— Там, откуда ты
появился, иначе называют людей, способных иметь детей?
— Эээ… Вот я, например, вполне способен иметь детей, но никто не зовет меня папой. — Артур бросил эту вполне невинную фразу, подтягивая
лямки вещмешка, и потому не сразу заметил повисшее вокруг тяжелое молчание. Он в испуге поднял глаза. Неужели всё?таки сморозил какую?то
оскорбительную глупость? Оба попутчика находились в явном замешательстве.
— Откуда ты знаешь, что можешь иметь детей? — К Даляру вернулось обычное недоверие.
— Ну, видишь ли… — Артур замялся. — Так получилось, что моя девушка дважды от меня… беременела.
Ну конечно! Как он мог забыть… Наташка. В мозгу Коваля словно что?то перевернулось, он скривился, сжав руками виски. Мгновенно всё стало на
свои места. Он жил с Натальей, на папкиной даче под Сестрорецком, а родители последние два года осваивали новую квартиру на Ржевке. Он
вспомнил мать и отца, вспомнил до мельчайших подробностей, как они с папашей закладывали фундамент и как Наталья отказалась жить вместе с
его предками… Господи, что с ними со всеми? Где сейчас Наташа?
— Это такая шутка, приятель? — Даляр положил руку на рукоятку кинжала. Артур впервые обратил внимание на холодное оружие своего визави. И
кинжал, и внушительный ятаган за спиной Даляра были настоящими произведениями искусства. Затейливая резьба покрывала сталь, на гарде
переливались грозди драгоценных камней. — Ты хочешь сказать, что дважды выигрывал маму? Или в вашем городе избыток родящих женщин?
— Это не шутка! — заторопился Артур. — Я всё объясню. Просто до того, как я уснул, мы жили вдвоем с моей девушкой…
Вечернюю тишину прорезал далекий рев. Людовик встрепенулся и не дал Артуру закончить фразу. В который раз бородатый весельчак разрядил
обстановку.
— Даля, надо спешить! Приятель помог нам, а остальное подождет!
— Ты прав! — Даляр оставался мрачен, но руку с оружия убрал. — Уходим! — Он повернулся и первым направился к пандусу.
Коваль мысленно перекрестился. Чтобы остаться в живых, ему придется теперь взвешивать каждую фразу! А еще предстояло выяснить, какой же
идет на самом деле год?
Вместо стеклянных дверей все входы и выходы из метро ощетинились грубой каменной кладкой. Только в одном из проемов вместо камня блестел
металл. Даляр первым зашел в узкую нишу, приподнялся на цыпочки, и в руке у него оказался старинный эбонитовый телефон с ручкой и
переговорным рожком. Таким аппаратом пользовался еще Ленин в фильме про революцию. Даляр осторожно размотал провод, сделал несколько
вращательных движений. Артур глядел, затаив дыхание. Человечество откатилось назад как минимум на сотню лет! Только сейчас он всерьез
поверил в происходящее. Из трубки аппарата раздался треск, затем мужской голос отчетливо произнес: «Горьковская».
— Три человека на «Адмиралтейскую», — словно речь шла о вызове такси, отозвался Даляр. — Мы из Эрмитажа.
— Пароль? — скучно спросил голос.
— Минога.
Даляр передал трубку Людовику, скинул рюкзак и на ходу вытаскивая кинжал, ринулся вниз по ступенькам. Артур напрягся, хватаясь за пистолет,
но ничего опасного не предвиделось. Один из тех псов, которых поразил Людовик из арбалета, каким?то чудом выжил и медленно отползал в
кусты. Даляр нагнулся и легким движением перерезал собаке горло. Затем не поленился проверить остальных. Коваль снова ощутил тошноту.
Затем не поленился проверить остальных. Коваль снова ощутил тошноту.
— Так обязательно поступать? — тихо спросил он у Людовика, ожидающего у трубки.
— Раненый буль не умирает! — просто ответил бородач, и тут трубка разразилась длинной тирадой. — Хорошо! — ответил кому?то Людовик и вернул
телефон в железный ящичек, крепившийся на косяке. — Ждать минут двадцать. Слышишь, Даля?
Налетевший порыв ветра принес запах большой воды. Артур вдруг заметил, что жутко натер ноги в резиновых сапогах. Он ощупал себя и убедился,
что пакет с журналом не потерян, а только соскользнул на спину. Людовик присел, вытянул забинтованную ногу и принялся чистить арбалет.
Даляр хмуро пыхтел папироской, быстро скользя глазами по окрестностям. Живых собак не было видно, на каркас лежащего автобуса с громким
хлопаньем крыльев приземлились два баклана. Где?то вдали раздавалось заунывное мяуканье, но низкий рык больше не повторялся. Артуру
показалось, что в густеющей синеве над кронами деревьев кружатся несколько хищных птиц.
— Скажите, — осмелился он, — эта надпись, она давно там висит?
— Какая надпись? — не понял Даляр.
— Вон там, возле мечети. Насчет захоронения.
В который раз он вызвал своим поведением замешательство.
— Ты владеешь письмом? — почти с уважением осведомился Людовик. — Тогда прочти нам.
— Там написано… — Артур откашлялся. Наорался он за последний час, а связки всё никак не окрепнут. — Там написано: «Зона строгой изоляции.
Захоронение номер шесть. Въезд по пропускам!»
— Это было всегда! — непонятно отозвался Даляр, катая в зубах вонючую папиросу.
— Отчего умерли эти люди? — решился Артур.
— С какого острова ты приплыл, приятель? — Даляр выплюнул окурок, подхватил с гранитных ступеней вещмешок. За нержавеющей дверью метро
кто?то гремел засовами. — Только не говори, что научился читать в лесу!
— Но я и правда не знаю! — взмолился Артур. — Мой папа об этом не рассказывал! — на ходу сочинил он.
Дверь с противным скрежетом поползла вбок. Изнутри ударил поток настоящего электрического света. И в этом волшебном сиянии, словно ангел,
преграждающий смертным доступ в рай, стоял огромный мужик с пулеметом Дегтярева наизготовку. Людовик, придерживая кровоточащий локоть,
уколол ухо Коваля усами:
— Все люди передохли от болезни СПИД, дружище! И если на твоем острове не знают, что это такое, да еще и раздают девок, клянусь мамой
Рубенс, я хоть завтра отправлюсь туда!
6. Пленник Эрмитажа
В вестибюле станции, кроме волосатого громилы с пулеметом, Коваль, впервые с момента пробуждения, встретил женщину. Оба сотрудника подземки
одевались так, словно готовился авангардный показ мод. Но если амбал просто ограничился потертым лисьим полушубком и расклешенными штанами
из портьерного бархата, то на женщине под меховой накидкой поблескивало атласное платье, а голову венчал восточный головной убор с
остатками роскошного плюмажа. Они разбирают одежду из музеев, вскользь подумал Коваль. У женщины было простое круглое лицо и почти не
портящие ее тяжелые очки с бифокальными линзами. В руках она держала внушительный гроссбух.
— Проездные предъявлять в открытом виде! — Громила добродушно ощерился, указывая на табличку со знакомым текстом, висящую над останками
турникетов.
Людовик открыл подсумок и передал женщине несколько мелких предметов; та ссыпала их в металлический ящик с петлями, затем навесила на петли
замок и сделала запись в журнале.