Но даже куда более могущественному заклятию но по силам убрать это жуткое, гадостное ощущение. Оно теперь долго будет со мной, очень долго, будет жечь сквозь кожу до самых костей. Отпечаток прикосновения к этому… оно касалось меня… Боги, почему я не змея?!
— Ух ты… так вы, мистер, колдун, да? А почему лицо грязное осталось? Вы же, — детеныш озадаченно шмыгнула носом, — не можете быть негром? Черные так не одеваются… и вообще.
— Я не черный.
Боги, что ты делаешь?! Говорить с этим?! Зачем?! Айр, молчать!
— Я — темный. Темный эльф. Драу.
— Эльф? — недоверчиво перепросила девчонка. — А разве они взаправду бывают?
Присев на корточки, я снял цилиндр и чуть накло-11 ил голову.
— Ух какие ушки…
…если она прикоснется к ним, я отрежу ей пальцы, поджарю на медленном огне и скормлю…
Она прикоснулась. Даже дернула, наверно, проверяя — а не приклеены ли?
— Наста-а-аящие…
— Эльфы бывают взаправду, — медленно произнес я. — Светлые и темные.
— В воскресной школе нам рассказывали, что эльфы — это выдумка. — Девочка вздохнула. — Богомерзкая. А если я про вас буду рассказывать, значит, про меня тоже скажут: «богомерзкая выдумщица».
— Не скажут.
Я колебался секунду, не дольше. А потом отстегнул бабочку вместе с брошью.
— Возьми. Тебе не помешает новый бант.
— Ой, какой красивый камушек…
— Красивый, — подтвердил я, — это зеленый берилл, в оправе из платины и серебра. Гномья работа, эпоха короля Фа… четырнадцатый век по вашему летосчислению.
— И лента такая чудесная… жаль только, что черная, но я все равно ее носить буду. И эту штучку.
Я улыбнулся. Она не испугалась.
— Нет. Послушай совет. Отдай сейчас эту брошь своей… маме, и пусть она спрячет ее куда-нибудь. Ты возьмешь ее, когда станешь чуть постарше. Поверь, она тебе будет нужнее тогда. А сейчас тебе хватит и банта.
— Хорошо, — серьезно кивнула детеныш. — Я так и сделаю.
— И еще, — выпрямляясь, сказал я. — Обязательно скажи своей матери… и отцу… что я проверю, как хорошо сохранят они для тебя мой подарок.
— А может, вы сами скажете? У нас ужин скоро… Робкая наглость — это очень забавное сочетание.
— Не будь такой жадной. Тебе и так есть о чем рассказать и чем похвастать. Беги… на ужин.
— Хорошо, мистер. И… спасибо вам.
Я долго глядел ей вслед — пока светлое пятно платьица не скрылось за неуклюже скособоченной коробкой сарая. Затем наклонился и поднял куклу. Несколько пучков соломы, перевязанных рваной тряпкой. Бесценное детское сокровище, брошенное и позабытое в тот же миг, когда в руках оказалась игрушка чуть новее и ярче.
Ей никто не поверит. Никогда. Подобным образом облагодетельствовать свидетеля своего падения способен человеческий маг, из белых, разумеется. Мог сделать это даже мой светлый родич… если его вдруг охватит острый приступ любви к детенышам. Но не этот безупречный драу.
ГЛАВА 4
Тимоти
— Давай, сын Валлентайна, сделай это. Ты можешь, я верю в тебя!
— Гном… отвали по-хорошему.
— ЕШЬ!
— Погибели моей хочешь? — возмущенно прочавкал я. — Лопну же. Торк, дедушкиным костылем тебе клянусь — НЕ ЛЕЗЕТ!
Скажи мне сегодня с утра, что буду нос от еды — и какой еды! — воротить, свалился б я на пол и ржал бы минут пять, не меньше. Да чтоб я, да я…
Магию в эти пирожки гномиха понапихала. Точно-точно.
— Съешь их, сын Валлентайна. — Торк икнул. — Нам нужно идти. Мы и так потеряли множество времени. Глупо сидеть и надеяться, что эти три пирога, — последнее слово гном буквально выплюнул, заодно с позастревавшими в зубах крошками, — исчезнут сами по себе. Возьми это и съешь.
— Смерти моей хочешь, — уверенно повторил я. — Лютой и страшной.
