— Так вот, ястребы Трегетрена… — Десятник скривил рот в презрительной гримасе, поскольку через замковые ворота, легонько рыся, въехали трое в коричневых табардах с оранжевым пламенем на груди и веревочными аксельбантами — петельщики, элитное войско короля Витгольда, гвардия и каратели одновременно. — Что я вам говорил? Тот лук, что каждый из вас сегодня получил, станет вашей невестой, мамкой и сестрой. Спать вы будете с ним и вставать с ним… И любить его, как никого на свете. А иначе я вас так полюблю — мало не покажется!
Петельщики спешились, бросили поводья на руки подбежавшим оруженосцам и не торопясь направились к стражникам, несшим охрану на входе в мрачный донжон.
— А теперь, — возвысил голос Берк. — Взяли лук в левую руку. Ровнее, засранцы! Стрелы не трожь! Правой рукой натянули тетиву… Отпустили… Плавнее, плавнее! Да не к носу тяни — к уху! Еще! Раз — два, раз — два… К уху, сказал! Не дергать левой! Мать вашу через коромысло!
Двое гвардейцев, перекинувшись парой неслышных на таком расстоянии слов с охранниками, отошли в сторонку и уселись на тюки соломы, с нескрываемым интересом наблюдая за упражнениями новобранцев. Третий, плечистый, с наголо обритым, блестящим, будто полированный шишак, черепом, вошел в башню.
Берк искоса глянул на петельщиков, смачно плюнул на кучу навоза, благоухавшую в непосредственной близости от места учебных занятий, и скомандовал:
— Так, желторотые. Стрельбу отставить. Не будет из вас добрых лучников, пока оружие держать не научитесь. Стали ровненько. Правую руку — вниз. Левую вытянули. Ровненько, ровненько, я сказал! Держим лук. Я пошел пивка попью. Рябчик старший. Если вернусь, а у кого-то лук криво торчит, зубы прорежу. А командиру плетей. Все ясно? Тогда крепитесь, лучники, в десятники выйдете.
Поднимаясь по выщербленным ступеням, Прищуренный оглянулся невзначай: «Терпят, стараются. Толк будет. Но как же болит мозоль…»
Трегетройм, королевский замок, липоцвет, день двенадцатый, немного позднее
Солнечный луч, проникший сквозь плотно задернутые шторы, позолотил пылинки, которые вели бесконечную пляску в спертом воздухе опочивальни. Без скрипа, без шороха отворились массивные, окованные бронзой двери. В дверном проеме появилась сутулая фигура человека в темной тунике до колен, с подносом в руках. В собранных хвостом на затылке волосах — серебристые нити. Густая проседь в бороде. Мягкие башмаки, утопая в длиннющей шерсти пещерного медведя, шкура которого покрывала пол от стены до стены, бесшумно донесли вошедшего наискось к колченогому столику в изголовье ложа, заваленного ворохом шкур.
Неподвижные веки старика, обложенного подушками, чуть дрогнули, тонкие ноздри затрепетали, как у почуявшего дичь гончего пса.
— Завтрак, ваше величество, — негромкий, но твердый голос нарушил замогильную тишину. — Просыпайтесь.
— Пошел вон, — не открывая глаз, монотонно отозвался Витгольд, волей Сущего король Трегетрена, сюзерен Восточной марки. — Я тебя не звал.
Его слова не произвели ни малейшего впечатления. Глухо звякнул поставленный на стол поднос.
— Просыпайтесь, ваше величество.
— Герек, если откроешь окно, клянусь Верхним и Нижним Мирами, я скормлю твою печенку воронам.
Четыре чуть слышных шага. Шорох раздвигаемых портьер.
— Я тебя предупреждал…
С неожиданной силой старческая рука, перевитая синими жгутами вен, запустила тяжелую, набитую ароматическими травами думку в голову слуги. Герек привычным движением уклонился, и подушка вылетела в настежь распахнутое окно.
— Ваше величество… — с мягким укором проговорил постельничий.
Король со стоном рухнул обратно на постель, корчась от невыносимой боли, которая наступала всегда, как расплата за излишнюю резвость движений. Дряблая желтоватая кожа лба и шеи мигом покрылась холодным потом.
