Вот, значит, к чему был насчет охоты разговор. Ну да, в норе с одним только выходом жить опасно… а гномы уж точно не глупей лисиц.
— Да. По крайней мере, — с куда меньшей уверенностью в голосе добавил Торк, — путеводный амулет привел меня именно к ней.
— Ах, амуле-ет, — насмешливо протянул я. — Путеводный. Случаем, не «Ариадна Инк»?
В лавке Чилийца стоит полный ящик этих деревяшек. Пять центов за штуку и три — если брать больше дюжины за раз. Дрянная резьба и еще более дрянной наговор. Берут их, как правило, шлюхи — сунуть в карман клиенту. А те, как не менее правило, избавляются от них, едва завернув за угол, потому как приволочь такой подарочек супруге им вовсе не улыбается.
— Вот, посмотри.
Я посмотрел — и уважительно присвистнул. Да, эт вам не здрасте. Шестиугольник из красной меди, одной чеканки долларов на восемь, не меньше. Ну и магии для него явно не пожалели — вон как на ладони подпрыгивает. С таким компасом при желании можно хоть плыть Северо-Западный проход открывать. Весчь!
Но если амулет привел нас к правильной двери, то какого орка… ох, ну точно!
— Думаю, — медленно произнес я, — в человеческой религии ты разбираешься так же, как и большинство твоих сородичей?
— То есть — никак! — усмехнулся гном. — Что с того? Хочешь сказать, сын Валлентайна, что ваши боги имеют нечто общее с этим проклятым замком?
— Бог у нас один, — наставительно произнес я. — Хоть он и триедин. А вот святых — уйма!
— Это даже мне ведомо. У вас что ни день, то непременно праздник в честь очередного мученика или просто сумасшедшего.
Судя по лицу гнома, секунду назад кто-то из святой шайки то ли подсунул ему чрезвычайно кислое яблоко, то ли подсадил в каждый зуб крохотного термита. Это я к тому, что последний раз видел столь же кривую рожу в прошлом декабре, когда у Джонни три зуба разом ныли.
— У нас подряд срочный, а они празднуют, орк их за… — Гном осекся и с подозрением уставился на меня. Наверное, заопасался, что я прям вот сейчас, не сходя с места, потребую надбавку за работу в праздничный день.
— Между прочим, — заметил я, — сегодняшний святой в некотором роде твой родственник.
— Это в каком таком еще роде?
— А вот! Согласно легенде, святой Родарий был гномом… — я сделал паузу и, дождавшись, пока челюсть гнома начнет возвращаться на прежнее место, закончил фразу, — полукровкой!
— А-а, вот чего, — с явным облегчением выдохнул Торк. — Я-то уж подумал…
— В точности это не известно. Зато ведомо иное — большую часть своей жизни Родарий был вором. Очень удачливым — говорят, что не было в те времена замка, который он бы не сумел открыть.
— Постой-погоди, — вскинул бороду Торк. — Кажется, мне что-то вспоминается. Не этот ли светоч вашей веры обокрал главу бирмингемской гномьей общины?
— Он самый. Так вот, в меньшей части своей жизни Родарий был монахом. Уж не знаю точно, что на него свалилось, какое знамение он увидал — может, и впрямь святой Павел заглянул «на огонек». Или это была шутка какого-нибудь темного эльфа. Но как-то раз хмурым осенним утром наш герой роздал все свое добро приятелям и нищим, а затем отправился в храм каяться в грехах. Свиток с той исповеди до сих пор паломникам показывают, шиллинг с носа за удовольствие — правда, те, кто заплатил, жалуются, что разбирать эти каракули даже с лупой-то сложно, а уж без…
— Ты хочешь попытаться убедить меня, — с нажимом произнес гном, — что я, гном, не смог открыть ключом гномьей работы сделанный моими же сородичами замок лишь потому, что сегодня день этого вашего Родария?!
— Верно. И вообще, сегодня очень неудачный день для тех, кто собрался что-нибудь открывать, нскрывать, взрывать, ну и так далее.
— Неужели?
— Да-да.
И единственный способ преодолеть эту напасть — это помолиться святому Родарию. Что я и сделал.