Говорить было тяжело, да и дышать тоже — переполненные кишки чувствительно потеснили легкие, так что каждый вдох приходилось осторожничать.
— Нам надо идти.
Идти мне вовсе не хотелось. А хотелось закрыть глаза и упасть пузом кверху прямо на холодный, до блеска отполированный камень скамейки. И задремать под убаюкивающее журчание фонтанчика. Здорово гномы придумали с этими отнорками для передыха, ничего не скажешь. Удобно и эта… лирично? С Молли бы сюда…
Гном, судя по его полузакрытым глазам, чувствовал примерно то же. Но именуемое чувством долга шило в заднице не позволяло ему отвалиться и захрапеть на всю округу. Пока еще не позволяло.
— Их осталось всего три.
— Торк, а может, ну их… всего три.
— Даже один, сын Валлентайна, даже один бросить нам нельзя. Смертельное оскорбление — взять еду, чтобы выбросить… кланы в таких войнах гибли.
— Тогда… делим пополам? — ох-хох-хо, челюстью и то было больно шевелить.
— Вот еще! — Торк даже слегка взбодрился, ну да коротышек хлебом не корми, только поторговаться за него дай. Ик. Ой, как же я обожрался-то!
— Два с половиной тебе, и полпирога, так уж и быть, съем я.
— Ну спасибо за великое одолжение! Благодетель!
— Я… — Торк осекся, угрюмо глядя на меня. Я ответил ему тем же, и следующие пять минут мы оба грозно хмурились, пытаясь совладать с разбегающимися в разные стороны глазами.
— Ик-к!
— Ща усну.
— Не сметь, ик-к!
— П-с-сч-с… ты сказал, коротышка?
Вода в каменной чаше была водой, точно — гномы бы скорее удавились, чем запустили бы вино в месте, где им смог бы налакаться кто-то сторонний. Но тогда какого… что она в эти пирожки намешала?
— Два мне и один тебе! — решительно произнес я. — Или я засыпаю.
— Шантаж…
— А ты как думал ?
— Ну хорошо, — мрачно процедил гном. — Боги свидетели — нет под Горой и в Верхнем мире вещей, которые могли б заставить меня, Торка, сына Болта, сына Шкоута, свернуть с пути Дела Клана. Я готов на все… и я съем этот пирог!
— Ты не клятвами клянись, ты жуй.
Пирожки были маленькие, свободно умещаясь на моей ладони. Впрочем, долго я смотреть на них не стал, поняв, что еще секунда-другая разглядывания — и я попросту блевану. Разинул пасть, забросил — и накрепко стиснул челюсти. Моя добыча. Не выпущу.
— И-идем.
— П-пошли, — согласно кивнул я. — В-веди меня, о, гнумс!
Сказать это и Торку, и мне было куда легче, чем сделать. Первые шесть-семь шагов меня здорово покачивало — пока я не приноровился к новому центру тяжести. Глаза все еще норовили закрыться, а вот дышать стало чуть легче.
— Нам еще далеко?
— Нет.
— Ик! В смысле, замечательно. Ой, хрень какая… Стены очередного коридора были облицованы плитами какого-то зеленого камня, и одного мимолетно взгляда на эти веточки-прожилочки с лихвой достало на то, чтобы содержимое пуза сделало шажок в обратном направлении.
Я посмотрел на ботинки. Гном обещал купить новые, так что это рванье не больно-то и жалко. А пол гладкий, его, если что, отмыть без труда…
Главное — смотреть только на пол. Не поднимать голову. И шагать — правой-левой, правой-левой.
Я и шагал — пока этот самый пол вдруг не взял да и не закончился.
А дальше была пропасть. Хорошая такая — дна я в ней углядеть не смог.
— Торк…
— Да перестань. — Гном явно не понимал, что стоит уже там, куда мне и смотреть-то не хотелось. — Широкий же мост, по нему кареты запросто разъедутся.
Ага. Игрушечные такие кареты, в полфута высотой и шестеркой крысюков в упряжке.
— Даже перила есть, специально для таких, как ты. — Угу, — выдохнул я. — Только перила эти мне — по колено!
— Что ж…
Торк неторопливо подошел к перильцам. Взялся за них. А дальше — дальше я не поверил собственным глазам. Он перекинул ногу через…
— Торк!
— Вообще-то я хотел всего лишь встать на ограждение, — невозмутимо произнес гном.