем, а потом пойдем, по тылам прогуляемся. Дело привычное, и веселое.

— Да! — обрадовался Астахов. — Опять пушки захватим? А кто из них стрелять будет?

— Паша, — говорю ему, — ну какие проблемы-то? Там знаешь сколько пленных? Мы там не полк — дивизию создадим. Меня больше другое волнует.

И замолчал.

У Астахова выдержки совсем нет, словно и не пограничник.

— Товарищ капитан, а что?

— Кто на трофейном самолете к нашим полетит, когда мы аэродром захватим. Майор на нас косо глянул, но Астахов в своем щенячьем восторге был настолько искренен, что даже комполка убедил в реальности фантастического замысла.

Раскинули мы плащ-палатку по земле, распаковали рюкзачок с деликатесами из «Елисеевского», балычок, карбонат, колбасу палками, сыры головками, белый хлеб булками и два торта, прямо с витрины забрали.

— У нас фронтовое братство, товарищ майор, зовите своих, перекусим. Чем богаты, тем и рады. Коньяк у нас тоже хороший и его много, — предлагаю гостеприимно.

А Меркулов уже сидит, ножом своим колбасу на куски рубит, а хлеб все и так руками ломали. Вокруг импровизированного достархана расселось человек двадцать. Наша дюжина, считая Изю, остальные гости. Подмели все начисто, мы с ними коньяком поделились почти поровну, в нашем грузовике был еще ящик припрятан, лишним не будет. Разлили янтарный напиток по железным армейским кружкам и по колпачкам от мин, выпили резко. Не стали смаковать насыщенность вкуса и букет. Волна тепла прокатилась по жилам. Хорошо пошел коньячок марочный.

— Ну, что решили, товарищ майор? — интересуюсь.

— Назад нельзя — не поймут, оставаться в чистом поле тоже глупость, пойдем на станцию Мга, оценим силы противника, — поделился планами комполка.

Пограничники за это время трофеи подсчитали — полтора десятка пулеметов, шесть исправных минометов и два грузовика мин и патронов. Уже есть чем огрызнуться в бою.

— Значит, — говорю, — нам до аэродрома по пути. Выделите, пожалуйста, нам роту поддержки. Желательно из старослужащих, имеющих боевой опыт.

— Сам хотел предложить, только не роту, а сводный отряд, все бойцы отличники боевой и политической подготовки, а командир имеет опыт рейдов по тылам противника, — соловьем заливается майор, а у меня уже зубы сводит от мерзкого предчувствия беды. — Капитан Морозов! — представляет нам комполка нашего будущего напарника по захвату аэродрома.

Это закон жизни — если все идет очень хорошо, то ты скоро вляпаешься ногами прямо в дерьмо. Однозначно. Астахов по молодости лет подставы не понял, полез со старым товарищем обниматься, ну и мы ему подыграли. Опять вместе! Но не многие знают — в каком. Но майора мы запутали, он не такой сценки ожидал. Явно.

Ладно, война во все планы поправки вносит.

Глава 3

Километра за два от аэродрома заглушили моторы. Немцы — люди работящие, наверняка, не поленились — траншею выкопали, дорогу взяли под прицел, сожгут не первым, так вторым снарядом точно. Дальше пойдем ножками, так надежнее будет.

Противник наглый, светомаскировку не соблюдает. На КПП лампы горят, двор освещен, взлетная полоса подсвечена, в гаражах ворота открыты, железо лязгает. Все как на ладони. И сигарета сбоку алеет. Часовой у зенитных полуавтоматов. Дежурная смена отдыхает, служба оповещения тревогу поднимет, они места по боевому расписанию займут. Включат прожектора и начнут стрелять по заранее определенным секторам. Ордунг, что значит — порядок. Страшная вещь, кстати.

— Меркулов, Астахов, вперед.

— Да я и один справлюсь, Князь, чего со мной пацана отправлять, — шепчет из темноты Меркулов, и я случайно узнаю, какой у меня псевдоним.

Интересно — почему? Надо будет справки навести.

— Ура! — грянуло в ночи.

Сводный отряд пошел в атаку на пост охраны у ворот. А у тех был не пулемет за мешками с песком. А «зушка» тридцати семи миллиметровая. И они шарахнули из нее прямо в толпу. Бойцы даже не успели в цепь развернуться из походной колонны. Сразу замолчали, только это уже в их судьбе ничего не меняло.