— Ваше величество… Опять вы… Беда-то какая… — Слуга подбежал к одру, на ходу разворачивая льняное полотенце.
— Ваше величество… Снадобья б испили.
Правой рукой Герек промокал пот, сбегающий непрерывными струйками на редкие брови больного, а левой вытащил из тряпичной сумочки на поясе глиняную бутылочку. Зубами вытащил пробку, стараясь накапать зелье в стоящий на столе кубок. Витгольд, не глядя, выбросил вперед костлявый кулак, и бутылочка, вылетев из рук слуги, зарылась в медвежьей шерсти.
— Сгинь… — прохрипел король, с головой зарываясь в волчьи и рысьи шкуры. — Душегуб. Истязатель. Палачу отдам…
Герек, оставив промокшую ткань на краю стола, наклонился в поисках лекарства. Ослепительное сияние утреннего солнца позволило ему довольно быстро справиться с задачей. Выдернутая пробка с мелко исписанной полоской пергамента, как и опустевшая бутылочка, вернулась на место. Повернулся к затихшему королю.
— Исчезни, тварь. — Ворчание Витгольда прозвучало малость невнятно, виной тому был натянутый на голову седоватый мех матерого волчищи. — Все вы моей смерти хотите. Кто вам платит?
— Ваше величество, — тянул свое слуга. — Испили бы снадобья — душа кровью обливается.
— Еще чего, — сварливо произнес король, высовывая к ненавистному солнцу кусок седой клочковатой бороды. — Откуда мне знать, что там этот ваш шарлатан намешал?
— Ох, горе мне с вами. Не хотите — не пейте. А поесть надо. Совсем отощали. Кожа да кости. Да и прибраться надо бы. Вы б не капризничали, ваше величество. Выбирайтесь…
Приступ прошел так же внезапно, как и начался. Впрочем, так было всегда. Даже во время битвы у Кровавой лощины.
— Чем кормишь? — Уже все лицо Витгольда, исхудалое и изрезанное сетью глубоких, прихотливо извивающихся морщин, но несущее еще следы былого величия, показалось на свет.
— Перепелиные яйца.
— Опять?
— А то вы другое есть согласитесь?
— Соображаешь…
Витгольд хохотнул и, прикрывая ладонью глаза, показался уже почти до пояса. Герек, почтительно склонившись, поставил ему на колени серебряное блюдо с двумя дюжинами мелких крапчатых яиц.
— Яйца вы травить еще не научились, — придирчиво проверяя целостность скорлупы, заметил монарх. — Целое.
Удовлетворенно кивнув, он отправил яйцо в рот. Целиком.
— Кто там орал все утро?
— Где орал, ваше величество?
— Во дворе… Дураком не прикидывайся.
— А-а, во дворе… Берк Прищуренный молодежь гоняет.
— Глотка у него — будь здоров, как у бэньши!
— Прикажете, ваше величество, попозже лучников учить?
— Пусть гоняет. У Берка что ни слово — песня. Куда там бардам! Слушал бы и слушал.
— Так что сказать барону Бетрену?
— Да ничего не говори. Давай еще яиц…
— Вот, а я что толкую, ваше величество. Проголодались… Вы кушайте, кушайте, а нам прибраться бы…
С хрустом разгрызая скорлупу второго яйца, король буркнул что-то не слишком протестующим тоном. Обрадованный Герек дважды хлопнул в ладоши. В дверь протиснулся простоватого вида здоровяк с ведром и тряпкой. Под мышкой он зажимал выброшенную в окно подушку.
— Кто таков? — немедленно насторожился Витгольд. — Почему здесь?
— Ваше величество… — с легким укором произнес постельничий. — Уж вторую луну спрашиваете. Племяш мой, из слободы. Сестра просила ко двору пристроить.
— Здоровый лоб, — с набитым ртом пробурчал король. — Почему не в стражу?
— Так сказывал уже… Немой с рождения он.
— Немой? Это хорошо… Если и услышит что — не проболтается. И язык резать не надо.
Король скрипуче захохотал, продолжая цепким взглядом из-под бровей следить за слугами…
Парень двинулся через комнату, по пути протирая попадающиеся на глаза предметы. Возлежащий на ложе монарх интересовал его не более, чем голодную крысу мраморный барельеф.