Глаза у Торка сейчас выглядели точь-в-точь как два новеньких пятидолларовика — круглые и блестящие. Я усмехнулся, протянул руку и легонько ткнул пальцем в злосчастную дверь. Дверь не шелохнулась.
Гарри и Салли
— Слушай, но почему бы нам…
— Заткнись!
Полчаса назад Гарри еще не был уверен, которая из двух выпавших ему кар Господних раздражает его больше: дождь или жалобы партнера. Нытье Салли было делом привычным, а вот дождь… мелкий, холодный, он словно бы и не капал из серых унылых туч, а попросту висел в воздухе, ожидая, пока очередной шальной ветер закинет его под шляпу невезучему путнику. Не ливень стеной, не гроза — так, мелочь, только вот за несколько часов этот паршивый дождик вымочил Гарри до самых костей.
Весна… чтоб ее орки без соли сварили! В прежние-то годы они с Салли сейчас бы чинно-благородно сидели в какой-нибудь гостинице в Луизиане или Алабаме. Спокойно проедали-пропивали-прокуривали зимнюю «шерсть» с доверчивых южан в ожидании, пока настенный календарь — календарь, а не термометр! — подскажет, что летнее тепло перешагнуло линию Мейсона-Диксона и пора открывать сезон охоты на кошельки северных овец и прочих баранов. А все война… загребут под ружье, и доказывай потом святому Петру, что подпадал под «закон о 20 неграх» [3] .
— Слушай, но в самом деле, почему бы…
— Заткнись, я сказал! — рявкнул шулер. — Ты, скулящий мешок дерьма… когда там, на развилке, я сказал, что пора устраиваться на ночлег, кто начал стонать: «Ах, еще ведь светло, ах, еще одна ночь под открытым небом, ох, мои нежные ручки-ножки ее не переживут!» А? Кто причитал? — Гарри попытался сымитировать плаксивый голос напарника… и не без успеха: — «Ну-у пожалуйста, Гарри, давай пройдем еще немного, я уверен, мы обязательно найдем какое-нибудь строение…»
— Гарри, прошу тебя… я устал, я падаю… и дорогу почти не видно…
— Вот как? А хворост для костра ты разглядеть сумеешь, мистер Задохлость? Или, может, у тебя в кармане затаилась ручная саламандра, да еще согласная жрать насквозь мокрые сучья? Или ты даже не соображаешь, что единственная сухая вещь на десять миль вокруг — это моя последняя нераспечатанная колода?!
— О, как ты жесток…
— Жесток, — отчего-то повторение этого слова заставило игрока скрипнуть зубами, а рот наполнился слюной. Жесток… жесток, словно подметка… или свиная грудинка. Тот самый последний кусочек, что, бережно завернутый в четыре тряпки, покоится на дне мешка. Достать, вгрызться… черт, не хотел же думать о еде! — Будь я милосерден, давно перерезал бы тебе глотку — исключительно из сострадания. Но поскольку наблюдать за твоими мучениями доставляет мне…
Гарри осекся, напряженно вглядываясь в темноту. Быть того не может, однако он готов был…
— Кто здесь?
— Ты кого-то увидел? — испуганно прошептал толстяк. — Послушай…
— Заткни. Свою. Пасть.
На прошлой неделе в Остинтауне мошенникам довелось сидеть за три ярда от помощника тамошнего шерифа — парень жаловался, что на дорогах стало неспокойно. Конечно, россказни об орках в боевой раскраске стоило числить по ведомству опустошенных бутылок, но какая-нибудь шайка дезертиров…
Глупости, оборвал Гарри сам себя, чушь и бред! Разбойники, которые устраивают засады ночью, в дождь, на полузаброшенном тракте, должны быть либо чересчур большими оптимистами, либо полными кретинами. Просто…
Теперь игрок снова увидел это — уже точно. Что-то, вернее, кто-то — неясный силуэт, мелькнувший среди деревьев справа от дороги.
Самое время тянуться за старичком «патерсо-ном»… хотя если тот, за деревом, не человек, пуля его лишь разозлит.
— Гарри…
Черный силуэт медленно отделился от ствола.
— Прощения просим, cаp.
Шулер захохотал.