— Вы, два куска мяса, бегом резать часового! Справитесь с установкой — сразу начинайте стрелять. Казармы, самолеты, склад ГСМ. И не иначе, склад поджигать в самом конце!

Порадовался я, что Изю оставил в тылу броневик охранять. А то бы еще он здесь под ногами путался. На полосе суматоха, по дорожке бегут красавцы, на бегу шлемофоны надевают.

— А это наши цели! Огонь! — командую.

И начали мы их отстреливать, как глухарей во время токования. Там у ворот наш отряд погибает, а здесь мы цвет авиации кладем. Астахову с сектором обстрела повезло, он, как только разобрался с подающим механизмом, сразу разнес позицию у ворот. Среди пограничников трусов нет, как только по ним стрелять перестали, опять поднялись парни в атаку, только уже молча, без лихости дурацкой. Кинулись убивать. С дороги шум мотора — Изя едет на войну. Извини, опоздал. А следом за ним основные силы полка подошли. Взяли аэродром.

У меня первые потери. Сразу трое. Расчет пулемета гранатой накрыли, и одного стрелка убили пулей в голову. Немцы давно воют, стрелять научились. Хорошо, они в темноте не сразу разобрались, что нас две группы.

— Разбежались, нам патроны нужны. У офицеров, как всегда — документы, награды, личные вещи. Потом все здесь собираемся — похороним ребят.

Определил отделению разведки задачи, а сам побрел к штабному домику.

А там Морозов перед комполка ходит гоголем, картами трофейными шелестит.

— Ну, что, сука, будешь пытаться ствол достать или так умрешь? — спрашиваю.

— Я вас не понимаю… — начинает он меня забалтывать, только здесь это не проходит.

Первую пулю я ему вогнал в колено.

— Крикни: «Ура!», бодро и весело — и останешься жив. Как перед атакой кричал, так же крикни, — предлагаю.

Хрипит, слюной исходит, завывает.

— Ну, вольному — воля, а спасенному — рай.

И всаживаю ему две пули из «ТТ» прямо в живот.

— Помучайся, гнида. За всех тобой убитых напрасно бойцов. И за моих рексов. Жаль, тебя нельзя вылечить, я бы тебя снова убил бы.

Глянул вокруг, комполка взгляд отвел, он этот атакующий крик тоже слышал, и результаты видел, ему ничего объяснять не надо.

Из открытого сейфа документы на стол выгребаю, раз мы разведка — будем работать. Ковать победу.

Морозов всхлипнул жалобно, и подох, наконец-то. По делам вору и мука. Астахов пришел, руки в крови, рюкзак на стол положил. Надо его отвлечь, думаю.

— Кстати, Паша, мы с тобой ошиблись. Раньше немцы возьмутся за город. Вот заявка на горючее на пятое сентября. Шестого они собирались на массовые вылеты. Надо наших предупредить. Бери Меркулова, Изю, двух бойцов и прорывайтесь на полуторке в Ленинград. Броневик мы вам отдать не можем — эта наша последняя козырная карта, жаль, что шестерка. Документы с собой возьми, пусть аналитики их в руках покрутят.

Приободрился паренек, не зря люди погибли. Есть результат.

— А вы тут как? — уже за нас волнуется.

— Без тебя трудно будет, но мы дождемся. Постарайтесь добыть двух радистов, не обязательно военных, можно любителей. Одного нам, другого на бронепоезд. И двух опытных артиллеристов для корректировки огня. Без поддержки они нас расстреляют, как в тире, легко и непринужденно. Постарайся уж, брат-храбрец, — и хлопаю его по плечу.

Пока.

На полуторку раненых погрузили, самых тяжелых. Не успел полк занять круговую оборону, как вся дивизия подошла. Остатки моего отделения, все три бойца, при мне в штабе сидят, с умным видом в орденах и нагрудных знаках копаются. При деле и на людях, и никто в безделье не обвинит. Забились мы в самый уголок, плитку включили, чаек кипятим, трофейным паштетом ржаной хлеб мажем. Эклектичненько.

Комдиву и его штабным работничкам немецкого супа принесли, на всю дивизию не хватит, а сытое начальство добрее голодного.

— Синицын, — говорит комдив недовольно, — вы что себе позволяете?

— Извините, — отвечаю понуро, — Сергей Иванович. Виноват, смалодушничал. Надо было его еще в Карелии расстрелять, рота бойцов в живых бы осталась. Простите, пожалуйста, больше не повторится. Готов ответить перед трибуналом по всей строгости военного времени.

Назад Дальше